Мысли вслух на 2 Петр 1:1-10

«… покажите в вере вашей добродетель, в добродетели рассудительность, в рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении благочестие, в благочестии братолюбие, в братолюбии любовь…» Какую примечательную цепочку достойных вещей выстраивает апостол Петр. Но давайте подумаем, что это? Лестница наверх? Круг? Спираль? Или просто поставленные без всякой закономерности слова? То, что апостол не ставил слова совсем в случайном порядке, можно видеть из того, что началом является вера, а концом любовь. Это заставляет нас вспомнить о круге или спирали, ибо есть эта близость и взаимообусловленность веры и любови. Мы привыкли, что одно невозможно без другого, что это есть прообраз двух главных заповедей, данных нам Господом: о любви к Богу (вера) и о любви к человеку (любовь). Но вспомним вот что. «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.» (1 Кор 13:13). Любовь больше. И значит она выше. Но что есть суть Царствия Небесного? Конечно, любовь. Ибо там нет необходимости в вере, а есть прямой опыт сопребывания. Это заставляет нас думать, что апостол рисует подобие лестницы, вторым концом  — любовью — упирающейся в Небо (тем более, что этот образ не нов). Действительно, что есть всякий первый шаг? Поверить, уверовать, испытать обращение, далее следует взращивание в себе добродетелей, овладение страстями и все выше и выше по восходящей. До предельной точки, любви, которая, по слову апостола Павла есть совокупность совершенства («Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства». Кол 3:14). Но с другой стороны, довольно трудно установить точную иерархию внутри, например, сказать, что братолюбие выше благочестия, а благочестие выше терпения. В науке это довольно часто встречающаяся ситуация, когда вроде бы налицо закономерность, но в то же время четкого правила нет (детерминированные процессы со стохастикой). Поэтому нельзя слепо применить ни одну из предложенных нами моделей. Но в том и гений апостола Петра.

Говоря в своём послании римской церкви о духовном пути христианина, Пётр описывает его как своего рода духовную лестницу, как процесс становления человека в его отношениях со Христом и в жизни Царства. И начинается этот процесс, естественно, с веры — с веры как доверия Богу и Иисусу как Мессии, Учителю и Спасителю.

Без такого доверия ни о каком дальнейшем пути говорить, естественно, не приходится. Но такое доверие невозможно без того, что в Синодальном переводе называется добродетелью. Впрочем, соответствующее греческое слово с трудом переводимо на русский язык. Оно предполагает не просто добродетель как достойный моральный облик человека и его религиозность, но и нечто большее: готовность следовать тому внутреннему императиву, который человек в себе открыл. Для христианина таким императивом является доверие Христу и безусловная верность Ему.

Добродетель и заключается в том, чтобы не изменять этой верности. А добродетель в свою очередь порождает то, что апостол называет «знанием» («рассудительностью» Синодального перевода). Соответствующий еврейский эквивалент упомянутого греческого слова в яхвистском и в иудейском контексте связывается обычно с богопознанием и с пониманием пути праведности, прежде всего в контексте различения добра и зла и следования Торе (в евангельские времена, и в особенности для христианина, внутренней Торе в первую очередь). Для христиан именно неуклонная верность Христу и абсолютная ценность отношений с Ним была школой праведного пути и внутренней Торы.

Но внутренняя Тора, предполагающая восприятие заповедей как внутреннего духовного и нравственного императива и как непосредственно обращённых к человеку Божьих интенций, требовала для своего соблюдения определённого самоконтроля, того, что впоследствии стало называться аскетикой — не в смысле самоумервщления, а в смысле выстраивания своей внутренней, а затем и внешней жизни соответственно Божьим заповедям. В евангельские времена слово «аскетика» в таком значении ещё не употреблялось, и апостол называет эту практику «воздержанием».

Практика эта предполагала прежде всего осознание собственных интенций и сознательное управление ими, что было невозможно без укрепления воли, благодаря которой духовная жизнь человека становилась достаточно устойчивой: его уже не так просто было выбить из колеи или, тем более, склонить к нарушению заповеди или к измене Христу. Такую внутреннюю устойчивость Пётр называет греческим словом, которое на русский переводят обычно как «терпение».

Устойчивость эта и является непременным условием полноценной духовной жизни и глубоких отношений с Богом, которые апостол называет «благочестием». И нет ничего удивительного в том, что устойчивые отношения с Богом становятся основанием для таких же устойчивых отношений с ближними — благочестие рождает братолюбие, создающее пространство для той любви Царства, без которой христианская жизнь невозможна. Таким видит Пётр путь христианина — от первой встречи со Христом до укоренения в Царстве. Путь, открытый каждому, кто готов идти.

