Мысли вслух на Рим 4:13-25

Довольно часто нам хочется спокойной и тихой жизни. Чтобы все текло привычным чередом — по-заведенному. Чтобы каждый следующий ход был понятен заранее. И чтобы на ровной линии жизни встречалось поменьше ухабов и рытвин. Наверное, у Авраaма тоже были какие-то мечты о тихой и мирной старости — с положенными невзгодами и радостями. И он даже и помыслить не мог, что через некоторое время станет носить другое имя и что у них с Сарой — будущей Саррой — появится сын. Нет, в его голове таких мыслей не было. Но была в его сердце такая вера, по которой произошло то, о чем он даже не думал. Бог, Которому все возможно (см. Мк. 10:27), способен и даже «склонен» ради человека и по Своей любви к нему опровергнуть все устоявшиеся в мире представления о том, как дОлжно быть. У Бога может родить пара пожилых и бесплодных людей, что трудно себе представить, учитывая их 100-летний возраст. Сам Бог отдает Своего Сына в жертву за наши грехи, хотя нормально считать, что каждый в ответе только сам за себя. И Сын воскресает, что уже само по себе является вызовом «успокоенности» людей. Причем Христос не просто воскресает, но, как говорит Павел, «для оправдания нашего», хотя после Его смерти ради нас по человеческим меркам никаких «оправданий» уже не может быть. Бог делает вещи безумные (см. 1 Кор. 1:23). И это давно пора бы понять, но не переставать удивляться и воздавать славу Богу (см. Рим. 4:20). Ведь вера — это, в конечном итоге, и есть радостная «уверенность в невидимом» и нереальном с точки зрения мира.

Если бы обетование – быть наследником мира, было бы людям "положено по закону", в этом не было бы отношений, не было бы нашей личности, в этом не участвовал бы ни человек, ни Бог. Если бы в нашей жизни действовал не любящий Бог и сотворенный им человек, свободный, выбирающий отношения с Богом, то в ней действовал бы некий страшный всемирный кодекс. За нарушение закона – изгнание навсегда из народа Божьего, за соблюдение – автоматическое наследование, по закону, без личных отношений, без Встречи.

Но Господь дарует нам обетование – наследие мира, не за соблюдение ряда правил и послушание закону, а за веру, т.е. выбор отношений, признание того, что Он – Бог, сверх надежды, как Авраам. А Бог отвечает не выполнением договора, за подписью и печатью, а милостью и любовью.

В послании к Римлянам апостол Павел рассказывает о том, чему мы можем и чем нужно учиться у Авраама. Вера патриарха приносит ему не только долгожданного ребенка, но и делает его праведником. Опять в Ветхом Завете мы видим проблески сияния рая, казалось бы, навсегда утерянного людьми, рая, где старение и смерть не были властны над Адамом и Евой. Попирается закон материального мира, попирается Богом и человеком, верящим в Его слово и силу. Аврааму было обещано, что от него произойдет множество народов. И что же? Уже почти столетний Авраам все еще не увидел своего потомства. Но для рождения сына должно было возрасти другое дитя – дитя веры. Авраам растил его в себе долгие годы. И удивительно, что именно это дитя, если мы верим, делает нас его потомками, дает нам возможность принять участие в обетовании. Обетовании быть наследниками мира – Царствия Божия.

Читая Послание к Римлянам, для нас становится важным осознать, что, веря в Бога, мы становимся в одни ряд с великими пророками и праведниками, наследуя им не по плоти и крови, но по духу. Принять это мы можем, но тогда мы должны осознать и то, о чем напоминает нам сегодняшнее Евангелие. Если мы верим, мы не можем отречься от того, что является обязательным спутником нашей веры. Кажется, ну что такого на прямой вопрос ответить, что веришь в Иисуса. Но ведь как сложно, потому что страшно тем самым признать эту родственную связь от Авраама. Часто противно открыто признавать, что, веря в Христа, ты признаешь себя членом Церкви, мало того — на службу ходишь. Что уж может быть проявлением большей дикости, чем принимать на себя все внешние проявления верующего: вера — верой, в конце концов, все мы верим во что-то, но зачем так все утрировать? Но эта простая дикость часто и есть необходимое исповедание Христа, которое дается нам всегда очень не просто, но без нее наша вера становится чем-то умозрительным. И очень далеким от того, что Павел называет праведностью.

