Мысли вслух на Ин 8:51-59

На протяжении всей восьмой главы Евангелия от Иоанна иудеи (а точнее, книжники, то есть интеллектуалы) вопрошают Иисуса о том, кто Он такой. И все же неоднократно в разных формулировках повторенный им ответ — «от начала Сущий», «Свет миру», «Я от Бога исшел и пришел» — они словно не слышат. Или не хотят слышать. И в конце концов открывающаяся им Истина оказывается для них неприемлемой, невместимой простым человеческим разумом – в конце концов, и правда невозможно постичь повседневной логикой то, что стоящий перед ними Иисус из Назарета и есть Христос, Спаситель людей, Бог, идущий на смерть из любви к своему созданию.

Между тем Иисус не только утверждает Свою Божественную природу. Он все время старается заставить своих слушателей задуматься о выборе, который Его приход на землю ставит перед ними – между светом и тьмой, между рабством греху и свободой в Боге, и в итоге между жизнью и смертью. И когда разговор доходит до этой последней черты, неспособность вместить Весть, необходимость веры (исходящей из сердца, а не из интеллекта) порождает в Его слушателях лишь агрессию, и они кидаются на Христа с камнями. Не стоит думать, что такую реакцию на Божественное откровение можно было встретить только у интеллектуалов I века нашей эры.

В конце разговора Христа с иудеями, который передает нам в 8-й главе евангелист Иоанн, до них наконец «доходит», что же говорит Господь. И смысл Его слов оказывается таким грандиозным, что реакция иудеев не заставила себя ждать. «Кем Ты Себя делаешь?», спрашивают они. И в ответ на этот вопрос Господь говорит две взаимодополняющие вещи. «Авраам,- говорит Господь,- возликовал, видя день Мой». Следовательно, смысл обетования Божия Аврааму и дар завета заключались в том, что Аврааму было дано участвовать в грядущем искуплении. Завет открыл для Авраама дверь в вечность, где Крест и Воскресение, «предстоящие» с земной точки зрения, уже совершились.

И, кроме того, следующие слова Христа «прежде, нежели был Авраам, Я есмь», содержат много более, чем откровение о предвечности Сына Божия, что само по себе тоже немало. Господь употребляет священное имя Божие, произносить которое запрещалось под страхом смерти, и прилагает его к Себе.

«Я — Сущий», говорит Он. Тот самый, Кто открылся с этим именем Моисею, а Аврааму не открыл его (как Он Сам говорит в Исх. 6:3). Тот, кто вывел избранный Им народ рукою крепкою и мышцею простертою из Египта, из дома рабства. «Это Я», говорит Иисус. Эти слова так поразительны, что иудеи не выдерживают и берутся за камни. Но если принять эти слова как истину, то все содержание Ветхого завета оживает, и он становится живой историей борьбы Бога за наше спасение.

Почему-то нам часто кажется неприличным и нетактичным свидетельствовать о своей вере. Нет, сказать, что мы верим в Бога и ходим в Церковь, ещё как-то получается. Но когда речь заходит об истинах веры, мы становимся удивительно застенчивыми. Причём, что характерно, мы можем ожесточённо спорить с братьями по вере — но в беседе с человеком неверующим так хочется обойти все подводные камни, сказать: «Ну, это сложный вопрос... Я, в общем, не знаю...» Иисус говорит жёстко: «Если Я скажу, что не знаю Его, то буду подобный вам лжец». Казалось бы, такое самоуверенное заявление — Я знаю Самого Отца! Но Иисусу совершенно чужда ложная скромность. Он говорит только правду и не ставит Себе цели «пощадить чувства» слушателей, которые могут быть «не готовы» к этой правде.

Что это значит для нас? В ситуации, когда мы твёрдо знаем учение Церкви, мы не имеем права сглаживать углы и говорить, что не знаем, не уверены и вообще мимо проходили. Отказ от свидетельства об истине — уже ложь.

Слушающие Иисуса упорно не могут Его понять. Он им говорит и притчами-образами, и напрямую. Но притчи все равно потом приходится объяснять, а истина, сказанная «в лоб», вызывает такую реакцию, что если бы не чудесное исчезновение, то Христа бы убили сильно раньше, чем настал бы Его час. Сегодня мы читаем, что абсолютная правда о том, что Иисус видел Авраама и, вообще, был прежде Авраама, неимоверно раздражает иудеев. В их голову не вмещается (см. Ин.8:37) то, что кто-то из людей может быть выше отца их Авраама. То, что Иисус может быть не просто человеком, но Богом, очень трудно понять и принять. Потому что в этом случае Иисуса надо слушать и соблюдать Его слова. Готовым сделать этот сложный шаг доверия оказывается не каждое сердце. Как скажет потом апостол Павел, «мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор. 1:23).