Второе Соборное послание апостола Петра, в сущности, продолжает те же мысли, которые апостол высказывает и в Первом послании. Преподав читателям начальное благословение, апостол вновь говорит о том, что древняя Церковь называла «двумя путями». «Есть два пути, один — жизни, и один — смерти», как гласит начало Дидахэ, или Учения 12 апостолов. Но в сегодняшнем отрывке апостол Петр дополняет это описанием последовательного возрастания человека в правде Божией. В 5-7 стихах он призывает нас возрастать, и в качестве основы для этого полагает веру. И далее он говорит о том, что вера дает основание для добродетели. Конечно, если ты не веришь, то где ты возьмешь силы поступать добродетельно?

Далее, апостол призывает нас показать (и, следовательно, найти) в добродетели знание (мы ориентируемся на греческий текст, так как Синодальный здесь приблизителен). Это так, потому что только добродетельная жизнь делает человека способным познавать Самого Господа. И это глубинное, сердечное знание Христа ведет тебя по Его пути. Это путь воздержания и терпения, путь смирения. Далее апостол говорит о том, что воздержание и терпение, а не что иное, являются основанием для благочестия, а наивысшим выражением последнего является братолюбие и любовь. И в заключение мы слышим удивительное обетование, которое дает нам надежду на жизнь: «так поступая, — говорит апостол, — никогда не преткнетесь».

Интересную цепочку описывает Пётр: от доверия к тому, что называется греческим словом ἀρετή, от неё — к знанию, от знания — к тому, что по-русски можно было бы назвать сдержанностью или самоконтролем, а далее — к постоянству и к благочестию, за которым следуют братолюбие и любовь. Что же имеет в виду апостол? Греческое слово ἀρετή переводят обычно, как «добродетель», но речь идёт не о добродетелях, как о добрых поступках или добрых свойствах души. Слово ἀρετή обозначает, прежде всего, стремление следовать принципам, ведущим к добру, примерно то, что на языке яхвизма и иудаизма называется стремлением к праведности. Как видно, без такого стремления нормальной духовной жизни у христианина быть не может. Это стремление помогает ищущему обрести то знание (верующий яхвист или иудей послепленной поры назвал бы его «мудростью»), которое помогает ищущему праведного пути не сбиться с него. И, если ищущему праведного пути удаётся овладеть этим «знанием», которое скорее следовало бы назвать умением или навыком (соответствующее греческое слово такое понимание допускает), он обретает то, что в иудаизме называется внутренней Торой: каждый его поступок, каждое слово и каждый сделанный выбор перестают быть случайными или спонтанными, они прежде оцениваются на соответствие Торе и данным Богом заповедям, и лишь после этого говорятся или делаются. Апостол, писавший по-гречески, употребил для описания такого внутреннего состояния христианина слово, которое можно было бы перевести как «сдержанность» или «самоконтроль» (слово «воздержание» получило в христианском словоупотреблении несколько иной, специфический смысл, хотя в своём изначальном смысле, наверное, подошло бы и оно). Когда у ищущего праведного пути появляется навык такой сдержанности или самоконтроля, можно говорить, что внутренняя Тора стала неотъемлемой частью его духовной жизни; он обретает то, что апостол называет «благочестием». Только теперь, собственно, и оказывается возможным вести речь о братолюбии, о таком отношении к братьям, которое можно назвать любовью, когда каждому, с кем приходится общаться, независимо от его поведения и отношения к себе, желаешь только добра. И лишь после этого можно говорить о той любви, о которой говорил Своим ученикам Спаситель на Тайной вечере: ведь Он говорил о любви, как о среде и пространстве Царства, которая может существовать в христианских собраниях, как это явившееся в мир Царство, лишь до тех пор, пока в отношениях между членами общины сохраняется братолюбие. Так описывает апостол путь в Церковь и путь в Царство: от стремления к праведной жизни до момента, когда жизнь Царства открывается ищущему во всей полноте.

Предсказание Господа Иисуса Христа о грядущих бедствиях, насколько можно судить, в первую очередь говорит о грядущем в 70 г. по Р.Х. разрушении Иерусалима. Эта трагедии еще предстояло совершиться, когда евангелисты, в том числе и евангелист Марк, записывали свои рассказы. Однако поразительно то, что говорит Господь далее. Его слова могут быть отнесены практически к любым временам, к любой эпохе истории человечества. Поэтому мы можем видеть в этих словах некий краткий итог того, как всегда, в любые времена, складывается история мира.

