Мысли вслух на Ам 3:1-15

Амос снова напоминает нам, что Божие избрание это не только дар, не только благодать, но и ответственность за данные обещания.

«Всё, что сказал Господь, сделаем и будем послушны» — именно такие слова сказали сыны Израиля, когда заключали Завет с Богом на Синае (Исх 24:7). Это обещание данное Богу, с одной стороны, открыло перед народом Божиим необычайные возможности, но с другой — возложило на народ Израиля иго исполнения Его заповедей. Это то и должно было выделять Израиль из среды других народов. Однако именно это бремя избранный народ и хотел с себя сбросить, не отказываясь, впрочем, от Божиего покровительства.

Но Господь не может быть равнодушным к тому, как Его народ по своему неразумию готов отказаться от того, что составляет суть Завета. Поэтому для сохранения Завета Богу необходимо взыскать все то что, что Ему не было додано – исполненные заповеди. Появившиеся в Израиле пророки, призывающие к покаянию (обращению) – верный признак того, что пришло время для народа Божиего отдавать долги.

Сегодня, когда говорят о соблюдении заповедей или о духовной жизни вообще, многим кажется, что дело это сугубо личное и даже внутреннее. На первый взгляд, так оно и есть. В самом деле, ведь речь идёт об отношениях человека с Богом. Всякие близкие отношения, даже тогда, когда речь идёт об отношениях между людьми, являются делом интимным. Тем более это касается отношений между человеком и Богом. Но, с другой стороны, даже самые близкие и интимные отношения между людьми всё же предполагают некое внешнее измерение, они всегда как-то проявляются вовне. И без таких проявлений вряд ли можно было бы говорить о глубине этих отношений. Люди не ангелы, не бесплотные духи, и всякое отношение между людьми поэтому имеет и телесное измерение тоже.

Казалось бы, о Боге такого не скажешь: Он бестелесен. И всё же отношения с Ним тоже вовлекают человека целиком, со всеми его мыслями, чувствами, интуициями. Но тогда и здесь невозможно ограничиться только внутренним, отношения с Богом непременно должны получить и внешнее выражение. И дело не в одних религиозных ритуалах. Ведь Бог, давая человеку Тору (Закон), в основу её положил заповеди, которые предполагают, прежде всего, вполне определённое качество отношений человека как с Богом, так и с другими людьми. А здесь нет границы между частной жизнью и жизнью общественной, ведь и общество в конечном счёте тоже представляет собой не что иное, как систему межчеловеческих отношений. Потому-то и уделяет Амос такое внимание вопросам социальным и, в частности, вопросам социальной справедливости (ст. 9–11; Ам 2:6–8). Конечно, она важна потому, что для Бога бесконечно ценен каждый человек, а нарушение норм социальной справедливости всегда в известном смысле нивелирует ценность человеческой личности. Нарушители как бы говорят Богу: «Ты, может быть, и любишь и ценишь этого человека, а мы нет, нам он, в отличие от Тебя, безразличен».

Но не менее важна справедливость и для тех, кто нарушает её. Ведь сказать Богу то, что говорят Ему нарушители справедливости, значит фактически разорвать с Ним всякие отношения. Справедливость вообще и социальная справедливость в частности важны, как видно, не сами по себе: они оказываются той средой, внутри которой можно строить нормальные отношения и с Богом, и с ближним. Потому все пророки, включая Амоса, и оказывались фактически общественными деятелями: они не могли и не хотели жить двойной жизнью, не только потому, что это безнравственно, но и потому, что тогда они просто не были бы пророками, ведь о нормальных отношениях с Богом при такой двойной жизни пришлось бы забыть. Так оказываются связаны в жизни праведника верность Богу и социальная справедливость.

«Только вас признал Я из всех племен земли, потому и взыщу с вас за все беззакония ваши», — говорит Господь. Получается, что действительно большая благодать накладывает на нас большие обязательства. Да и, в сущности, если бы Господу было безразлично то, что мы делаем, — то это означало бы, что Ему на нас просто наплевать. Этого ли мы хотим? Действительно ли мы хотели бы, чтобы Богу было наплевать на нас? Если да — тогда Он нам не нужен. Тогда нужно быть честным и признать, что нам без Него было бы проще. А вот если мы хотим, чтобы Он нас любил, — тогда придётся смириться с тем, что Ему небезразлично наше поведение. И с тем, что Он не хочет, чтобы мы грешили. И вот тогда можно призывать Его имя честно — зная, что если Он вмешается в нашу жизнь, многое рухнет — всё то, где не было места Ему.

Призвание — это не только радость, но и ответственность. При этом Бог не оставляет людей в неведении о том, что Он считает правильным (иначе, как сказал Иисус, они «не имели бы греха» Ин. 15:22), Он дает людям заповеди, Он посылает к ним Своих пророков. Очень важны слова Ам. 3:7, в них открывается Божий замысел о «синергии» — совместном действии Бога и человека в этом мире.

