Мысли вслух на Деян 28:17-31

Книга Деяний выглядит как бы незаконченной. Мы не знаем, чем закончился последний разговор Павла с иудеями, а о судьбе самого Павла мы знаем лишь из позднейшего предания (ранние христианские писатели сообщают, что он был казнен при императоре Нероне — около 64 года). Но могла ли быть закончена эта книга? В составе Библии, охватывающей всю историю мира от сотворения (в Бытии) до последних времен (в Откровении), Книга Деяний описывает события, предшествующие нашему времени, за которым должно последовать Второе пришествие Христа. Поэтому последней исторической книге Нового Завета, приходится ограничиться лишь определенным, самым начальным отрезком христианской истории. Поэтому продолжение Деяний — это вся история мира от первого века и до самого конца. Эту книгу пишем мы с вами, и в ней, как и в любой книге Библии описываются грехи и ошибки и — победы Святого Духа, ее герои — современные ироды и апостолы. Нам тоже придется занять место в этой повести — какую роль мы изберем?

Иногда нам кажется, что если мы дадим человеку Библию и при этом объясним, как ее правильно понимать, а еще добавим несколько свидетельств разных людей о своем обращении и о значении Христа в их жизни, то человек этот обязательно уверует. И если такой результат не достигается, то мы начинаем себя винить и казнить: что-то сделали плохо, не так, как надо было. Но вот перед нами пример: великий апостол, великий проповедник и учитель всей Церкви целый день говорит об Иисусе, причем не случайным людям, а тем, кто хотели его услышать и специально для этого пришли, — и вот результат: «Одни убеждались словами его, а другие не верили». Да, вера от слышания, как говорит тот же апостол Павел в другом месте, но вера — это еще и дар свыше, а еще и волевое решение самого человека. Можно подвести человека к решению, но нельзя решить за него.

Слова Павла о спасении, посланном язычникам, воспринимаются иногда, как своего рода духовная революция. Между тем, ничего совсем уж нового или необычного в них нет. О том, что с приходом Мессии Царство будет открыто не только евреям, но и язычникам, которые в это время обратятся к Богу Израиля, пророки говорили не раз. Необычным в данном случае был лишь тот факт, что недавние язычники готовы были принять Мессию, Которого отвергли евреи. С точки зрения общепринятых в те времена в Синагоге представлений, такое казалось почти невероятным: ведь именно евреи принимали Мессию, именно им предстояло решить, кто настоящий Мессия, а тем язычникам, которые интересовались иудаизмом и поклонялись Богу Израиля, оставалось по определению лишь смиренно принять выбор своих старших духовных братьев. На деле же всё получилось совсем не так: Мессию охотнее принимали недавние язычники, чем евреи. И одной из причин этого была как раз свобода язычников от тех религиозных теорий и концепций, которые порой так мешали евреям увидеть в Иисусе Мессию. И Павел не видит никакого нарушения субординации в том, чтобы свидетельствовать язычникам там, где евреи не принимают его свидетельства, или там, где они ещё не определились. И дело тут даже не в приоритетах, не в том, кто должен первым услышать (а слышали, надо заметить, всегда и те, и другие, ведь Павел всегда начинал свою проповедь с местной синагоги), а в том, что никому не дано права закрывать другим дорогу в Царство. Об этом апостол напоминает постоянно в своих посланиях, он всё время говорит о том, что обрезанные (т.е. люди религиозные, иудеи) не должны навязывать свою религиозность людям светским (необрезанным, язычникам). И если бы теперь Павел поставил возможность свидетельства язычникам в зависимость от санкции местной еврейской общины, это означало бы, что он ставит Царство в зависимость от религии. А такого апостол, разумеется, допустить не мог: ведь он прекрасно понимал, что христианство не религия и от религиозности человека оно никак не зависит. И если бы теперь некая часть синагоги, руководствуясь исключительно религиозными соображениями, закрыла бы путь в Царство тем, кто был готов идти, такое положение дел противоречило бы не только всем принципам апостола, но и воле Божией, Который хочет спасти каждого без оглядки на его религиозную принадлежность и на мнение его собратьев по вере касательно выбранного им пути. В сущности, отказаться от проповеди в такой ситуации было бы для апостола равносильно предательству своего свидетельства и тех людей, которые поверили его свидетельству. Неудивительно, что Павел продолжил свою проповедь: ведь для него на первом месте было Царство, а не народ и не религия.

После прибытия в Рим начинается новый этап миссии Павла, но начинается его пребывание в столице так же, как начиналась проповедь и в других городах. И мы видим, что, несмотря на многочисленные и острые столкновения с иудеями, Павел снова начинает своё пребывание в городе со встречи с ними. Павел не собирается обвинять перед императором свой народ и, как бы ни складывались его отношения с враждебно настроенными собратьями, отрекаться от них он не намерен/

...Повествование прерывается, книга Деяний Лукой не была закончена. Причина этого нам неизвестна. Но есть что-то символическое в такой незавершенности. Ведь книга, повествующая о пути Церкви, которую не могут одолеть врата ада, не может быть закончена до скончания века. И потому все те, кто вот уже две тысячи лет един с Церковью, могли бы присутствовать на страницах этой книги, точка в конце которой больше похожа на многоточие.

В ожидании императорского суда Павел не теряет времени зря. И прежде всего он встречается с представителями еврейской общины Рима — одной из крупнейших и влиятельнейших в западной диаспоре. И, как всегда и везде, в первую очередь он обращается к своему народу. Павел уверен: он ни в чём не виноват ни перед римской общиной, ни перед еврейским народом в целом. Снова и снова он подчёркивает это, говоря о своём обращении к суду императора лишь как к вынужденной мере.

Он не разрывает с еврейством, он лишь пытается разрешить конкретный конфликт, который в той конкретной ситуации разрешить по-другому было невозможно. А вот своё свидетельство апостол начинает, как и в Иерусалиме, с разговора о Торе и о пророческих книгах. Он, как и в Иерусалиме, апеллирует к Традиции. Именно так, к Традиции с большой буквы. Не к религиозной традиции, а к Традиции Откровения. Свой конфликт с лидерами Синагоги в Иерусалиме и с Синедрионом он рассматривает как конфликт именно религиозный, а значит, локальный и не касающийся главного.

Главное же для апостола — та история Откровения и связанная с ней история спасения, которая и есть для него духовное ядро и духовный стержень не только иудаизма, но и — шире — яхвизма. И, свидетельствуя о Христе, Павел обращается именно к Традиции с большой буквы. Он не отвергает, конечно, религию как таковую, но и не ставит её на первое место. Он знает по опыту своей собственной встречи с Воскресшим на дамасской дороге, что всё, с ним происходившее начиная с той минуты, ни в какие религиозные рамки не вмещается, а вот в те другие рамки, которые (может быть, не сразу) ему открылись — вместиться может.

Правда, рамками открывшуюся апостолу духовною картину можно назвать лишь весьма условно. Павел как бы видит своим духовным взором всю перспективу Божьего действия в мире — от его, этого мира, сотворения, через трагедию грехопадения, а затем, через дарование Торы и пророческое откровение, — ко Христу, а значит, и к Царству, входящему в мир.

Вот это и есть та Традиция, которой живёт Павел. На неё он опирается, когда свидетельствует о Христе, и особенно когда свидетельствует евреям. Он ничего не лишает других и ничего не лишается сам. И ни от чего не отказывается, кроме того, что может заслонить собой открывшуюся ему духовную полноту. Но от того, что мешает, апостол как раз отказывается — быстро и решительно. Иначе всё его свидетельство потеряет смысл. А значит, и его жизнь тоже.