Мысли вслух на Иак 1:1-18

Иаков обращается к двенадцати коленам, находящимся в рассеянии. Такое определение издревле обозначало еврейский народ, но надо ли понимать, что Иаков обращается исключительно к христианам из евреев? Поскольку содержание послания касается всех христиан, под двенадцатью коленами мы вправе понимать братьев, составляющих Церковь - народ Божий Нового Завета.

Призыв радоваться искушениям поначалу производит странное впечатление. Можно, конечно, найти повод для радости в том, что если силы тьмы на тебя нападают, то это значит, что ты им не принадлежишь. Но такое сознание может привести к самодовольству, а затем к самообольщению и к горделивому самопревозношению, а оно и есть сатанинская ловушка. Значит, не искушениям надо радоваться, а тому, что Господь даёт нам силы справиться с ними, устоять перед соблазнами. Не надо их бояться и от страха терять голову, но следует вовремя их распознавать и быть готовым принять помощь свыше.

В своём послании Иаков вспоминает одно из ключевых понятий яхвистской, а затем и иудейской традиции: понятие мудрости. Его смысл и содержание менялись с течением времени, но одно оставалось неизменным: мудрость у семитов вообще и у евреев в частности никогда не ассоциировалась только с теорией, с абстрактным мышлением и с отвлечённым познанием. На мудрость всегда смотрели как на нечто практическое, скорее как на умение или навык, чем как на теоретическое знание. После Вавилонского плена, в эпоху Второго Храма в виду имелся прежде всего навык праведности, практика духовной жизни.

Казалось бы, странно: о каком навыке праведности можно говорить, если праведность — вообще дело не человеческое, а дар Божий? Между тем апостол вполне отчётливо формулирует одно из основных требований праведной жизни: требование внутренней цельности человека. Двоедушный не утверждён на пути («Человек с двоящимися мыслями не твёрд во всех путях своих») — вот главная мысль Иакова. В самом деле: душа ведь, с точки зрения авторов библейских книг, представляет собой тот поток жизни, который дан нам Богом и которым мы распоряжаемся и управляем, как считаем нужным. Мы пребываем в нём, а он — в нас.

Но жить полной жизнью можно лишь тогда, когда поток этот течёт в одном русле, не разделяясь на ручейки, то и дело грозящие иссякнуть. А какой будет наша жизнь, зависит от нашего духовного состояния, от того, насколько цельной является наша воля. Именно в этом контексте Иаков говорит о постоянстве («терпении»), которое приобретается во время испытаний («искушений»). Вера — прежде всего доверие к Богу, она предполагает, что центром нашей жизни является то Божье присутствие, без которого невозможно никакое богообщение.

Но чтобы богообщение было действительно непрерывным, нужно, чтобы наша воля была укоренена в нём, не «болтаясь» от каждого постороннего воздействия. Вот эта фокусировка воли на Присутствии и вырабатывается, как практический навык, благодаря тем испытаниям, через которые проходит человек и которые отвлекают его от главного. Если же человек использует испытания, чтобы закрепить навык фокусировки внимания на Боге, то испытания делают его мудрым — в смысле той самой практической мудрости, которая и представляет собой навык богообщения, открывающий человеку путь праведности.

Сегодняшнее чтение из послания Апостола Иакова почти полностью посвящено тому, каково должно быть правильное отношение к искушению. Конечно, ничего хорошего в подобных переживаниях нет, более того, человек часто выходит из искусительных ситуаций опустошенным, побитым и израненным, даже если и не побежденным. Между тем, для апостола важно обратить внимание на необходимость переживать искушения с терпением. Необходимость терпеть сильные атаки зла с разных сторон и закамуфлированные под благо, стойкость и твердость позволяют обрести ясность взгляда и ума. И, следовательно, ясность веры. Именно она позволяет преодолеть сомнения, когда очень хочется уступить злу, но ясно, что ничего хорошего из этого не будет. Мы оправдываемся обычно тем, что искушение слишком сильно и мы не можем ему противостоять. Забывая при этом, что познать всю силу атаки зла может только тот, кто сопротивлялся до последнего. Не тот, кто упал на землю при первом порыве ветра, а тот, кто устоял в бурю. Мы обязаны стоять до конца, потому что первый, Кто выстоял, умер ради нашей жизни на Кресте.