Господь говорит о стихийных бедствиях и противостоянии царств, о войнах и голоде. Господь говорит о том, что в любые времена нам страшно, и мы умираем от ужаса и ожидания бедствий. Но не это важно! "Вы смотрите за собой", - говорит Господь ученикам в изложении Марка. "Все это будет, но это еще не конец", - передает Его слова Матфей. "Когда же начнет это сбываться, тогда восклонитесь и поднимите головы ваши, потому что приближается избавление ваше", - записывает Лука. Главное - проповедь Евангелия. Именно она определяет время для конца истории: время, когда каждый человек получит возможность обратиться к Богу. Во всех перипетиях трагической истории Господь призывает Своих учеников в первую очередь думать о Боге и Его Царстве.

Это важно, потому что на протяжении столетий люди искали в событиях своего времени признаки приближающегося конца света. Но они с легкостью могут быть найдены всегда. И всегда от учеников Христа требуется вера и верность, чтобы исполнять заповедь Его о любви. Только это, по словам евангелистов, вносит в мучительную историю человечества смысл и цель.

О каких «болезнях», «начало» которым полагают войны и слухи о грядущих войнах, говорит Иисус? Конечно, любая война, особенно достаточно продолжительная, почти всегда сопровождается разрухой, а значит, голодом, болезнями и другими социальными бедствиями. Но в данном случае, судя по контексту, Иисус говорит о том, что в иудаизме называют иногда «мессианскими бедствиями»: так называют гонения и катаклизмы, предшествующие приходу Мессии и наступлению Царства. А о войнах и слухах говорится не только как о начале, но и (по смыслу соответствующего греческого слова) как об источнике и первопричине «мессианских бедствий». Казалось бы, речь идёт о совершенно разных вещах: войны в падшем мире всегда были и всегда будут, а «мессианские бедствия» непосредственно связаны с приходом Мессии или с Его возвращением, которое, казалось бы, от войн, начинающихся по воле людей, никак не зависит. И всё же: любая война — это серьёзное духовное испытание. И изматывает она воюющих не только физически, но и духовно. А дальше начинает работать принцип «где тонко, там и рвётся»: при такой духовной усталости возможны любые духовные срывы, но, с другой стороны, всегда можно ожидать и прямого вмешательства Божия. Конечно, это не означает, что та или иная война непременно приведёт к концу времён. Но стать началом конца она может. И к этому стоит быть готовым.

Разрушение храма для язычников было настоящей трагедией, ибо они думали, что вместе с храмом погибает и бог. В этом главное содержание идолопоклонства. Разрушение же Храма, воздвигнутого Соломоном, становится, напротив, огромным духовным событием. Но парадокс в том, что своим внешним обликом Храм мало отличался от некоторых языческих храмов. Как показали раскопки, по своей архитектуре Храм Соломонов был «типичным финикийским храмом» (Дж. Райт) (цит. по А.Мень «Исагогика»). Именно поэтому, когда ученики обращают внимание Учителя на внешний облик Храма, Христос не разделяет их восторженности, но пророчествует о его гибели. Но, может быть, самое главное, что надо вспомнить, размышляя о сегодняшнем чтении, это разговор Христа с самарянкой. И слова Иисуса, сказанные ей: «Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин 4:23-24). Это позволяет Храму, разбитому на осколки, разлетевшиеся по всему свету, осколки, имеющие вид храмов разных конфессий, духовно возводить себя к одному Храму, когда-то разрушенному, как и было предсказано.

Вновь рушатся здания, снова, как и во все времена, начинаются войны и разносятся военные слухи. Что же, это и теперь не конец, а всё ещё начало болезней. Но как и в прежние века нам, не знающим дня и часа, дан совет беречься духовных подмен, исходящих от тех, кто надевает благочестивую личину. Ведь те, кто несёт смерть в наши дни, тоже уверены, что служат Богу... Может быть не случайно предупреждение Христа о самозванцах, которые придут под Его именем, соседствует со словами о необходимости не путать Второе Пришествие с катаклизмами земной истории. Ведь мы и сегодня постоянно сталкиваемся с претендующими на особую духовность лжеучителями, и многие из них проповедуют конец света в ближайшее время.
Нам же в любом случае необходимо смотреть за собой и быть готовыми к ответу о том, каковы наши вера и дела.

