Мысли вслух на Ис 12:1-2

Отрасль от корня Иессеева, Христос приходит для спасения всего человечества. Утешение Израилево дано для всех, говорит Господь. Пророк Исайя провозглашает сегодня, что Христос станет знаменем для народов и к Нему обратятся язычники. Пророк воспевает величественный гимн избавлению, которое дарует Господь. В этом избавлении находится место для всех: Иуды и Ефрема, и для всех язычников. Замысел Божий в том, чтобы спасти остаток Израиля и через это привлечь к спасению все народы. «...Бог — спасение мое, - говорит пророк от лица всех народов, - уповаю на Него, и не боюсь». Все, что говорится об остатке Израиля — это Его, Божий суд. Но где бы были мы все, если бы Он по милости Своей не открыл и нам этого упования? Поэтому это не только гимн древнееврейского пророка, но и наш.

Для пророка Исаии «тот день» — это день Господень, когда Бог явит Свое присутствие и Свою силу. День, в который человек оказывается лицом к лицу с Богом, если не прячется от Него. Но ведь для нас такой день уже настал! Бог совершил Свое спасение через Сына, Который с нами во все дни, Он послал Духа Утешителя, наполняющего наши сердца бесстрашием, силой и пением хвалы. Значит, для нас каждый день — день Господень, и сегодня — тоже. Не пытаемся ли мы спрятаться?

Снова пророк Исайя возвещает нам слово упования. Он провозглашает слово Господне о том, что Христос — отрасль от корня Иессеева — станет знаменем для народов, и к Нему обратятся язычники. Пророк воспевает величественный гимн избавлению, которое дарует Господь. В этом избавлении находится место для всех: Иуды и Ефрема, и для всех язычников. Замысел Божий в том, чтобы спасти остаток Израиля и через это привлечь к спасению все народы. «Бог — спасение мое, - говорит пророк от лица всех народов, - уповаю на Него и не боюсь». Все, что говорится об остатке Израиля — это Его, Божий суд. Но где бы были мы все, если бы Он по милости Своей не открыл и нам этого упования? Поэтому это не только гимн древнееврейского пророка, но и наш.

Что может праведник? И чего стоит праведность? С одной стороны, он может немного, почти ничего. Во всяком случае, остановить потоп Ной не в состоянии, события идут своим чередом. Он, конечно, оказался способен построить ковчег, но, если бы не прямое указание Бога, ему, наверное, это и в голову бы не пришло, как не приходило ничего подобного в голову его современникам. Но, с другой стороны, именно благодаря Ною и его ковчегу спасается мир. Речь не о прежнем мире, который уходит навсегда, а о мире новом, история которого начнётся после потопа. Наверное, в этом и заключается задача праведников и роль праведности. Ни один праведник не может предотвратить катастрофу, порождённую человеческой греховностью — это вообще не в человеческих силах. Но праведник может дать шанс на новую жизнь тем, кто ему доверится и пойдёт за ним, шанс, который, конечно, не гарантирует того, что новый мир станет идеальным, но, по крайней мере, гарантирует каждому, кому придётся в нём жить, возможность сделать ещё одну попытку прожить жизнь так, как велит Бог. Однако шанс этот праведник, разумеется, даёт не сам, а вместе с Богом. Собственно, это Бог даёт миру ещё один шанс через праведника, используя человеческую праведность, как орудие для достижения Своих целей. Конечно, Он мог бы сделать всё сам. Но Он сотворил человека с тем, чтобы человек стал Ему помощником. И относится Он к этому абсолютно серьёзно. Поэтому и для спасения мира Ему нужен хотя бы один праведник. Лучше, конечно, больше. Но меньше — никак.

Слова о Боге, Который не допустит праведному голодать, а накопленное нечестивцем у него отберёт, можно понять по-разному. Между прочим, именно такого рода афоризмы не раз приводили мыслящих христиан к вопросу не только о социальной справедливости, но и к предположениям о необходимости радикального перераспределения собственности, притом насильственным путём.

Читая обличения пророков, нетрудно убедиться в том, что и они тоже выступали за социальную справедливость, уповая, впрочем, не на революцию, а на возвращение общества к Торе, к её нормам и ценностям. Однако приведённый здесь афоризм не ограничивается одной социальной проблематикой, ведь проблема богатства и бедности имеет две стороны.

