Мысли вслух на Лк 19:12-28

Рассматривая притчу о серебре, доверенном рабам, и мы, и первоначальные слушатели могли бы задать вопрос: хорошо, одни из вложивших серебро в дело получили прибыль, тот раб, который не захотел рискнуть, ничего не добавил к стартовому капиталу, а вот почему не рассматривается такая ситуация, когда человек неудачно вложил капитал и потерпел убытки? Разве так не бывает?

Конечно же, бывает, от неудач при деловом риске никто не застрахован. Но то, что доверил нам Отец Небесный, тем и отличается от земных денег, что не может принести убытков. Наши способности и возможности различны, поэтому мы не в одинаковой степени способны позаботиться о том, какой окажется прибыль от вложения полученных от Него даров. Но успех в благословляемых Им делах будет обязательно, поэтому возможность банкротства как следствия деловой активности в притче и не рассматривается. Уклонение же от применения полученных способностей ведёт к краху, да оно уже и является крахом. До поры до времени из состояния краха можно выйти, но затягивать выход не стоит...

Опыт показывает, что эта притча весьма трудна даже для утвердившихся христиан. Образ царя, как он описан в притче, указывает явно по знакомой нам уже мессианской библейской символике на Всевышнего Судию, а сама ситуация очень похожа на Последний Суд. Но сам этот образ ничего, кроме неприятия, отторжения и животного страха вызвать не может: жестокий, нелюбимый народом, алчный... и все это он подтверждает своими собственными словами и делами. Но так ли это в действительности, что это за образ на самом деле, кто есть его истинный прообраз, и если это всего лишь образ, то на чьем сознании он отпечатан? Обратим внимание на слова: «Твоими устами буду судить тебя, лукавый раб». Мы должны надолго задержать здесь свое внимание, чтобы правильно прочесть идущие следом слова: «Ты знал, что я человек жестокий, беру, чего не клал, и жну, чего не сеял». Когда мы прочитываем эти слова в обычном темпе, мы, как правило видим в них всего лишь подтверждение тому, что мы и так видим: что царь этот алчен, что народ его не любит, что несогласных он велит казнить пред его лицом. Так вот все это вписывается в один образ и затвердевает в мозгу, а слова «твоими устами» по-настоящему оказываются незамеченными. А вот если прислушаться к ним, то картина мгновенно кардинально меняется. Это всего лишь представление одного нерадивого раба о царе, причем представление, которое ничего хорошего сделать ему не помогло. Нам скажут, а как же представление всех «граждан», посылавших посольство и не желавших иметь такого царя? Но ведь это тоже только их представление. И наконец, но он сам говорит: «избейте их пред лицом моим». Однако подумаем, может быть, это всего лишь указание на известные слова псалма: Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих (Пс 109:1) или на слова другого псалма: «Я помазал Царя Моего над Сионом, святою горою Моею; возвещу определение: Господь сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя; проси у Меня, и дам народы в наследие Тебе и пределы земли во владение Тебе; Ты поразишь их жезлом железным; сокрушишь их, как сосуд горшечника» (Пс 2:6-9)? Тогда это действительно лишь указание на Судный день. На самом деле, здесь очень важный момент. Что часто подтачивает нашу веру, что заставляет нас страдать в смущении и сомнении? Часто мы видим, как люди, которые лучше всех, казалось бы, должны знать Бога, говорят нечто, что нам кажется полной дичью. И нас это смущает. Но мы не должны забывать, что это всего лишь их о Нем представление, хотя нам порой кажется, как и при чтении этой притчи, что оно такое очевидно соответствующее действительности. Заметим, наконец, что представление некоторых людей, упомянутых в притче, о царе мы так и не узнали. Представление людей, которые просто взяли и заработали деньги. Что они думают о царе? Этого мы не знаем.

Как и все притчи Спасителя, притча о десяти минах (как её обычно называют) — о Царстве. Иногда её интерпретируют в том смысле, что рабы — это те вожди, те духовные лидеры народа Божия, которым Бог поручал Свой народ на протяжении его долгой дохристианской истории, а Царь — пришедший спросить отчёта Мессия. Но такое «историческое» толкование, даже если и можно считать его отчасти верным, никак нельзя назвать исчерпывающим.

