Мысли вслух на Мк 6:1-6

Есть лишь одна настоящая преграда между человеком и Богом — недоверие. Вернее, преград много, но только эта оказывается действительно непреодолимой. Всё остальное преодолимо — если не для человека, то для Бога, посредством совместного усилия двух ищущих встречи воль. Недоверие же непреодолимо именно для Бога — и если человек в нём упорствует, стена между ним и Богом становится абсолютной.

Бог мог бы войти в жизнь человека и даже в его сердце, вовсе не спрашивая человеческого согласия, но такое вхождение просто уничтожило бы человека как свободную личность, как образ Божий. Не желая такого исхода, Бог, если человек Ему не доверяет, просто отходит в сторону, устраняется из жизненного пространства того, кто не хочет Его видеть. Или — как вариант — хочет видеть Его таким, каким хочет видеть. Конечно, таким, каков Он есть, Бога не может видеть ни один человек.

Есть, однако, существенная разница между естественной человеческой ограниченностью и ограничениями, которые человек избирает для себя произвольно. Одно дело Бог, каким человек Его видит, другое — Бог, каким Его человек себе рисует. Для самого человека в падшем состоянии порой не так просто отличить одно от другого. Удобная картинка удобного «бога» зачастую мешает богообщению даже больше, чем открытое нежелание или явно совершаемый грех. То же и со Христом: кто не хочет видеть во Христе Христа, видит в Нём того, кого привык видеть по жизни.

Особенно велика эта опасность как раз в родных местах: тут ведь Иисуса «знают» особенно хорошо, и пересматривать своё знание, судя по рассказу евангелиста, никто не собирается. Оно и понятно: если его пересматривать, то придётся пересмотреть и собственную жизнь, и свои отношения с этим, казалось бы, давно знакомым Человеком. Проще уж оставить всё, как есть, и не заморачиваться. Вот это желание оставить всё, как есть, и не оставляет места чуду — так же, как и места Царству.

Неудивительно, что Иисус не может совершить чуда там, где Ему не верят. Ведь всякое чудо есть не что иное, как проявление того Царства, которое Он принёс в мир. А Царство никому не навязывают силой, его можно принять и в него войти лишь добровольно, доверяя Спасителю.

Если же доверия нет, Царства можно и вовсе не заметить, даже находясь физически в одном с ним пространстве: ведь духовно тот, кто не доверяет Христу, будет находится с Ним в разных измерениях, а значит, в разных измерениях он окажется и с Царством. Но почему же Иисуса не принимают в городе Его детства, где Он вырос, где каждый знал Его ещё мальчиком?

Быть может, как ни парадоксально это прозвучит, как раз именно потому, что знали Его слишком хорошо. Конечно, когда в родной город (особенно, если город небольшой) возвращается некая всемирно или хотя бы локально, в масштабах собственной страны известная знаменитость, для города это всегда праздник и повод для законной гордости. Но в том-то и дело, что Иисус не был такого рода знаменитостью, и жители Назарета прекрасно это чувствовали.

Известность Иисуса была уже тогда несколько скандальной, хотя Он и старался всеми силами избегать совершенно Ему ненужной популярности. Такая известность не могла принести жителям Назарета никакой пользы. Но даже не это было главной причиной неприятия. Главное было в том, что признать Иисуса Тем, Кем Он является в действительности, означало также признать Его очевидное и несомненное превосходство над собой.

Для провинциальной посредственности такое признание совершенно невыносимо. И тогда включается психический механизм, меняющий точку зрения на великого человека, заставляющий не замечать главного и сосредоточиться на второстепенных и не имеющих отношения к делу деталях.

И возникает иллюзия понимания, знания «реальности», хорошо известная каждому, кто хоть раз говорил о каком-нибудь своём великом согражданине: «да ладно, мы же его с детства знаем», прибавляя затем несколько обычных в таких случаях пошлостей. Неудивительно, что такой взгляд на человека, кем бы он ни был, напрочь исключает всякую возможность настоящих, глубоких отношений. А в случае с Иисусом он напрочь исключает и всякую возможность приобщиться к жизни того Царства, которое Он принёс в мир.

Кто пойдет за исцелением к плотнику? Такой вопрос возник у жителей Назарета, когда прославившийся чудесами Иисус посетил Своe отечество.

Эти люди не воспринимали Иисуса иначе, как своего хорошо знакомого соседа, зарабатывающего на жизнь плотницким ремеслом. У них уже имелось своё мнение о Нём, а принять новое они были не готовы. Да, говорят, что Он творит чудеса, но мы-то Его знаем!

Именно таким настроением объясняется малое количество совершенных там Иисусом чудес. Он ведь никогда не делал чудо ради чуда и не привлекал к Себе внимание посредством ярких представлений. Чудеса, как правило, были откликом на нужды людей. А если никто не обращается за помощью, то как проявиться чуду? Иисус мог помочь многим, если бы они того захотели. А пока — «дивился неверию их».

Ученики Иисуса были свидетелями тому, как люди отвергали неверием Христа. На себе они еще не испытали такого отношения. И вот, Господь посылает апостолов на проповедь, снарядив их не сумой, хлебом или деньгами, но властью над нечистыми духами и важными указаниями о том, как выполнять служение. Заметьте, что Иисус готовит учеников и к принятию их проповеди людьми, и к отвержению.

Служению Господу не всегда сопутствует видимый успех — слава и признание. Выполнение заповедей Христовых может привести к тому, что люди нас отвергнут. Поэтому, следуя за Христом, всегда уместно себя спросить: готов ли я быть отвергнутым за Него?