С одной стороны, речь действительно нужно вести о ней, как о социальной проблеме, проблеме справедливого распределения общественных доходов, и Тора предлагает вполне определённые механизмы перераспределения этих доходов в пользу малоимущих. Выражаясь современным языком, государство, основанное на Торе, было бы социальным государством.

Однако есть в этом вопросе и другая сторона, связанная с отношением к имуществу, к богатству или бедности, да и вообще к собственной жизни. Достаточно вспомнить упоминавшуюся в своё время в прессе историю самоубийства миллионера, в предсмертной записке написавшего, что на оставшиеся у него два миллиона годового дохода жить достойно он не может.

Как видно, главные проблемы начинаются тогда, когда человек сам начинает определять для себя, сколько ему хватит «для счастья». А основной проблемой оказывается обычно то, что определённой и казавшейся достаточной суммы раньше или позже (скорее, впрочем, раньше) всегда оказывается мало. Корень же всех этих проблем связан с тем, что падший человек привык сам определять для себя и смысл, и цели, и форму, и содержание собственной жизни.

Путь же праведности такое самоопределение исключает: человек в этом случае себе уже не принадлежит, как и для чего ему жить, определяет Бог, а главным смыслом жизни оказывается принятие человеком Божьего определения. Уровень годового дохода оказывается тут всего лишь одним из определений, и притом не самым важным, хотя и существенным: иначе Тора не уделяла бы столько внимания вопросам социальной справедливости и перераспределения общественного богатства в пользу неимущих.

В конце концов всё сводится к словам Спасителя «ищите прежде Царства Божия и правды его, и это всё приложится вам», причём под «этим всем», судя по контексту высказывания, относится всё то, чего ищут в земной жизни язычники. Всё решает система приоритетов: если она правильная, праведник не останется без пропитания, если, конечно, этого пропитания целенаправленно не лишат его гонители (но это уже другая история).

Нечестивец же теряет всё, и не потому, что у него всё отнимут люди (хотя и такой поворот событий исключить нельзя), а потому, что ни Царства, ни спасения ему не получить, так, что со все своим богатством он разделит, пользуясь библейским выражением, «путь всей земли». Путь, ведущий в никуда, как говорят о нём авторы библейских книг.

Порой нам кажется, что ненависть или просто враждебность возникают в результате раздоров. В сущности, думая так, мы пытаемся оправдать себя. Слово Божье утверждает обратное: источник вражды и раздоров находится в нашем сердце. Если в нем есть ненависть к собеседнику, то она обязательно прорвется в раздорах, в разрыве отношений. А если в нас живет любовь, то мы готовы прощать самые жесткие и неприятные слова и поступки, даже не замечать грехов. Любимый человек для нас дорог несмотря ни на что, а у ненавидимого нет шансов даже на диалог. И дело не в обстоятельствах взаимоотношений, а в нас самих.

Нам часто кажется, что вообще-то изначально мы ко всем в каждой ситуации доброжелательны, и то, как меняется наше отношение, определяется развивающимися событиями. Так, если наш партнер в ситуации, собеседник, начинает с нами не соглашаться, спорить, то мы начинаем к нему хуже относиться, в конце концов доходя до ненависти. А если партнер хорош по отношению к нам, то наша доброжелательность к нему растет, доходя до любви.

Прочитанный нами сегодня афоризм переворачивает все совсем наоборот. Источник того, как развиваются события, находится в нашем сердце. Если в нем «сидит» ненависть к собеседнику, то она обязательно прорвется в раздорах, в разрыве отношений. А если в нас живет любовь, то мы готовы прощать самые жесткие и неприятные слова и поступки, даже не замечать грехов. Любимый — он самый дорогой несмотря ни на что, а у ненавидимого нет шансов даже на диалог. И дело не в ситуации, а в нас самих.

Этот гимн, относящийся к предыдущему мессианскому пророчеству, может стать и нашей молитвой, ведь мы живем в эпоху, когда сбываются пророчества. Люди из всех народов призывают имя Господа, черпают из Него воду живую (сравни Ин. 7:38), Господь обитает посреди Своего народа (Откр. 21:3). Но у пророчеств есть одна характерная черта: время их осуществления зависит от состояния нашего сердца. Живя в новозаветную эру, мы можем оказаться вне спасения, предреченного за многие столетия до нас. Пусть и для нас наступит «тот день», день пения, радости и спасения.