В притче присутствует ещё один аспект, связанный именно с Царством, и его, наверное, всё же нужно считать основным. Образ Царя, временно отлучившегося с тем, чтобы вернуться коронованным, очевидно, связан эпохой наступающего Царства, в которую мы живём. Спаситель действительно как бы оставляет нас и наш мир в день Своего вознесения с тем, чтобы однажды вернуться торжествующим Царём победившего Царства. В Его отсутствие Его служители заняты тем, что умножают доходы Его Царства.

Деньги и денежный оборот в данном случае — лишь символ. Дело не в каких-то накоплениях (пускай и «духовных»), а в самой природе Царства, в том дыхании Бога, которым оно пронизано. Дыхание — это процесс, его нельзя остановить, остановившееся дыхание исчезает, так же, как незаметно исчезают деньги, если их не пустить в оборот.

Дар Царя, плоть от плоти Его Царства, тоже исчезает, теряется, если нет доверия к Дающему и нет готовности действовать с тем, чтобы дар раскрылся, умножая полноту Царства и раздвигая его границы в нашем мире. Царство динамично, жизнь в нём — духовный процесс, который нельзя остановить. Он может остановиться, но от недоверия к Дающему дары, когда получивший дар смотрит на полученное как на обузу, которую ему навязали для того, чтобы потом подловить и наказать, а не как на возможность поучаствовать в событии уникальном и неповторимом — духовном становлении и раскрытии Царства в мире, который его одновременно ждёт и боится. Но если остановка всё же происходит, остановившийся и выпавший из жизни Царства в конце не получает ничего.

Конечно, Спаситель не такой, каким представлял Его себе хитрый раб, сделавший всё возможное, чтобы к нему нельзя было придраться. Но «твоими устами буду тебя судить», говорит ему Иисус: ты считал Меня таким, каким Я тебе казался, ты никогда не знал Меня настоящего, потому, что не хотел знать Меня; что ж, для тебя Я буду таким, каким ты ожидал Меня увидеть. Я не хотел быть тебе строгим и немилосердным судьёй. Но если ты не знаешь и не принимаешь никаких других отношений, кроме формально-юридических, если в ответ на Мою любовь ты можешь ответить лишь: «Возьми Свои деньги и оставь меня в покое, я больше Тебе ничего не должен», - то и Я не должен тебе ничего. Моё Царство не для тебя. Оно для тех, кто умеет принимать, не считая полученного, и отдавать, не считая отданного.

Такое отношение Спасителя к тем, кто возвращает Ему полученное без всяких попыток сделать для Него хоть что-нибудь, неудивительно. Ведь в Царстве действительно нечего считать и не с кем сводить счёты. Здесь получают всё, в полноте, сколько могут вместить. И отдают взамен всего себя. Целиком. Без остатка.

Образ жестокого хозяина, который «берёт, чего не клал, и жнёт, чего не сеял», может показаться несколько странным. В самом деле: по общему смыслу притчи, речь идёт не о человеке, а о Боге. Но ведь и Бога каждый видит по-своему, обычно сообразно своему собственному духовному состоянию.

В самом деле: даже если ограничиться одним лишь текстом притчи и иметь в виду тот образ хозяина, который мы там видим, вряд ли можно говорить о нём как о человеке жадном и жестоком. Конечно, он, оставляя своим рабам некую сумму, надеется на соответствующий доход по возвращении, но ведь такова сущность денег: они должны быть в обороте, иначе само владение хоть сколько-нибудь крупной суммой теряет всякий смысл.

Конечно, тут риск, но хозяин ведь и не против, чтобы те, кому он доверил свои деньги, рисковали. Неизвестно, какой была бы реакция хозяина на убытки от неудачного вложения, но его реакция на отказ пускать порученные суммы в оборот в притче описана совершенно ясно. И, как во всякой притче, пущенные в оборот деньги символизируют здесь нечто, относящееся к духовной жизни. Причём речь скорее нужно вести даже не о деньгах как таковых, а именно о готовности пустить их в оборот. О той динамике, без которой деньги перестают иметь смысл.

Бог даёт человеку жизнь для того, чтобы она существовала в постоянной динамике. Жизнь — во всех её проявлениях, от самых высоких и духовных до самых обычных природных — может существовать только в динамике. И только открытость человека миру и доверие Богу могут сделать эту динамику реальной. У того раба, который предпочёл спрятать деньги, не было ни того, ни другого. Он был уверен, что хозяин даёт ему деньги с тем, чтобы потом у него была возможность потребовать у своего раба отчёта и вернуть своё. Ему и в голову не приходило, что от хозяйских денег возможна польза и ему самому, и его хозяину.