Как правило, в христианской среде каждая очередная война порождает слухи и разговоры о «последних временах», о близком конце и обо всём прочем, что ассоциируется с концом времён и днём Суда у современных христиан. И сегодняшний отрывок, казалось бы, даёт этим толкам и слухам вполне достаточное основание, хотя ближайшим образом пророчество Иисуса относится к событиям 70 г. н.э., когда незадолго до начавшегося в тот год антиримского восстания Палестина действительно полнилась слухами о скором конце истории, о Мессии и о грядущей мессианской войне, о скором торжестве Царства. И разного рода «мессии» тоже росли в эти дни, как грибы после дождя, так, что предостережения Иисуса оказались совсем не лишними. Но Он не говорит о войнах и о тревожных слухах как о том, с чего начинаются бедствия, предшествующие Его возвращению (в Синодальном переводе эти бедствия названы «болезнями»), Он говорит о них, как об источнике таких бедствий (соответствующее греческое слово обозначает начало именно в таком смысле). Источник всех бед человечества, как видно, во все времена один: взаимная агрессия, порождающая войны, агрессивная религиозность, их подпитывающая, и свойственное людям легковерие, заставляющая их верить «мессиям» и «пророкам», такую религиозность пропагандирующим. Будет неудивительно, если какой-нибудь очередной пароксизм такого безумия станет для человечества тем последним историческим катаклизмом, после которого Иисус действительно вернётся с тем, чтобы вмешаться в события лично. Но о временах и сроках тут гадать не приходится: ведь даже Сам Иисус не пытался их заранее определить.

Обращаясь к братьям (а ведь они смотрят на Петра с уважением, как на апостола и свидетеля земных дней Христа), Петр сначала называет себя рабом, и только потом апостолом. Вообще-то Христос, прощаясь с учениками, назвал их не рабами, но друзьями, но, во-первых, слово раб означает не только зависимого человека, но и работника, а служение Евангелию - труд. Во-вторых, Петр не хочет, чтобы его апостольство обернулось для него поводом к превозношению над теми, кто вошёл в Церковь несколько позднее, чем он.

Рассуждая о том, какими свойствами следует обладать христианину, Петр выстраивает цепочку взаимодействующих качеств, связанных между собой. Это не абстрактная игра понятиями, используемая в качестве ораторского приёма красноречия, а раскрытие реальных, хотя и не всегда сразу заметных взаимосвязей между разнообразными явлениями, существующими в мире, и особенно в области духовной жизни. Ни одно из названных качеств невозможно отделить от других, поэтому познание Христа неотделимо от нашего трезвого взгляда на самих себя, и как следствие - без выпалывания греховных сорняков. Евангелие дано нам для жизни, а не для зазубривания тезисов.

Что имеет в виду Пётр, призывая адресатов своего послания «подтверждать своё призвание и избранность»? Что касается избранности, то тут апостол, как видно, придерживается вполне традиционного для своего времени взгляда на Мессию и на тот мессианский остаток, который и вырастает в новый народ, встречающий и принимающий Мессию. Согласно этим иудейским представлениям, Мессия, как и народ Божий, был задуман Богом ещё до создания мира. Конечно, замысел Божий касался не отдельных людей, а именно народа как целого, как народа-общины, общины верных, главной исторической задачей которой станет хранение полученного от Бога откровения вплоть до дня прихода Мессии, когда откровение это станет доступно каждому, принимающему Мессию. Что касается отдельных людей, тот тут многое определялось свободным выбором человека: ведь родиться евреем было ещё недостаточно, надо было реализовать в своей жизни то призвание, которое потенциально было дано каждому, рождённому евреем. Реализовать же духовное призвание без личного выбора, очевидно, совершенно невозможно, так что вопрос принадлежности к народу Божию определялся не только рождением, но и всей жизнью. Апостол же, как видно, переносит это традиционное представление на Церковь, что и не удивительно: ведь если евреем можно родиться, то христианами не рождаются, хотя Церковь, как и Сам Мессия, была, несомненно, задумана Богом ещё до создания мира. И всякий, к ней приобщающийся, приобщается к этому замыслу, становясь его частью, становясь избранником Божиим. Но в Церковь мало войти однажды, в ней ещё надо жить. Церковь — земное измерение Царства, и если в Царстве можно жить, лишь прилагая постоянные духовные усилия к тому, чтобы его не утратить, то тоже самое можно сказать и о жизни в Церкви, а иначе избрание легко потерять. Казалось бы, призвание от Бога — навсегда. Но ведь и призвание тоже лишь возможность, его ещё нужно раскрыть, раскрыть на протяжении всей своей жизни, иначе оно так и умрёт, не проявившись. И Пётр не устаёт об этом напоминать, быть может, потому, что уже в его времена в Церкви стали появляться люди, искренне считавшие, что их первый шаг на духовном пути и есть уже его благополучное и победоносное завершение, что спасение и полнота жизни в Царстве им гарантированы уже потому, что они доверились своему Спасителю и приняли крещение. А апостол, как видно, хочет развеять в них это заблуждение: ведь оно легко могло стоить им спасения. Спасения, которое легко потерять и очень трудно потом найти снова.