Благодаря вере одного человека — Авраама, целый народ Господь смог отделить для себя. Потому что вера Авраама — это обещание верности и дальше, вера направлена в будущее. Поэтому она больше дел и одновременно «без дел мертва». Больше не значит лучше. Вера больше дел потому, что она направлена в вечность. Она мертва без дел потому, что дела свидетельствуют о вере, воплощают ее. Но дела без веры невозможны: Авраам сначала поверил, а потом уже встал и пошел, и, что еще важнее, сначала Авраам поверил, а потом уже Сарра зачала сына. Без веры невозможны чудеса. Иисус не творил чудес там, где в Него не верили: «и не сотворил там никакого чуда».

Вера важна не только для нас самих, наша вера важна для наших детей, внуков и правнуков, даже для всего мира. В народе, который Бог освятил благодаря праведной вере Авраама, родился Мессия Иисус Христос.

Размышления об универсализме Торы и о едином для всех пути праведности приводят Павла и к пересмотру традиционных представлений о границах народа Божия. На этот счёт между всеми раввинистическими школами эпохи существовал консенсус: граница народа Божия проходила строго по границе, отделявшей еврейство от остального мира. Конечно, границы еврейства определялись не столько этнически, сколько религиозно, так что всякий, принимавший иудаизм, становился, независимо от своего этнического происхождения, частью еврейского народа. На всех остальных смотрели, как на чужих, которым не место среди народа Божия, даже если они верили в Бога Авраама. Таких верующих, конечно, уважали, их называли иногда «боящимися Бога», но этого было мало: чтобы войти в народ Божий, нужно было принять иудаизм во всей его полноте. А Павел смотрит на дело несколько иначе. Он исходит из того, что путь праведности уравнивает перед Богом обрезанных и необрезанных, так что и тех, и других можно в этом случае считать, в духовном смысле, детьми Авраама (ст. 16 – 17). Говоря «нам», апостол, как видно, не делает различия между христианами-евреями, к которым принадлежит сам, и обратившимися ко Христу недавними язычниками. Для него потомками Авраама оказываются все, кто доверился Иисусу и разделил с Ним Царство, которое Он принёс в мир (ст. 23 – 25).

Конечно, Павел был очень далёк от того, чтобы уравнять всех в некоем естественном, природном единстве перед Богом. Он говорит о другом. Если праведность возможна лишь как дар Божий, если она не зависит ни от каких границ, в том числе и от границ религиозных, то и границы народа Божия не могут быть чисто формальными, этническими или религиозными. В нашем, ещё не преображённом мире граница между евреями и язычниками, обрезанными и необрезанными вечна и непреодолима. Но на пути праведности, ведущем в Царство, она шаг за шагом стирается, а в Царстве исчезает вовсе. Разница между евреями и язычниками не исчезает, исчезает разделение, которое здесь теряет всякий смысл. Царство — это новый, преображённый мир в котором живёт новый, преображённый народ Божий. Народ, знающий различия, но не знающий разделений.

Вера Авраама была рискованной, ведь он, сверх надежды, поверил с надеждою тогда, когда всё вокруг говорило против надежды. Не следует смотреть на веру как на легкомысленную доверчивость, готовую пойти за любым обещанием, или же как на глупость, принимающую всё, что ей ни скажут. Нет, вера не отрицает ни трезвости, ни уроков горького опыта, и потому требует риска и мужества.

Вера Авраама — ориентир для его потомков, и не только для потомков по плоти, но она не может заменить веры следующих за ним поколений. Не стоит кивать на веру предков, сделавших когда-то выбор за нас, следом за Авраамом каждому из нас приходится самому идти на риск веры в обстоятельствах, чаще всего неблагоприятствующих стойкости в вере. Дело даже не в гонениях, прямые гонения за веру бывают не каждый день. Но постоянно существует опасность отвернуться от Бога, погрязнув в повседневной «трезвости» и «практичности» согласно нравам «века сего». Иной раз топит не море, а лужа...

Павел говорит о том, что прямо вытекает из той иерархии уровней существования, которую он описывает во всем послании к Римлянам. На первом месте для апостола оказываются те отношения, которые связывают нас с Богом и людьми, на втором — Тора как инструмент установления и осознанного выстраивания этих отношений, а на третьем — религиозность, внутренняя и внешняя, которая может быть (а может и не быть) следствием и внешним выражением таких отношений.