Он был уверен, что от хозяина вообще ничего хорошего ждать нельзя. И получил сообразно своим ожиданиям. Бог даёт человеку жизнь вовсе не для того, чтобы найти повод лишний раз укорить его или наказать, а для того, чтобы жизнь эта выросла в нём до той полноты, которую человек может вместить. Но если человек видит в Божьем даре ловушку, он и окажется в ловушке. И не Бог загоняет туда человека. В свою ловушку человек идёт сам. По собственному выбору.

Это заключительные слова притчи о трех рабах, получивших от господина различные суммы и по-разному использовавших их. Сама притча неотделима от того контекста, в котором Господь ее произносит. Именно восходя в Иерусалим Он предлагает ее ученикам, и это означает, что Он сравнивает Свой приход в Иерусалим на Страсти с возвращением господина к своим рабам. Именно теперь наступает день посещения Божьего, как назвал этот момент Сам Господь. Именно у Креста выясняется, что ты сделал с жизнью, которую Бог вручил тебе. Не тогда, когда хотят «нечаянно взять» Иисуса и «сделать Царем», проверяется наша верность Ему. Напротив, верность Богу требуется от нас, когда Он унижен и умален пред людьми, когда род человеческий издевается над своим Создателем и насмехается над Ним.

Основное требование, которое предъявляется в притче к рабам, — использовать данное им в управление так, как это сделал бы сам господин. Важно даже не приращение данного им в управление богатства: господин не предъявляет претензий, если рост не слишком велик. Судя по тому, что сказано последнему, нерадивому рабу, важно именно соответствие образу действий господина. И еще один существенный аспект притчи заключается в том, что никому из рабов даже в голову не приходит, что оставленное им серебро принадлежит не господину, а им самим. В самом деле, такая мысль была бы очевидно ошибочной. Поскольку серебро здесь выступает в качестве символа жизни и возможностей человека, сказанное можно распространить на них. Ни жизнь, ни способность действовать в этом мире, не принадлежат нам самим — это дар, который мы получаем от Бога для того, чтобы использовать их по Его образу и подобию. Нам дается необходимая для этого свобода, но вместе с ней возлагается на нас и ответственность за то, как мы распоряжаемся данной нам жизнью.

Господь говорит нам, что судьба полученного дара жизни зависит от того, как мы им пользуемся. Тот, кто делает это в соответствии с замыслом Господа, получает с избытком. Тот же, кто поступает иначе, лишается всего. Эти слова пугают нас и часто вызывают протест. Нас страшит судьба нерадивого раба, и потому приговор господина кажется несправедливым. Но серебро в притче и наша жизнь в реальности не принадлежат нам, поэтому есть только один способ не подвергнуться участи нерадивого раба, а именно — быть верным. Это выбор, который приходится делать и отвечать за него, но нельзя же, в самом деле, отказываться от этой ответственности.

Евангелист совмещает в одном рассказе триумфальный въезд Иисуса в святой город, когда хвалу и радость невозможно удержать никакими силами, так что даже камни готовы петь славу грядущему Царю, и — скорбный плач Иисуса об Иерусалиме. Город обетования здесь выступает собирательным образом всех, кто ждет Христа, кто не может жить без Него, но — не узнает Его, не может поверить, что его надежда исполняется в Иисусе из Назарета. У нас на глазах происходит торжество и катастрофа, потому что городу, народу, отдельным людям дается долгожданная возможность — увидеть, узнать, встретить свою мечту, но — они «не узнают времени посещения». Наверное, мне, как и многим другим, хотелось бы в глубине души, чтобы это время было явным, очевидным для всех, или, хотя бы, чтобы оно было необязательным, не для всех. Но такое время случается и, что самое страшное, — его можно пропустить, не узнать Бога, когда Он проходит рядом...

Иисуса, входящего в Иерусалим, жители Иудеи приветствуют как Царя, идущего во имя Господне. Это правда, но совершенно не в том смысле, какой приветствующие вкладывают в эти слова: Царство, которое Он идёт устанавливать, непохоже ни на одно из земных царств. Пока что Иисус имеет влияние, сравнимое с властью вождей народа, Он может навести порядок в храме, и никто не может Ему воспрепятствовать, потому что народ слушает Его неотступно. К сожалению, слушая, не все Его слышали. Потому и слёзы у Него на глазах в самый разгар торжества, что даже те, кто возлагает на Него надежду, ищут совсем не того спасения, которое хочет дать Христос, и поэтому очень скоро многие из них от Него отвернутся.