Сегодняшний отрывок посвящён описанию проповеди Иисуса и апостолов на родине Иисуса, то есть в Галилее (ст. 1). Парадоксальным образом именно в родном городе Иисуса Его проповедь пользовалась, как видно, наименьшим успехом и доверием (ст.2–6). Но это и неудивительно: довольно часто именно внешняя (и, в частности, родственная) близость мешает увидеть подлинное величие человека и тех событий, которые совершаются с его участием. Так, очевидно, произошло и с Иисусом: для Своих домашних, как и для жителей Своего родного города, Он был всего лишь хорошо знакомым земляком и родственником, и Его, очевидно, не воспринимали на родине ни в каком ином качестве. Именно в это время Иисус посылает апостолов на проповедь, главной темой которой должен был стать призыв к обращению (ст.12). При этом, однако, самым важным был тот факт, что апостолы проповедовали не от своего собственного имени, а как ученики Иисуса, и вся их проповедь тем самым становилась свидетельством о Нём, как о Том, Кто дал им силу делать то, что они делали (ст. 7, 13). Запрет брать с собой в дорогу припасы (ст.8–9) напоминает об обычае древних пророков, которые также не брали с собой в дорогу припасов, полагаясь на гостеприимство тех, мимо кого придётся проходить. Так же Иисус велел поступать и Своим апостолам (ст.10). Но, конечно, речь ни в коем случае не могла идти о том, чтобы навязывать кому-нибудь своё свидетельство: в случае неприятия Иисус велел ученикам просто покинуть дом или город, где их не принимали, и забыть о нём (ст.11; «отрясти прах», т.е. стряхнуть пыль с ног, выйдя из дома или из города, было на Востоке символическим жестом, означавшим, что человек, так поступающий, больше не хочет иметь с этим домом или с этим городом ничего общего). Такая проповедь, несомненно, должна была сделать Иисуса известным всей Галилее.

Едва ли приходится сомневаться, что воскрешение дочери Иаира — ещё одно свидетельство близости Царства, дыхание которого может не только исцелить человека от болезни, но и вернуть его к жизни, если смерть даже по законам непреображённого мира наступила преждевременно.

Интереснее всего в рассказе об этом воскрешении то, что оно целиком зависит от веры не столько умирающей дочери, сколько самого Иаира, хотя его дочь была уже в том возрасте, когда о вере можно говорить всерьёз.

Можно, конечно, было бы сказать, что она могла и не знать (и даже скорее всего не знала), к Кому обратился за помощью её отец. И всё же тот факт, что вера в этой ситуации требовалась, прежде всего, от самого Иаира, позволяет нам увидеть Царство с несколько неожиданной стороны — со стороны тех отношений, из которых оно, собственно, и состоит.

Спаситель не случайно говорит о любви, как о новой заповеди: в самом деле, если прежде любовь (как и ненависть) была лишь характеристикой качества отношения к ближнему, то теперь, в Царстве, она становится той духовной средой, которую в известном смысле можно было бы назвать природой Царства. А структуру Царства образуют отношения, связывающие его обитателей с Богом, со Христом и друг с другом.

Качество, интенсивность этих отношений и определяет меру выявления полноты Царства в конкретном месте и в конкретное время. И, по-видимому, при условии полного доверия к Тому, Кто принёс Царство в мир, которое проявил Иаир, он не только приобщался к этому Царству сам, но вводил в него и тех, кого любил и о ком просил Иисуса.

Конечно, само по себе это ещё не гарантировало, что тот, за кого просят, обретёт спасение и полноту жизни в Царстве, куда он попал по просьбе другого человека. Но первый шаг в особой, экстремальной ситуации можно, как видно, сделать и так. Главное, чтобы он не оказался единственным и последним.

Снова, как и в других описываемых евангелистом Марком чудесах, мы видим, что Господь совершает чудо одним Своим словом. Люди, обладающие даром чудотворения или претендующие на экстраординарные способности, обращаются к иной воле: святые — к Богу, шаманы — к силе магических заклинаний. Иисус же просто изъявляет Свою волю — и она творит чудо, как сотворила и весь этот мир. В это проявляется Его божественная власть. Но не менее важно для нас знать, что воля Всемогущего в том, чтобы люди были исцелены от болезней и избавлены от смерти. Особенно подчеркивает это просьба Иисуса, чтобы никто не знал об этом: Он совершает чудо не для привлечения адептов к новой религии, а для избавления от смерти и горя конкретной семьи.

Смерть. Люди готовы поверить в чудеса, творимые Иисусом, то есть признать в Нем огромную силу. Но когда появляется слово «смерть», можно больше не беспокоить Учителя. Смерть – это конец, самая ужасная болезнь еще оставляет надежду, а смерть — это все. Но вот именно это оказывается не так. И воскрешение становится в один ряд с прочими исцелениями. Болезнь и смерть оказываются явлениями одного порядка. Смерть – это не что-то надмирное, против чего невозможно сражаться, потому что оно несоизмеримо больше нас, не что-то сакральное (в этом смысле). Нет, смерть — всего лишь завершение череды болезней, являющихся свидетельством тленности этой материальной природы. Именно поэтому два рассказа о воскрешении людей, Лазаря и дочери Иаира, не обладают какой-то особой стилистикой по сравнению с чудесами исцелений. Да, смерть – это очень важное событие. Но рождение гораздо важнее, потому что смерть — всего лишь переход. А для наших земных очей смерть и рождение – явления одного порядка по силе переживания, отличается лишь знак этих переживаний. И для наших земных чувств так и должно быть, и страшно, когда не рыдают на похоронах из какой-то ложной религиозности; но когда душа рыдает, дух должен тихо и спокойно осваивать новые пути связи с любимым человеком теперь, когда между вами нет связи материальной. Но это возможно, только если мы проникнемся духом сегодняшнего чтения. Смерть не непреодолимая стена, есть Тот, Кто всегда возвращает нам наших умерших – Господь Иисус Христос.