Причём, если первые два уровня человеку совершенно необходимы потому, что иначе нормальной духовной жизни у него не будет, то третий можно считать опциональным: без него в принципе можно и обойтись. Но если так, то в отношениях человека с Богом становится возможным невозможное. Если бы Тора была тем высшим, что ставит человеку предел его духовных возможностей, то на спасение никому бы не приходилось рассчитывать.

В самом деле: будучи однажды нарушенной, а точнее, разрушенной (ведь нарушить внутреннюю Тору и означает её разрушить, лишившись духовного стержня, на котором держатся все отношения с Богом), Тора уже не может быть восстановлена вновь никакими человеческими усилиями. Тут даже не гора, а своего рода пропасть: скатившись с горы, ещё можно надеяться вскарабкаться на неё снова, но сорвавшись в пропасть с отвесными стенами, рассчитывать подняться назад не приходится, даже если каким-то чудом остался жив.

Но живые отношения с Богом больше Торы, имея их, можно надеяться на то, что есть шанс начать сначала даже тогда, когда всё разрушено. Собственно, ведь и Авраам, по мысли Павла, начинает вот так же, сначала, не имея ничего, кроме тех отношений с Богом, из которых потом выросло всё остальное, вся история народа Божьего. Такое начало даёт надежду и нам, но в нашем случае речь идёт о начале жизни со Христом в Царстве Божьем. Масштабы событий несопоставимы, но логика та же самая: вначале отношения с Богом, со Христом как с Царём Божьего Царства, а уже потом всё остальное, все возможности, которые открываются тому, кто к этим отношениям готов.

Продолжая тему универсализма Торы, Павел обращается к образу Авраама. Он указывает на тот факт, что Авраам стал праведником не вследствие своей религиозности, а потому, что он сумел довериться Богу (ст. 1 – 3). Апостол вновь указывает на то, что доверие к Богу является основой праведности, а дела праведности — лишь следствие этого доверия (ст. 4 – 8). Даже такой важный религиозный обряд, как обрезание, оказывается для Павла лишь знаком тех отношений, которые связывают праведника с Богом, но никак не их основанием (ст. 9 – 12). Можно было бы сказать, что в этих своих рассуждениях Павел остаётся последователем Гиллеля и своего наставника Гамалиила: ведь именно Гиллель и его последователи всегда утверждали, что основой праведности и духовной жизни вообще являются отношения с Богом, а вся остальная религиозность, связанная с соблюдением Торы, — лишь их следствие, без которых она теряет всякий смысл. Но Павел снова идёт дальше и Гиллеля, и Гамалиила. Он говорит: если обрезание — лишь знак принадлежности к народу Божию, который даётся Богом Аврааму как следствие его праведности, то праведность возможна и для необрезанных, если они сумеют довериться Богу так же, как обрезанные. В этом смысле Авраам становится духовным отцом всех праведников, как обрезанных (евреев), так и необрезанных (язычников) (ст. 11 – 12).

Апостол отнюдь не считает, что между двумя этими категориями праведников нет никакой разницы, он лишь напоминает, что праведность одна, и если человек, хотя бы и необрезанный, идёт путём праведности, то раньше или позже он придёт туда же, куда приходят этим путём обрезанные. Тора не ковёр-самолёт, данный Богом Своему народу для того, чтобы перенести его в Царство как бы по мановению волшебной палочки, избавив от того пути, на котором обретается праведность, она — путеводитель, помогающий не сбиться с пути. Рассматривать Тору как некую привилегию — опасное заблуждение, ведь, если отнестись к ней всерьёз, она обнаружит не преимущества, а грехи того, кто стремится ей следовать. Праведность больше Торы, праведник получает от Бога то, что ему было обещано, отнюдь не потому, что он этого заслужил, а лишь по милости Божией; Тора сама по себе не даёт никому никаких прав (ст. 13 – 14). Если бы кто-нибудь вздумал похвалиться перед Богом тем, что он знает Тору лучше других, это вполне закономерно вызвало бы лишь гнев Божий: ведь такое знание выявило бы в первую очередь не праведность, а грехи хвалящегося (ст. 14 – 15). В этом отношении язычнику проще: он не претендует на знание Торы или на то, чтобы быть её хранителем. Знание Торы само по себе не гарантирует праведности, и потому на пути к Царству перед Богом нет разницы между евреем и язычником, но с тех, кому дана Тора, спрос выше: ведь они знают о своих грехах больше, чем те, кто о Торе не слышал.