Среди обличительных пророчеств мы вдруг обнаруживаем пророчество о грядущем Царе, исполненном Духа, в Царстве Которого не будет больше вражды ни между животными, ни между людьми. Но ведь Бог только что обличал Свой народ! Возможно, кто-то скажет, что Он непоследователен или несправедлив — раз обличал, то нужно и наказать. Но Писание говорит нам о том, что Божья любовь сильнее человеческого греха — по Своей милости Бог приходит не к праведникам, а к грешникам.

Сегодняшнее чтение представляет собой гимн, выражающий духовные переживания верных при наступлении мессианского Царства, как они были открыты Исайе. И переживания эти пронизаны двумя чувствами. Одно из них — чувство освобождения, полного избавления от греха и окончательного примирения с Богом (ст. 1). От него неотделима и радость переживания реальности присутствия Божия среди Своего народа (ст. 6). Конечно, она была знакома верным и прежде, но прежде она неизбежно омрачалась греховностью, присущей каждому падшему человеку, даже праведнику.

Теперь же, после освобождения от мешавшего прежде греха, радость становится чистой и уже ничем не омрачённой. Здесь снова проявляется особенность восприятия пророком реальности Царства как мира, совершенно свободного от зла и греха. Другое же чувство связано с осознанием масштаба происходящих перемен. Традиционно и Суд, и Царство воспринимались верующими яхвистами как реалии, касающиеся исключительно народа Божия.

О язычниках в этом случае обычно просто не думали, равно, впрочем, как и о судьбах мира и человечества: кругозор яхвистской общины на протяжении довольно долгого времени был ограничен пределами Израиля, Палестины, народа Божия, иногда включая ближайших соседей, так или иначе участвовавших в еврейской истории. Здесь же мессианское Царство, как видно, включает в себя не только евреев, но и все другие народы, всех, кто готов принять Бога Израиля как своего Бога, и потому свидетельство другим народам становится главной задачей народа Божия в мессианскую эпоху (ст. 4).

Не случайно наступлению Царства предшествует возвращение народа Божия на землю отцов (Ис 11:11–12): оно становится знаком для всех народов, что мессианское Царство близко, а свидетельство о нём язычникам, очевидно, предполагает, что оно открыто и для них тоже. Так постепенно меняются представления о Царстве, становясь всё ближе к образу того Царства, о котором будет свидетельствовать Спаситель.

Грядущий Спаситель на первый взгляд рисуется грозным судьёй, расправляющимся с грешниками, что вроде бы подтверждается словами о том, что Он убьёт нечестивого. Но далее мы читаем о том, что волк будет лежать с ягнёнком, а лев станет есть солому. Значит, жестокость и хищные нравы не будут больше царить не только в человеческом обществе, но и в природе. Но если даже для защиты ягнят не понадобится применять насилие, то зачем в таком случае убивать нечестивого человека?

Видимо, эти слова относятся всё-таки не к грешным людям, находящимся под властью зла, а к вдохновителю зла, древнему искусителю, провоцирующему людей на грех в надежде поработить их души. И тогда слова о победе над ним, совершённой духом уст Спасителя, следует понимать как пророчество об окончательной победе Господа над всяким злом, которая должна наступить в конце времён.

Может показаться, что в пророчестве соединены разные события: окончательная победа над злом и более близкое избавление народа из плена. Но, должно быть, здесь нет противоречия и радостные картины освобождения народа от иноземных притеснителей виделись Исаие прообразом грядущей победы правды и справедливости для всех народов. Ведь любое подлинное добро — это частица того исходящего от Господа великого добра, которое в конце концов должно восторжествовать.