Обещание, которое дает Иисус, очень серьезно и для нас жизненно важно. Очень хочется, чтобы оно исполнилось. Но похоже, что нам нужно прояснить для себя пару вопросов. Во-первых, что значит — соблюсти слово Христа? Идет ли речь о выполнении заповедей, данных Им в Нагорной проповеди? Или Он имеет в виду, что нам нужно просто принять на веру все, что Он говорит здесь в этой главе Евангелия от Иоанна? Но первое невозможно человеческими силами, а второе — что ж, разве мы этому не верим? Непонятно. А во-вторых, что значит — не увидит смерти вовек? Никогда не увидит чьей-то смерти? Или своей смерти? Или не просто смерти, а «смерти вовек»? Пожалуй, разобраться с этими вопросами — это достойная задача для сегодняшнего дня.

Обычно читающие эти строки думают, будто Он сказал нечто такое, что должно было восприниматься фарисеями как несомненное богохульство: ведь Он говорит о Себе как о Боге, используя даже, как может показаться, соответствующие выражения, применяемые только к Богу. Между тем, на самом деле всё не так просто и однозначно.

Иисус в данном случае свидетельствует о Себе как о Мессии в первую очередь, если не прямо, то намёками. Это о Мессии пророки говорили как о Том, Кто существует от начала мира. В иудаизме эпохи Второго Храма общепринятым было представление о том, что Мессия был задуман Богом ещё до сотворения мира.

И в этом смысле говорилось даже о божественности Мессии, хотя, конечно, не в смысле Его богочеловечества. Но ведь и слова Спасителя можно было понять не только в этом смысле. Даже «Я есмь» (точнее, соответствующие этому «Я есмь» греческое и еврейское выражения) можно интерпретировать не только в смысле декларации божественности, но и в смысле провозглашения теофании, в частности, теофании мессианской. В словах Спасителя не было ничего такого, что, по зрелом размышлении, должно было бы требовать каменования.

Другое дело, если очень хочется найти повод для того, чтобы схватиться за камни. Тут уж, конечно, все неоднозначности интерпретируются не в пользу обвиняемого. И слушающие Иисуса фарисеи, очевидно, понимают Его слова именно так. Не потому, что в них слишком много чего-то откровенно вызывающего. Вызывающим было другое: весь смысл приведённой евангелистом речи Спасителя.

Ведь вся она свидетельствовала о том, что слушающие Иисуса фарисеи вовсе не являлись носителями подлинной Традиции и хранителями правоверия, какими они были в своих собственных глазах. Более того: оказывалось, что со всей своей религиозностью к подлинной Традиции они, в сущности, имели очень мало отношения, если вообще имели. А человеку религиозному такая позиция кажется вызовом Богу по определению.

Такой человек действительно не видит разницы между Традицией подлинной и традицией собственной религии. При желании, конечно, её увидеть можно, хотя и не всегда просто. Но у человека религиозного такое желание часто перевешивает страх за собственную религиозную идентичность, от которой ему неизбежно придётся отказаться, если он посмотрит на себя и на мир так, как призывает его посмотреть Иисус. Этот-то страх и заставляет фарисеев хвататься за камни. И прокладывает Спасителю дорогу на крест.

Противникам Христа мало Его отвергнуть, им надо ещё и оклеветать. Но, утверждая, что в Нём бес, они не только клевещут на одного из неугодных им людей, что само по себе отвратительно, но и восстают на Бога, Которого, как им кажется, чтут. Получается, что противление Богу может принимать вид служения Ему и «охоты на ведьм». Зло может не просто прикидываться добром, но и приписывать тому, кого надо оклеветать, собственные качества. Падший ангел, любящий принимать вид ангела света (2 Кор 11:14), может прикинуться даже борцом против бесов, вот только борьба его мнимая, подобная борьбе Азефа с террористами. Но задурить простодушным людям мозги и внушить им, что подлинный праведник «сомнителен», ему нередко удаётся. Впрочем, не навсегда.

Христос, говоря о радости Авраама, буквально не произнёс, что видел его, и формально ироничное замечание противников вроде бы не должно к Нему относиться. Но не таится ли в том, как выражено их недоверие, смутная догадка, что Он и в самом деле мог видеть Авраама?