Упоминание Иаковом мудрости в связи с терпением на первый взгляд может показаться несколько странным. Но так может показаться нам сегодняшним: ведь мудрость для нас сегодня нередко связывается с чем-то книжным, философским, абстрактным. Мудрость же, как понимает её Библия, всегда была чем-то скорее практическим, чем абстрактно-умозрительным. Соответствующее еврейское слово, как и его греческий эквивалент, обозначает прежде всего искусство, навык, в первую очередь навык практический. Мудрым человеком могли назвать, например, искусного мастера, умеющего изготовить красивую вещь из камня, дерева или металла: тут нужен был и практический навык мастерового, и то чувство красоты, которое присуще художнику. Мудрым называли также и того, кто умеет управлять — неважно, собственным ли домом или целой страной.

Тут навык был связан уже не с мастерством ремесленника, а с той опытностью, которая позволяет выстраивать отношения с людьми, учесть интересы каждого и сделать так, чтобы поставленная задача была решена — не за счёт ущемления чьих-то интересов, а ко всеобщей пользе. Но высшей формой мудрости была мудрость праведника, опыт и навык праведной жизни. Казалось бы, праведность — дар Божий, от человека тут зависит мало. Но всякий дар надо уметь принять, и навык праведной жизни связан именно с этим умением. Как идти за Богом вопреки собственной греховности, идти так, чтобы поменьше спотыкаться?

Мудрость ищущего праведной жизни и была связана с ответом на этот вопрос. О такой мудрости и говорит Иаков. И упомянутая им стойкость (так точнее было бы перевести то греческое слово, которое в Синодальном переводе передано как «терпение») играет в её приобретении немалую роль. Тот духовный стержень, на котором держится вся жизнь человека, внутренняя и внешняя, может быть прочным лишь тогда, когда внешние события не размывают его и не разрушают. А как сделать его таким, об этом Иаков советует спросить у Бога. Оно и понятно: ведь это Бог делает человека праведником, открывая ему дорогу в Царство.

Есть на свете немало христиан, которые (более-менее искренне) убеждены, что Бог действует только в Церкви и обращается только к ним, к христианам. Трудно сказать, когда появилось в церковной среде такое убеждение. Скорее всего, оно существует столько же, сколько само христианство. Источник этой уверенности связан с восприятием христианства как новой религии, которая дана Богом для того, чтобы обновить мир через тех, кто станет её адептами. Тогда всё логично: если Бог создал новую, единственно истинную религию, значит, все остальные религии по определению неистинны.

Бога там нет и быть не может. Он есть только в христианстве (впрочем, на этом этапе в наше время обычно указывают не на христианство, а на какую-нибудь конкретную христианскую деноминацию, к которой принадлежит говорящий). Все остальные — вне Бога, вне Царства и вне спасения. Между тем христианство своим Основателем не задумывалось и не создавалось как новая религия. Оно было основано как новая жизнь, жизнь в том Царстве, которое принёс в мир Спаситель. И Сам Он никогда не говорил, что Его деятельность и круг Его общения будет ограничен только Его последователями, что Он никогда не выйдет за границы Своей Церкви.

Конечно, тем, кто уже вошёл в Церковь, не приходится искать встречи с Ним каким-то иным способом. В Его Церкви есть всё необходимое и достаточное для полноценного с Ним общения. Но на свете есть и другие люди, которые в Церковь ещё не вошли, а может быть, и не войдут никогда, по крайней мере, во время своей земной жизни. Причин тому может быть много, и не нам о них судить. Нам важно лишь помнить, что христианство — это именно новая жизнь. Жизнь Царства. Жизнь в полноте и без границ.

Жизнь, которая объективно не может быть ограничена никакими земными рамками. Да и небесными тоже: ведь Бог с самого начала хочет, чтобы никто не погиб и чтобы всякий грешник обратился и был бы спасён. Приход Христа — событие не религиозное и даже не только духовное в человеческом смысле, это событие вселенского, космического масштаба. Его приход, как и явление в мире Царства, объективно и вполне реально изменили всё и затронули всех и каждого.

Дыхание Царства веет в мире, затрагивая всякого искренне ищущего истины. А значит, и Божья рука может теперь дотянуться абсолютно до каждого. Конечно, Богу это было возможно и прежде, в дохристианские времена. Но теперь у Него появилась возможность работать с каждым в такой среде, которая духовно полностью соответствует характеру Его работы. И всё хорошее, что имеет человек в своей жизни, исходит из одного источника. Ведь другого нет: Бог один, Мессия один и Царство тоже одно.