Вот и мы, сегодняшние, чего ждём и хотим от Него? Того ли, что Он хочет нам принести, или же того, что проецируем на Его образ, желая видеть в Нём выразителя собственных настроений и капризов? И хотим ли мы Его Самого?..

Входя в Иерусалим, Иисус плачет о его судьбе. Он, очевидно, предвидит печальную судьбу города: в 70 г., после поднятого зелотами антиримского восстания и последовавшей войны, Иерусалим будет до основания разрушен посланной на подавление восстания римской армией. В Средние века, а отчасти и в Новое время среди христиан было распространено и пользовалось популярностью мнение о том, что эта катастрофа стала наказанием за отвержение еврейским народом посланного ему Мессии. Между тем, Сам Иисус смотрит на ситуацию иначе. Для Него это прежде всего трагедия, национальная катастрофа.

Он вовсе не смотрит на неё как на справедливое возмездие. Для Него это скорее отвергнутая, а значит, и упущенная возможность. В жизни и отдельных людей, и целых народов бывают такие развилки, на которых определяется и задаётся вектор дальнейшего духовного движения на годы (если речь о человеке) или на столетия (если речь о народе) вперёд. Здесь нет ничего предопределённого, никакой заранее расписанной программы, никакой судьбы или рока. Наоборот, такая развилка всегда оказывается моментом высшей свободы. Моментом того выбора, когда именно сам человек или сам народ выбирает и определяет то, что впоследствии ему, может быть, покажется роком или судьбой.

Таким моментом для еврейского народа и стал день входа Спасителя в Иерусалим. Можно, конечно, сказать, что тот восторг, с которым встречала Его толпа на иерусалимских улицах, стоил недорого: восторги толпы никогда не бывают продолжительны. Но возможность выбора, выбора серьёзного, определяющего дальнейшую историю на столетия вперёд у народа была, и Иисус это прекрасно понимает.

Так же, как понимает Он и другое: как все подобные, этот выбор в сущности сводится к тому, следовать ли за Богом или за своими мнениями, традициями, привычками. И второй вариант всегда катастрофичен. Вопрос лишь в том, как скоро эта катастрофа наступит. В том же, что она наступит, сомневаться не приходится: упущенные возможности всегда за себя мстят, и чем масштабнее возможность, тем страшнее будет катастрофа, если эту возможность упустить. Поэтому Иисус плачет об Иерусалиме. Он как никто другой понимает, что дано и что упущено. И какие будут последствия, Он понимает тоже.

В сегодняшнем чтении — ликование учеников и скорбь Господа Иисуса.

Действительно, истинная, настоящая вера всегда радостна. Это не значит, что христианин всегда должен быть в приподнятом настроении, но даже посреди испытаний и греха наша тьма не должна задушить свет. Если радость кажется нам несовместимой с благоговейным страхом перед Богом, с серьезностью молитвы и покаянным плачем — то мы уподобляемся фарисеям «из среды народа», которым Господь сказал, что если мы не будем радоваться, то камням придется делать это за нас!

И второй аспект этой встречи Бога и человека — скорбь Иисуса об Иерусалиме, который так и не узнал Его пришествия. Эта скорбь — одно из выражений Его любви к грешным людям. Господь не гневается, не проклинает город, не наказывает, а только плачет. Он принес нам жизнь, а мы отвернулись от Его дара. Часто память об этих слезах удерживает от греха гораздо сильнее, чем страх наказания или гнева Божьего. Нам приходится встречаться с Богом — в молитве, в чтении Писания, в богослужении — почти каждый день. Будем же помнить об ликовании и слезах из сегодняшней главы.

Сегодняшнее чтение даёт нам возможность увидеть Царство глазами современников Иисуса, которые приветствовали Его, когда Он входил в Иерусалим (ст. 35–38). В те времена мессианские ожидания были очень напряжёнными, и неудивительно, что Иисус до времени тщательно скрывает Своё мессианство. Восторженная толпа на иерусалимских улицах объясняет всё: стоило Иисусу хотя бы намекнуть на Свою миссию, как Его немедленно сделали бы вождём народного движения, наподобие тех, какие тогда в Иудее вспыхивали во множестве.