Должно быть, именно поэтому следующими словами Христос прямо свидетельствует о Себе: «прежде, нежели был Авраам, Я есмь» (не просто был), то есть использует грамматическую форму, напоминающую об Имени Бога — Сущий. Похоже, что не только Христа врагам хочется побить камнями, но и собственные ощущения, что Он говорит правду.

Обращаясь к слушающим Его фарисеям, Иисус всё время старается вернуть их к самым основам того, что называется духовной жизнью. Он говорит им: вы же видите, что Я делаю, и всё же бесчестите Меня. Значит, вы не от Бога. На первый взгляд, аргумент может показаться несколько странным: ведь Иисус Сам прекрасно понимает, что Его слушатели сомневаются в Нём и не доверяют Ему. Заявлять им при таком к Себе отношении, что, мол, Я от Бога, а вы, если Меня не принимаете, то, стало быть, не от Бога, на первый взгляд, несколько наивно: делать себя критерием, когда тебе не верят, кажется наивностью. Но ведь Иисус говорит не о Себе Самом, а о Своих делах. О тех самых делах, о которых и многие фарисеи не могли сказать ничего, кроме того, что они от Бога. Простая логика должна была бы заставить их в таком случае признать и то, что Совершающий эти дела тоже от Бога. Но ничего подобного не происходит. Что же мешает слушающим Иисуса признать очевидное? И что хочет сказать Он, говоря им, что «их отец — дьявол»? Конечно, когда дело касается лжесвидетельства, т.е. прямого нарушения девятой заповеди, притом нарушения, в котором нарушители не собираются раскаиваться, можно говорить уже о прямом подчинении дьяволу, как духу лжи. Но почему так происходит? Ведь речь идёт о людях глубоко и искренне религиозных, для которых сознательное нарушение заповеди означает измену собственной религии! Так; но, как видно, всё это справедливо лишь до тех пор, пока дело не касается религии, как таковой. А если находится Кто-то, Кто посягает на религию саму по себе, Такого считают врагом по определению, и заповеди на Него уже не распространяются: ведь Он сам ставит себя вне того религиозного закона, которому следуют фарисеи. С таким нечего разговаривать, «он самарянин» (страшнее ругательства на религиозном языке фарисеев было, наверное, не придумать), «в нём бес», и неважно, что Он творит чудеса: чудеса не доказательство, если Совершающий их не соответствует религиозным нормам. А Иисус вновь и вновь пытается вернуть Своих слушателей к нормальному, не религиозному, а духовному видению ситуации: смотрите не на свою религию, говорит Он им, а на Того, Кто делает дела Божии, смотрите непредвзято, незашоренными глазами. Иначе попадётесь в сети отца лжи. И потеряете всё, несмотря на всю свою религиозность.

Разговор Христа с иудеями, который мы читаем сегодня в Евангелии от Иоанна, происходит с огромным напряжением, которое очень заметно в евангельском тексте. Господь говорит страшную правду, слышать которую для иудеев решительно невозможно, а противопоставить ей нечего. «Кто из вас обличит Меня в грехе» (в Синодальном тексте — «в неправде»), восклицает Господь. Авторы Синодального перевода даже не нашли возможным поставить такое слово применительно ко Христу, хотя в греческом оригинале стоит именно оно. Если же обличить Господа Иисуса в грехе невозможно, то из этого с очевидностью следует, что Он говорит истину, и иудеи не хотят принять ее из-за того, что сами пребывают в грехе.

Противопоставить словам Христа нечего, поэтому иудеи «переходят на личности». «Ты самарянин и бес в Тебе», говорят они. В нашей сегодняшней реальности такого рода аргумент звучал бы «Ты сумасшедший, еврей и чеченец», потому что иудеи относились к самарянам так, как мы, к стыду нашему, относимся к некоторым народам. Между прочим, иудеи здесь весьма неоригинальны: мы все, когда спорить невозможно, начинаем поносить того, с кем спорим.

Поражает при этом, насколько разнится то, что говорят спорящие стороны. Слова Христа существуют в каком-то ином измерении, Он не опускается до пикировки на человеческом уровне. И поэтому для нас важно содержание того, что Он говорит, независимо от перипетий полемики. В первую очередь, Он говорит о том, что Он чтит Отца Небесного, и речь здесь идет о том богопочитании, от которого отрекается все грешное человечество. В этих словах залог грядущего создания Церкви, которая станет Телом Христовым и участвуя в которой, мы участвуем в этом Христовом почитании Отца. И, конечно, исключительную важность имеют для нас слова о том, что соблюдающий слово Его не увидит смерти вовек. Ведь это единственная для нас надежда разделить со Христом Его победу над смертью.