Подчас сама встреча со словом «искушение» в Библии вводит в искушение. Много раз Писание говорит о каких-то искушениях, которые Бог посылает человеку (начиная, возможно, с Быт. 22:1). А вместе с тем мы читаем в молитве Господней: «Не введи нас во искушение». Да и наш сегодняшний стих тоже говорит нечто иное. Так все-таки, искушает Бог или нет?

Скорее всего, речь идет о двух разных значениях этого слова, которые можно было бы описать на современном языке как «испытание» и «провокация». Разница здесь в том, какова цель этого события. Испытания нам могут даваться (в каком-то смысле вся наша жизнь — это испытание) для того, чтобы мы проходили через них, приобретая опыт, необходимый для нашего взросления, возрастания в отношениях с Богом. И от таких «искушений» нам не пристало бегать.

Цель злых провокаций — иная. Она в том, чтобы мы пали, чтобы отошли от Бога, чтобы пошли путем самости, нелюбви, насилия. Вот такого рода «искушения» никогда не бывают от Бога, от них мы просим Бога нас избавить. И, как говорит Господь Иисус, когда просите — верьте, что получаете. Тогда в нашей жизни останутся только посланные Богом испытания, за которые можно только Его благодарить.

Можно было бы сказать, что Иаков призывает к самообладанию. Но он отмечает, что всякое доброе дело имеет своим источником Творца, поэтому одних лишь человеческих сил недостаточно, преодоление собственных слабостей опирается на даруемые Им силы.

Размышляя над словами о том, что гнев человека не творит правды Божией, очень легко сбиться на такие рассуждения: «Да, неправедный гнев не творит, то ли дело праведный гнев...». А дальше любые бурные эмоциональные взрывы без проблем оказываются выражением праведного гнева, ведь я же воюю за правду и справедливость!

Но Иаков говорит о любом человеческом гневе. Даже если гнев обоснован, им опасно руководствоваться в поступках, и не только потому, что под горячую руку можно наломать много дров. Поддаваясь гневу, мы соглашаемся руководствоваться непросветлёнными человеческими страстями, вырвавшимися из-под контроля разума. А значит, в этот момент мы не сверяем свои действия с волей Бога.

Говоря о христианской жизни, Иаков упоминает «свободную полноту Торы» или «полноту Торы в свободе» (соответствующее греческое выражение допускает обе интерпретации; Синодальный перевод предлагает вариант «совершенный закон свободы»). Речь идёт, конечно, не только и не столько о Торе как о законодательстве или моральном кодексе, сколько о том, что называлось в евангельские времена внутренней Торой. На Тору тогда смотрели не только как на внешний закон, но и как на внутренний духовный и нравственный императив, как на Божью волю, непосредственно обращённую к человеку. Каждая заповедь становилась для человека обращённой к нему непосредственной интенцией Самого Бога, которую человек волен был принять или проигнорировать.

Такая Тора становилась словом Божьим, Божьим призывом, непосредственно обращённым к человеку. Имея в виду именно эту внутреннюю Тору, учёные раввины тех времён говорили о «лёгком иге Торы», которое человек добровольно берёт на себя с тем, чтобы встать на путь праведности и освободиться от бремени тяготеющего над ним греха. Но освободиться от власти греха можно было, лишь вместив Тору во всей полноте, подчинив ей свою жизнь до конца и став тем, что в евангельские времена называлось «живой Торой». Только тогда Тора становилась «Торой свободы», освобождая человека от власти греха.

До Христа этого не удавалось никому, а на Христа первое и второе поколения христиан смотрели как на единственный пример той самой живой Торы: Он ведь действительно был с самого начала свободен от власти зла и греха. Но, идя за Христом, Его ученики надеялись, что с помощью своего Учителя сумеют освободиться от власти греха и стать живой Торой, подобно своему Учителю. Об этом и напоминает апостол адресатам своего послания.

Он призывает их не останавливаться только на внешнем, как, вероятно, случалось нередко в церковных общинах того времени, когда достаточным считался сам факт пребывания в собрании, слушания чтения и проповеди, участия в хлебопреломлении. Всё это может затронуть человека внешне, но без соответствующей внутренней работы ничего не получится: человек останется таким, какой есть, и, выйдя из церковного собрания, скоро забудет о прекрасных словах и высоких идеалах. Это не христианская жизнь, а лишь её иллюзия, о чём и напоминает апостол своим читателям.