Самой замечательной частью притчи о Ное является её заключение (Быт 8:20–22). Здесь говорится о союзе («завете»), который Бог заключает с Ноем, а в его лице — со всеми праведниками, когда-либо жившими и ныне живущими на земле. И именно в этот торжественный момент становится очевидной вся ограниченность человеческой природы и человеческих возможностей. Образ Бога здесь намеренно несколько архаизирован, Бог Библии в этом отрывке напоминает богов Гомера: как и они, Он «вдыхает», втягивает ноздрями поднимающийся к небу дым от жертвоприношения, которым, как думали древние язычники, боги питаются так же, как мы питаемся пищей. Но вот определение, которое даёт при этом Бог человеческому роду, оказывается предельно жёстким: «все намерения сердца человеческого — зло от юности его» (Быт 8:21; в еврейском тексте именно «намерения», а не «помышления», как в Синодальном переводе). Потому и уничтожать человеческий род бессмысленно: даже если на всей земле останется один праведник, как это было после потопа, зло всё равно проникнет в мир, если не через него, то через его потомков. И всё же Бог, заключая союз с Ноем, обещает ему, что катастрофа не повторится (Быт 8:22). Здесь становятся очевидными границы человеческой праведности, и здесь же заключён ответ на вопросы, который нередко задают христианам: зачем вообще так уж необходимо было приходить Спасителю? Зачем понадобился какой-то отдельный, особый народ Божий? Разве мало в мире праведников, из которых некоторые не знали и не знают о Боге, а живут, тем не менее, по Его законам, соблюдая данные Им заповеди? Сегодня, впрочем, чаще говорят не о праведниках, а о «хороших людях», но сути дела это не меняет. Ответ на эти вопросы прост и печален: всей праведности всех праведников мира, подобных Ною, всей их верности Богу хватает лишь на то, чтобы мир вновь не постигла катастрофа, чтобы он не рухнул в пропасть. Это максимум того, что они могут сделать; изменить кардинально ситуацию в мире, переломить ход событий они не в состоянии, так же, как не в состоянии они изменить собственную природу, испорченную грехопадением. Для этого нужны особые усилия, нужен особый план Божий, план спасения человека и мира, частью которого становятся и особый народ Божий, и Мессия-Христос.

Бог дает человечеству еще один шанс: Он знает, что не все люди будут такими же, как Ной, знает эту тайну человека, о которой он сам не всегда догадывается — что «все помышления сердца зло от юности его». Бог обещает, что человечество больше не погибнет в мировой катастрофе, обещает это как бы «авансом», зная о будущем отступничестве. Но для Бога это не просто снисхождение к людскому злу и греху — Он действует из милости, о чем символически говорит оливковая ветвь в клюве голубя. Его милость всегда дается вперед, никогда не бывает «наградой» за хорошее поведение. Он прощает, утешает, спасает (как еще передать Его действия на человеческом языке?), предоставляя нам возможность ответить на Его действия — своими.

Итак, Господь посмотрел на всё это безобразие и пришёл к выводу, что напрасно старался. Создавал мир, заботился о нём — а люди это приняли как должное и забыли о Творце. Что же дальше? А дальше... Всякое зло, как брошенный вверх камень, возвращается и падает на бросившего его. До какого-то момента Господь подставлял руки и защищал людей от этих камней — последствий их грехов. Но вот наступил момент, когда Он решает убрать руки. Нечестно, несправедливо? А почему, собственно? Ведь речь идёт о ситуации, когда люди всем своим поведением отвергают Бога. И Господь избирает одного человека — точнее, одну семью. Рискнём предположить, что избран не просто тот, кто был особо симпатичен Богу. Вероятнее всего, Ной просто был единственным, кто был способен услышать Его голос! Итак, Бог говорит с тем единственным, кто слышит Его. И если бы нашлось достаточно людей, готовых слушать, вероятнее всего, не было бы никакого потопа. А в той ситуации Господь сделал единственное, что было возможно — Он предупредил об опасности единственного, кто слушал, и по вере его защищал от воды хрупкое судёнышко, на котором Ной спасал свою семью и зверей. Сказка, притча, образ? А так ли важно, каковы были масштабы затопления Междуречья в неведомо давние годы до нашей эры? Важнее другое — в этой истории в очередной раз нам даётся возможность посмотреть, как действует Господь. И основной вывод, который можно сделать, прост: основа отношений с Богом — готовность слушать и доверие.

Спасение человечества от потопа показано автором притчи вполне символично: люди и животные спасаются в ковчеге — на корабле, построенном Ноем по Божьему указанию. Буквалисты и библейские критики сломали немало копий, пытаясь доказать — одни абсолютную историческую достоверность рассказа, другие столь же полную и абсолютную его недостоверность и невозможность описанных священнописателем событий.

Между тем автор вовсе не собирался описывать события буквально: ведь и сам рассказ о потопе он заимствовал из мифа, не им придуманного, как бы заранее давая понять читателю, что его рассказ носит символический характер, что воспринимать его надо как миф, а не как летопись. Однако миф для человека времён Вавилонского плена не то, что миф для нас. Для нас сегодня миф представляет собой нечто в роде сказки или легенды, а их мы воспринимаем как своеобразное литературное произведение, где вымысла может быть столько же, сколько в сказках Ш. Перро или братьев Гримм.