О единодушии и о разногласиях между людьми было сказано и написано немало, так же, как о единомыслии и о разногласиях между Богом и человеком. И всё же проблема единомыслия или, вернее, его отсутствия в отношениях (будь то отношения межчеловеческие или отношения между человеком и Богом) остаётся актуальной. А ядро проблемы связано с тем, что отсутствие единомыслия, как правило, проявляется отнюдь не сразу (если оно проявляется сразу, то несогласные едва ли отправятся вместе в дорогу), а тогда, когда от дома оказавшиеся между собой несогласными спутники успевают отойти достаточно далеко, так, что возвратиться назад оказывается уже невозможно. Почему же так происходит? Конечно, нередко проблемы, возникшие в дороге, объясняются трудностями пути, к которым кто-то из идущих или все они вместе оказывается не готов. Но это далеко не единственная причина возможных обнаруживающихся разногласий. Чаще случается, что, задумывая некое совместное начинание, будущие сотрудники или попутчики не очень-то хорошо представляют себе мотивы и интенции каждого из участвующих. И не потому, что кто-то кого-то намеренно обманывает. Проблема в том, что мы сами нередко плохо понимаем истинные причины собственных поступков. И не только тогда, когда дело касается других людей, но и тогда, когда дело касается Бога. Конечно, если мы религиозны, у этой религиозности есть свои причины и мотивы, а религиозность наша, в свою очередь, обусловливает причины если не всех, то очень многих наших слов и поступков как в отношении к Богу, так и в отношении к ближним. Вот только религиозность сама по себе — реалия не столько духовная, сколько душевная, психическая. И религиозная мотивация сама по себе означает лишь то, что она не противоречит нашему религиозному мировоззрению. А вот насколько само это мировоззрение не противоречит воле Божией, насколько оно соответствует данной Богом Торе и Его заповедям — вопрос открытый. Так же, как открытым остаётся вопрос о том, являемся ли мы с Богом, при всей нашей религиозности, единомышленниками, или нет. Тут, наверное, только проверка наших намерений на соответствие их заповедям может дать более-менее однозначный ответ. И только в том случае, если такая проверка будет не одноразовой, а систематической.

Что означают слова Амоса о Боге, Который не делает ничего, прежде не открыв Своей тайны Своим пророкам? И что тогда можно было бы сказать, к примеру, о сотворении мира или самого человека? Как видно, пророк имеет в виду нечто, относящееся не просто к планам Божиим, а к планам, в которых участвует человек, а точнее, народ Божий.

Собственно, даже само еврейское слово, переводимое обычно на русский как «тайна», означает ещё и «тайный совет». А тогда получается, что речь идёт скорее именно о совете между Богом и Его служителями. Совете не предвечном (никакой мистики тут нет), а самом обычном, как может советоваться правитель, принимающий решение, с теми, кому он поручит его исполнять.

На первый взгляд такой совет Бога с людьми может показаться несколько странным: ведь Бог суверенен в том, что касается Его планов. Но, как видно, любовь Божия определяет меру Его власти над человеком и побуждает Бога дать человеку максимум возможной свободы. Мы, конечно, говоря о свободе, чаще всего имеем в виду неотъемлемое право падшего человека данной ему свободой злоупотребить и от Бога отвернуться.

Но это лишь аберрация нашего духовного зрения, которая вовсе не означает, что человек, сохраняющий верность Богу, оказывается Его бессловесным и бесправным рабом. Конечно, и сам Амос говорит о пророках как о рабах. Но древнему Израилю было свойственно лишь домашнее рабство, при котором рабы оказывались, по сути, на положении младших членов семьи.

Они, конечно, не обладали правом голоса на семейном совете, и в этом отношении были бесправны, но относились к ним, как к домочадцам, так же, как к собственным несовершеннолетним детям, которые тоже права голоса не имели, но в остальном были в доме вполне своими. Такая аналогия хорошо подходит для описания тех «прав», которые имеет человек на совете с Богом.

Конечно, ни о каких формальных правах в этом случае говорить не приходится, но Бог относится к Своим служителям с той же любовью, с которой относился хороший хозяин к своим домашним рабам. Могло бы, конечно, быть и иначе, и Бог мог бы относиться к ним, как к детям, как отец относится к сыновьям. Но для этого нужно было преодолеть последствия грехопадения, а до прихода в мир Христа преодолеть их было невозможно.

Однако после Его прихода и явления в мире Царства, по собственным словам Спасителя, сказанным на Тайной Вечере, рабы становятся сыновьями. Вне дома остаются лишь наёмники, наёмные работники. Но это и не удивительно: ведь они для домочадцев (как свободных, так и рабов) всегда оставались посторонними. А все, кто так или иначе был в доме своим, с приходом Христа становятся своими в полной мере, до конца.