Но рано или поздно Иисус должен был заявить о Себе публично, и Он, как видно, выбирает для этого такой момент, когда сделать Его вождём мессианского восстания уже просто не успеют. Сам Он первым делом отправляется в Храм, где и пребывает затем до самого конца Своего служения в Иерусалиме, предварительно очистив его дворы от захвативших их торговцев (ст. 45–48).

Торговля на храмовом дворе была, конечно, запрещена Торой, но освящена традицией, к тому же она приносила немалый доход не только самим торгующим, но и храмовой казне. Но Иисус, как видно, не собирался мириться с традицией, противоречащей данному Богом Закону. Для Него мессианское Царство начинается с того, что святыня становится святыней, и никаких компромиссов здесь быть не может. А для народа мессианское Царство должно было начаться с изгнания римлян и восстановления независимости, за остальным же, как думали тогда почти все, дело не станет. Именно на эту ложную систему приоритетов и обращает внимание Иисус, оплакивая Иерусалим (ст. 41–44). Говоря об «окопах» и об окружении, Иисус, несомненно, имеет в виду события 70 г., когда очередное антиримское восстание действительно переросло в религиозную войну, закончившуюся поражением и полным разгромом Иерусалима.

А восстание это стало возможным именно потому, что Царство очень многие тогда понимали чисто внешне, политически и идеологически, и меньше всего о нём думали как о реальности духовной. Такое смещение акцентов сделало катастрофу неизбежной. И катастрофа эта оказалась двойной: вначале крестная смерть Спасителя, а затем — разгром Иерусалима и Храма. Но если смерть Иисуса на кресте завершается Его воскресением, то катастрофа национальная затягивается на века. И Иисус плачет, видя века страданий Своего народа. Плачет, быть может, и оттого, что здесь даже Он бессилен что-либо изменить. Ведь каждый народ, как и каждый человек, свободен. И сам выбирает свою судьбу.

Сегодняшнее чтение вновь возвращает нас к вопросу о том, кто и как входит в Царство. А главной темой его оказывается решимость, без которой в Царство не войти. Демонстрацией такой решимости становится поступок Закхея, который, занимая немалый пост, тем не менее не постеснялся залезть на дерево с тем, чтобы иметь возможность увидеть Иисуса (ст. 1–4). А решимость Закхею требовалась немалая: ведь, по религиозным понятиям того времени, он, как и все мытари, совершил грех, очиститься от которого было невозможно.

Иисус оценил его решимость, дав ему, как и каждому, возможность начать новую жизнь, которой Закхей незамедлительно воспользовался (ст. 5–10). О решимости же говорит и рассказанная Иисусом притча (ст. 12–27). Очевидно, для того, чтобы вести коммерческие операции с деньгами, взятыми в долг, нужна смелость и решительность, ведь в случае неудачи отвечать перед кредитором придётся собственным имуществом, особенно если кредитор этот действительно «человек жестокий» (ст. 21). И тем не менее вложить взятые в долг деньги в прибыльный бизнес оказывается единственно возможным выходом, иначе получивший кредит теряет всё, подобно рабу, вернувшему хозяину взятую в долг сумму без прибыли (ст. 24–27).

Рассуждая применительно к нашему миру, можно было бы сказать, что хозяину не нужны рабы, не приносящие дохода. Но то же самое, в известном смысле, можно было бы сказать и о Том, Кто правит в Царстве: Ему тоже надо, чтобы каждый, получивший полноту от полноты Царства, затем эту полноту приумножил, иначе Царство не будет распространяться в мире, который оно должно преобразить и включить в себя. И потому Царство невозможно принять с тем, чтобы затем хранить его в укромном месте, как нерешительный раб данные в долг деньги, с тем, чтобы в день возвращения Спасителя предоставить Ему сбережённое, как доказательство верности. Ведь это не мы получаем Царство, а оно принимает нас, и мы лишь до тех пор остаёмся его частью, пока оно живёт в нас. Но в нашем, ещё не преображённом, мире жизнь Царства означает его распространение, и если мы не участвуем в этом процессе, то очень скоро выпадаем из Царства, теряя его. И неудивительно: ведь жизнь Царства предполагает, прежде всего, отношения с Богом и с людьми, а здесь не может быть остановки, любые отношения существуют только в динамике, если же динамики нет, они умирают. Но динамика и означает изменения, если отказаться от изменений в стремлении сохранить всё так, как было в самом начале, когда отношения только установились, они умрут. А вместе с ними умрём для Царства и мы, если не решимся на предложение Спасителя, зовущего нас за Собой по пути к полноте жизни.