Для древних между тем миф был описанием реальности, но описанием символическим. Символ — не то, что аллегория или вымысел, он не произволен, символы образуют своего рода язык, элементы которого в отношении своей интерпретации допускают произвола не больше, чем слова всякого естественного языка. Потоп и корабль, в котором спасаются люди вместе с животными — мифологема, хорошо известная древним, будь то египтяне, шумеры или греки.

Рассмотренная как история, такая мифологема действительно выглядит нелепо; при прочтении же её именно как мифологемы, как фразы, написанной на символическом языке, мы получим смыслы, уже вовсе не нелепые и как раз те, которые хотел донести до нас священнописатель. Речь идёт о единстве и цельности всего человеческого рода, о Божьем замысле, где воля и попущение соседствуют друг с другом. Потоп — скорее Божье попущение, чем Божья воля.

Бог не хочет гибели людей — но человечество не может существовать дальше в том духовном состоянии, в котором оно оказалось перед потопом. Бог же сохраняет человечество — в лице праведника и того мира, который помещается с ним в его корабле, построенном по Божьему указанию. Человечество не просто спасается, оно очищается и возрождается. Или, по крайней мере, получает новый шанс начать свою историю с чистого листа — а чем этот лист станет, зависит от людей.

Союз-завет с Ноем — главное событие притчи, её смысловой центр. Тут уже не просто отношения с конкретным человеком, тут именно союз с ним самим и со всеми его потомками, а это уже серьёзно, это навсегда — Бог ведь, в отличие от человека, хранит неуклонную и безусловную верность взятым на Себя обязательством и однажды данному слову. Не потому, что Он не властен над Своим творением, а потому, что все Его обещания и союзы связаны с Его планом — а план Его не меняется лишь оттого, что кто-то из людей Ему изменяет или от Него отворачивается. Таков и завет с Ноем — а через него и со всем человечеством.

Впрочем, всё же не со всем. С одной стороны, завет с Ноем действительно касается каждого, с другой — в полноте он раскрывается лишь в праведниках, которые, подобно Ною, «ходят перед Богом», ходят так, как им открыто. В связи с этим встаёт вопрос: зачем понадобилось Богу что-то ещё? Зачем народ Божий, зачем Мессия? Почему мало одного завета с Ноем? На языке современного человека этот вопрос звучит несколько иначе, хотя смысл его оттого не меняется: почему мало быть просто «хорошим человеком»?

Под «хорошим человеком» в таком случае, конечно, каждый понимает своё, но общая идея остаётся той же: в мире много хороших людей, как бы ни понимать это выражение, они уже хороши без всяких дополнительных усилий, им не нужно быть христианами или даже просто верующими в Бога, они праведники по жизни. Так зачем им, да и миру вообще, что-то ещё? Ответ на этот вопрос дан в притче о Ное.

Да, Бог заключает с ним завет, но, заключая его, говорит: все намерения сердца человеческого — зло от юности его (в еврейском тексте притчи именно так — намерения, а не помышления). Даже праведник не может без особых, специально приложенных Богом усилий изменить себя. Он может следовать за Богом вопреки собственной испорченной грехом природе, преодолевая намерения собственного сердца, но он не может изменить своё сердце и свою природу сам — даже если приложит к тому все усилия.

Тут тупик: человек обречён после падения всё время балансировать на грани очень серьёзного духовного срыва, а с ним вместе обречён так же балансировать на грани срыва и весь мир. Вот потому-то и мало завета с Ноем, это лишь начало пути, но никоим образом не конец, не завершение, которое невозможно без Бога. Бог Сам поставит в конце концов последнюю точку на пути возвращения человека к Богу — но поставит ещё не скоро, ведь весь путь ещё впереди. Ной же делает на этом пути первый шаг — очень важный, абсолютно необходимый, но только первый.

Найдя Ноя, исполнившего повеление Божие о строительстве ковчега, Бог совершил спасение человечества от всемирного потопа. Ной с семьей высадился на сушу — спасся. Как часто мы в подобной ситуации избавления от опасности забываем о том, как совсем недавно вопили к небу, молились в полном отчаянии! Произошло облегчение — ну, и хорошо, так и надо. Ни слова благодарности, да что там — даже в голову не приходит, откуда пришло избавление.