Обращаясь к тем, кто Ему поверил, Иисус продолжает говорить им о Царстве, которое Он принёс в мир. Он говорит: если сохраните Моё наставление («пребудете в слове Моём»), то вы мои настоящие ученики, и тогда вы познаете истину, которая даст вам свободу (ст. 31 – 32). Его не понимают, ему говорят: мы и без того свободны, мы не рабы, мы дети Авраама (ст. 33). И тогда Иисус говорит то, что фарисеям, как людям религиозным, слышать было крайне странно и неприятно. Он говорит им: вы рабы греха, и, пока не избавитесь от него, останетесь рабами. И тогда вам не войти в Царство и не удержаться в нём, ведь навсегда в доме может остаться только сын, но никак не раб (ст. 34 – 36). Такое утверждение, как видно, настолько возмутило слушателей, что у них вновь возникло желание убить Иисуса (ст. 37). Сам Иисус объясняет это просто: они не вмещают того, что слышат от Него. В самом деле, слушавшие были все людьми глубоко религиозными, строго соблюдавшими нормы и правила ритуальной чистоты, подробно расписанные в Торе. И вдруг этот странный Человек обвиняет их в том, что они погрязли в грехе, погрязли настолько, что, если не предпринять каких-то особых, сверхъестественных усилий к очищению, то в Царство им не войти! По-видимому, даже доверившись Иисусу, они ожидали от Него всего, чего угодно, но только не этого! А Иисус просто пытался объяснить им разницу между той относительной чистотой, которая возможна в непреображённом мире, и чистотой Царства, не допускающей никакого греха. И снова слушающие Иисуса пытаются прикрыться религиозной традицией: в ответ на слова Иисуса о желании убить Его (ст. 37 – 38) они ссылаются на отцов, и прежде всего на Авраама, потомками («детьми») которого считают себя все евреи (ст. 39). Но Иисус не оставляет им этого укрытия. Он говорит им о том, что быть наследником Авраама означает не просто принадлежать к одному с ним племени, а быть одного с ним духа, «делать дела Авраамовы» (ст. 39 – 40). И тогда в ход пошёл последний аргумент: мы народ Божий, отец наш Бог (ст. 41). Но Иисус и тут не щадит собеседников, Он говорит: народ Божий — это те, кто делает дела Божии. Он говорит: вы сами видите, что Я делаю дело Божие, и Я ни в чём вас не обманывал; так почему же вы Мне не верите? Так ли поступают те, кому Бог отец (ст. 42 – 47)? И тогда люди, ещё недавно, казалось, поверившие Иисусу, прямо говорят Ему: теперь всё ясно, Ты одержим нечистым духом (ст. 48). На такое обвинение Иисус, как видно мог ответить лишь одно: Я чту Бога, а вы Меня за это поносите; но кто останется верен тому, что Я говорил («соблюдёт слово Моё»), тот приобщится к жизни Царства («получит жизнь вечную») (ст. 49 – 51). А после этого Ему пришлось, в ответ на недоумение слушавших (ст. 52 – 53), засвидетельствовать и о Своём мессианстве. Согласно традиционным иудейским представлениям, Мессия и Его приход был задуман Богом ещё до создания мира, потому-то Иисус и говорит о Себе, что Он опередил Авраама (ст. 54 – 58). И тогда в ход идёт последний аргумент: камни (ст. 59). Как видно, идти за Христом оказалось не так просто, как казалось поверившим Иисусу фарисеям. Для этого нужно было, как минимум, признать собственную несостоятельность, признать тот факт, что, несмотря на всю свою религиозность, человек не имеет никаких шансов на Царство, если не доверится Спасителю и не позволит Ему приготовить себя к этому главному шагу на своём духовном пути. Такое признание, очевидно, даётся нелегко. Но иного пути в Царство нет.

Следующие, наиболее жесткие слова Иисуса обращены к... поверившим в Него иудеям. Видимо, они уверовали как-то не так, как хотел того Господь. Стало быть, и нам необходимо задуматься: так ли мы верим или нет? Они с гордостью заявляют, что рождены свободными, будучи детьми Авраама, избранным народом. Поэтому им не нужна свобода (они не рабы), не нужна истина (они ее уже знают). Они называют своим отцом Бога, но это следует уже из их принадлежности к святому народу, от них не требуется никакой шаг для усыновления Господу. И что самое страшное, все это характерно не только для иудеев. Разве мы верим не так? Разве мы не считаем себя избранными, у которых свобода и истина лежат в кармане, а Богу мы давно уже Свои люди? Если так, то зачем нам верить в Иисуса? Задумаемся над этим...