Притча о минах большинством христиан воспринимается обычно именно как притча о минах. Может быть, конечно, и не о деньгах в собственном смысле, но уж точно как притча о данных Богом человеку дарах. О том, что данные Богом таланты нельзя не развивать: ведь в день Суда надо будет вернуть Ему всё с прибылью. Но это лишь одна, внешняя сторона той ситуации, которую описывает притча. Есть в ней и более глубокий смысловой пласт. И не случайно Спаситель в качестве центрального образа Своей притчи использует именно деньги, данные разным людям в распоряжение с тем, чтобы те пустили их в оборот. Всем известно, что деньги должны работать. Должны быть в обороте. В постоянном движении. Иначе они так или иначе обесцениваются.

Ценность денег поддерживает динамика их обращения. И именно этим они, как ни покажется парадоксальным, больше всего напоминают то дыхание Царства, которое мы называем благодатью. А общее тут именно динамика. Как деньги могут нормально функционировать лишь будучи в обороте, так и дыхание Царства, благодать может существовать лишь в постоянной динамике. Это дыхание человек получает от Бога даром, но вот дальнейшее его существование определяется столько же Богом, сколько и человеком. Оно и понятно: дыхание ведь именно процесс, одни вдохом-выдохом оно ограничиться не может. А поддерживать этот процесс без участия человека невозможно.

Между тем, от его, этого процесса, интенсивности зависит духовная жизнь человека. Или, вернее, сам он и есть духовная жизнь. А участие в нём человека постепенно превращает участвующего в носителя дыхания Царства, превращает его сердце в сосуд, это дыхание вмещающий. И определяет, с чем придёт человек к Богу в день Суда. Неудивительно, что вернувший хозяину всю сумму без прибыли потерял то, что было ему дано. Он ведь не изменился. Остался прежним. В том дыхании Царства, которое дышало в нём, никакой его заслуги не было: он ведь получил его даром. И ничего не сделал для того, чтобы оно хоть сколько-нибудь затронуло его самого. Хоть как-то изменило его собственную жизнь. К концу пути человек этот остался таким же, каким был в начале. И остался ни с чем. Печальный, но закономерный итог.

Что подразумевается под минами серебра (или талантами в другом варианте) в этой притче? Это не просто «таланты», вроде умения играть на скрипке или перемножать в уме четырехзначные числа. Очевидно, это вообще всё, что нам дано. (А что нам не было дано?) Всякое благо, которое хоть изредка встречается в нашей жизни, может послужить подходящей валютой для приобретения Царства Божьего. Не то что бы его можно было купить, но в него можно «инвестировать». Вот Закхей, например, не пожалел своих денег и репутации уважаемого, как сейчас принято говорить, «бандита». Много кто не пожалел своей жизни, или по крайней мере, комфорта, «житейского счастья». А нам часто жалко улыбнуться встречному. Жалко сил помочь своим близким, жалко времени, чтобы остановиться от суеты, подумать о вечном. А духовная скупость ведет к банкротству еще быстрее, чем материальная. Все потому, что во-первых, процент с духовных операций гораздо выше, а во-вторых, духовные ценности нельзя хранить наличными — они быстро девальвируются. Итак, евангелие зовет нас как можно быстрее пускать в оборот чужие «средства», тем более, что своего-то у нас ничего нет.

Если раньше Иисус вызывал неудовольствие благочестивых людей Своим общением с мытарями (откупщиками) и грешниками (теми, кто открыто не соблюдал закон), то теперь Он переходит все границы: Он входит в дом главного душегуба и объявляет ему прощение грехов только за то, что он пообещал исправиться. Он мотивирует это тем, что Закхей, дескать, тоже «сын Авраама». На том языке это означает, что он — тоже человек, что Бог сотворил его для Себя, для жизни и радости. Теоретически, мы тоже знаем, что «человек создан для счастья», но для нас человечество все равно делится на тех, что это счастье заслужил и кто его не заслужил, на достойных и недостойных. Мы-то сами, конечно оказываемся среди «лучшей части», вот почему фарисеи, как и все нормальные люди «начали роптать», когда Христос оказался в доме «грешного человека». Господь умеет видеть человека в каждом, и этому умению следует учиться.