А вот Ной поступает иначе. Он приносит жертву Богу, потому что понимает, что не сам спасся (хотя ковчег-то не Бог построил, а Ной), а Бог его спас. И именно поэтому получается, что Ной может стать родоначальником человечества после Потопа, — он услышал Бога посреди обыденной жизни, он доверял Ему в опасности, он не забыл о Нем в радости. С таким Ноем Бог может заключить свой договор-завет, и вот, Бог объявляет Свое решение, то, что Он обещает Ною и его потомкам: не будет больше истребления всего живущего, не будет больше проклята земля за человека и его грех. И если есть у нас хоть какое-то основание для уверенности в том, что жизнь не прекратится, то это именно это Божие обетование.

Бог дает человечеству еще один шанс: Он знает, что не все люди будут такими же, как Ной, знает эту тайну человека, о которой он сам не всегда догадывается — что «все помышления сердца зло от юности его». Бог обещает, что человечество больше не погибнет в мировой катастрофе, обещает это как бы «авансом», зная о будущем отступничестве. Но для Бога это не просто снисхождение к людскому злу и греху — Он действует из милости, о чем символически говорит оливковая ветвь в клюве голубя. Его милость всегда дается вперед, никогда не бывает «наградой» за хорошее поведение. Он прощает, утешает, спасает (как еще передать Его действия на человеческом языке?), предоставляя нам возможность ответить на Его действия — своими.

Самой замечательной частью притчи о Ное является её заключение (Быт 8:20–22). Здесь говорится о союзе («завете»), который Бог заключает с Ноем, а в его лице — со всеми праведниками, когда-либо жившими и ныне живущими на земле. И именно в этот торжественный момент становится очевидной вся ограниченность человеческой природы и человеческих возможностей. Образ Бога здесь намеренно несколько архаизирован, Бог Библии в этом отрывке напоминает богов Гомера: как и они, Он «вдыхает», втягивает ноздрями поднимающийся к небу дым от жертвоприношения, которым, как думали древние язычники, боги питаются так же, как мы питаемся пищей. Но вот определение, которое даёт при этом Бог человеческому роду, оказывается предельно жёстким: «все намерения сердца человеческого — зло от юности его» (Быт 8:21; в еврейском тексте именно «намерения», а не «помышления», как в Синодальном переводе). Потому и уничтожать человеческий род бессмысленно: даже если на всей земле останется один праведник, как это было после потопа, зло всё равно проникнет в мир, если не через него, то через его потомков. И всё же Бог, заключая союз с Ноем, обещает ему, что катастрофа не повторится (Быт 8:22). Здесь становятся очевидными границы человеческой праведности, и здесь же заключён ответ на вопросы, который нередко задают христианам: зачем вообще так уж необходимо было приходить Спасителю? Зачем понадобился какой-то отдельный, особый народ Божий? Разве мало в мире праведников, из которых некоторые не знали и не знают о Боге, а живут, тем не менее, по Его законам, соблюдая данные Им заповеди? Сегодня, впрочем, чаще говорят не о праведниках, а о «хороших людях», но сути дела это не меняет. Ответ на эти вопросы прост и печален: всей праведности всех праведников мира, подобных Ною, всей их верности Богу хватает лишь на то, чтобы мир вновь не постигла катастрофа, чтобы он не рухнул в пропасть. Это максимум того, что они могут сделать; изменить кардинально ситуацию в мире, переломить ход событий они не в состоянии, так же, как не в состоянии они изменить собственную природу, испорченную грехопадением. Для этого нужны особые усилия, нужен особый план Божий, план спасения человека и мира, частью которого становятся и особый народ Божий, и Мессия-Христос.

Начинаются краткие притчи. Они выглядят россыпью отдельных афоризмов и пословиц и могут показаться бессистемным и хаотичным собранием разнородных фраз. Но, всматриваясь в них, можно увидеть, как из их многообразия, как из мозаики, вырисовывается картина.

Поначалу некоторые суждения могут показаться прямолинейными, и на примеры о благе, которые получает праведник, можно привести контрпримеры, вроде бы свидетельствующие об обратном. Но, во-первых, не стоит ими увлекаться и не замечать того, что далеко не всегда нечестивые пользовались плодами своих преступлений. А потом мы замечаем, что и Писание говорит о том же, но и раскрывает смысл происходящего: «труды праведного — к жизни, успех нечестивого — ко греху», а «надежда нечестивых погибнет», хотя бы пока что их пути казались успешными. Это пройдёт, причём гораздо быстрее, чем кажется...