Мысли вслух на Исх 5:1-23

Дело Божье не всегда делается легко, просто и быстро. Если бы мир оставался Царством, каким он был сотворён, всё было бы проще: воля Божья тогда была бы единственной волей, определяющей течение всех событий. В падшем же мире всё не так, тут, помимо Божьей, действует ещё множество других воль. Само по себе это бы не было проблемой: Бог ведь и хотел, чтобы, помимо Него, в сотворённом Им мире действовали другие, Им же сотворённые, существа.

Проблема в том, что существа эти зачастую Богу противодействуют. Такое не всегда и не обязательно происходит по злому умыслу — просто всякая отделённость от Бога, всякое желание создать себе свой особенный мирок, отдельный от большого Божьего мира, объективно приводит к тому, что его обитатели противопоставляют свою волю Божьей.

Впрочем, маленьким такой мирок оказывается лишь по сравнению с Божьим миром, с сотворённой Им вселенной, а изнутри он может показаться очень даже большим. В таком отделённом от Бога мире может происходить много такого, что в Божий план не вписывается. Так было и в Египте, куда вернулся Моисей с тем, чтобы вывести оттуда свой народ. Египетские власти не горели желанием слушать неизвестно откуда взявшегося пророка какого-то неведомого им Бога, о Котором они не имели понятия. Кто такой, в самом деле, этот Яхве, чтобы Его слушать? И почему кто-то должен отпускать кого-то в пустыню по Его требованию? Вопрос с точки зрения египтян был вполне естественным.

Равно, как вполне естественной была и реакция властей: раз эти варвары вдруг вспомнили о каких-то своих богах, значит, свободного времени у них много, и даже слишком. Стало быть, надо загрузить их работой так, чтобы они и думать забыли о каких-то богах и о праздниках. Да и зачем бы, в самом деле, могли быть нужны египтянам семиты, празднующие свои праздники на египетской территории?

Ведь в те времена Палестина принадлежала Египту, и египтянам меньше всего было нужно, чтобы у семитских племён дельты пробуждалось какое-то племенное самосознание — а это раньше или позже произошло бы неизбежно, если бы они вспомнили о своих богах и стали праздновать посвящённые им праздники. Между тем, отказ властей и увеличившийся объём работ повергли народ в уныние. Они надеялись, что этот пришедший издалека чудотворец облегчит им жизнь, однако пока что она становилось только хуже. Такое начало требовало Божьего вмешательства — иначе весь проект закончился бы, не успев начаться.

В Библии много историй о том, как вера проходит через испытания. Их содержание во многом сходно: следование Божьему обещанию неожиданно приводит к совершенно противоположному результату. В этом рассказе попытки Моисея исполнить задание, данное ему Богом, задание по спасению народа из рабства, приводят лишь к ужесточению принудительных работ. Моисей и те, кто был готов ему поверить, не могут следовать дальше «на автопилоте», когда все идет как по маслу и можно только удивляться, как Бог все здорово устроил. Нет, им приходится встать перед очередным выбором: либо все это было обманом (или самообманом), либо Бог будет верен Своему обещанию и не оставит их в рабстве. Получается, что вера — это выбор в пользу Бога, а испытанная вера — это выбор в пользу Бога, вопреки всему...

Неудивительно, что первая неудача обескуражила народ, который, ожидая немедленных результатов от вмешательства Моисея, получил лишь дополнительные проблемы (Исх 5:22–23). Более странным на этом фоне кажется недоумение самого Моисея, который, казалось бы, был предупреждён Богом о том, что Исход будет делом отнюдь не простым и не быстрым (Исх 3:18–20). И тогда, в ответ на недоумение, Бог сообщает Моисею нечто очень важное о Своих отношениях со Своим народом (Исх 6:2–8). С одной стороны, Бог открывает Моисею Своё новое имя — имя Яхве (традиционно в Синодальном переводе его передают эпитетом «Господь»), подчеркнув при этом, что «отцам» Он с таким именем не открывался (Исх 6:3); с другой, Он сообщает Моисею о тех новых, особых и доверительных, отношениях, которые отныне будут связывать Его с потомками Иакова (Исх 6:6–8). Речь здесь, очевидно, идёт о завете, о союзе между Богом и народом, который предполагает новое качество отношений. Об этом же напоминает и новое имя: ведь изменение имени в древности связывалось обычно с серьёзной внутренней переменой того, чьё имя изменялось. Разумеется, Бог не меняется, подобно человеку, но отношения Его со Своим народом измениться могут. И здесь перед нами как раз такая перемена, очень важная для понимания всей последующей истории еврейского народа: отныне, после заключения завета, в жизни народа нет места случайностям и произволу, всё, происходящее с ним, будет определяться отношениями его с Богом и от этих отношений зависеть. Конечно, это не значит, что у народа Божия больше никогда не будет проблем, но той тоскливой безысходности, которой были отмечены последние десятилетия египетской жизни, больше действительно не будет никогда. А если так, то и неудачи в отношениях с фараоном быть не может. Нужно лишь время, и время совсем небольшое по сравнению с уже прожитыми тяжёлыми десятилетиями. Но понять это может лишь тот, для кого завет — безусловная реальность. Даже самому Моисею реальность эта открылась не сразу. Не удивительно, что всем остальным сложившаяся ситуация казалась безвыходной (Исх 6:9). И тогда Бог начинает действовать.