Говоря о скором разрушении Иерусалимского Храма и о конце времён, Иисус, несомненно, имеет в виду не отдалённое, а близкое и даже ближайшее будущее — Храм оказался разрушен римлянами после поднятого зелотами антиримского восстания в 70 г. н.э., спустя всего лишь несколько десятилетий после того разговора, о котором сообщает евангелист.

Иисус упоминает «болезни» (соответствующее греческое слово означает буквально «родовые схватки» или боль, испытываемую во время родов), указывая на голод, эпидемии, стихийные бедствия и войны, как на их исток и корень (таково значение соответствующего греческого слова, которое буквально означает «начало», «причину», «исток»). Упомянутые Спасителем «болезни» очевидным образом связаны с рождением чего-то нового — в данном случае Царства, которое, как Он неоднократно говорил, должно прорасти в мире, подобно зерну, брошенному в землю.

Под «болезнями» тут явно имеется в виду то, что в иудейской традиции называется обычно «мессианскими бедствиями» — гонения и катаклизмы, которые обрушиваются на народ Божий перед самым приходом Мессии, знаменуя скорое наступление мессианской эпохи и становление мессианского Царства. Как видно, именно об этих бедствиях говорит Иисус: ведь к голоду, эпидемиям, землетрясениям и войнам тут прибавляются ещё и гонения на Его учеников. Всё перечисленное происходит на фоне появления множества лжемессий, которые плодятся, как грибы после дождя, увлекая за собой легковерных, которых потом бросают на произвол судьбы.

Таких лжемессий в те времена было действительно много, все они призывали к восстанию и к войне, и все такие восстания заканчивались карательными экспедициями, причём вождям нередко удавалось ускользнуть, а кара обрушивалась на головы тех, кто не хотел или не успевал бежать. Оказывается таким образом, что история, по словам Спасителя, завершается с концом Второго Храма, построенного ещё репатриантами, в своё время вернувшимися в Иудею из Вавилона. Всё дальнейшее — уже не прежняя история, идущая своим чередом, а нечто новое, происходящее по иным, новым законам.

Сегодня мы читаем отрывок, где Иисус говорит ученикам о грядущем, о том, что ожидает их и их потомков. Эта речь Иисуса — самая большая у Марка. Прислушаемся к ней повнимательней.

Первые два стиха: что послужило поводом к разговору? Что бы вы сказали об отношении учеников к Иерусалиму, к его храму?

Сами слова Иисуса можно разделить на три части: о разрушении Иерусалима, о Его возвращении и конце этого мира, и две притчи. Не странно ли вам, что первые две темы пересекаются? Пророчество — это не хронологическое изложение будущего, а, скорее, различные его образы, так что в разрушении Иерусалима можно увидеть и конец этого мира.

Еще раз посмотрим, что интересовало учеников? Почему и зачем им нужно было это знать? Отвечает ли Иисус прямо на их вопрос? На мой взгляд, — лишь в самом конце главы. В притче о смоковнице Он говорит о признаках. О точном времени сказано, что его не знает никто, кроме Отца, и именно если Он для нас важен, мы должны бодрствовать, подобно привратнику из второй притчи. Этот итоговый призыв поможет услышать и все остальные слова Иисуса, которые как будто в стороне от вопроса учеников. Он лично обращается ко всем нам. Слышите?

Если Иисус не отвечает на вопрос учеников до 28 стиха, то о чем же Он говорит в ст. 5-27? Посмотрите, сколько раз в этой главе Он обращается непосредственно к ним. Иисуса заботит не столько само будущее, сколько люди, Его ученики в этом будущем. Иисус дает им понять, что больше всего в этой жизни они нуждаются в Боге и Его руководстве, что особенно видно «на фоне» конца.

Всегда, когда я читаю эту главу, я ясно понимаю, что мне не хотелось бы участвовать в описываемых событиях, но меня очень радует одно, в случае, если это все же случится. Прочитайте еще раз ст.19-20 и ст.24-27. Иисус вернется и спасет избранных Своих. Он Бог и Спаситель.

Сегодняшнее чтение замечательно отражённым в нём переходом от истории к концу времён. Начинается оно пророчеством Иисуса о Храме, который, по Его словам, ждёт полный разгром (ст.1–23). Это пророчество сбылось в 70 г. н.э., когда после поднятого зелотами в Иудее антиримского восстания Иерусалим был взят римлянами штурмом после продолжительной осады, и город (а вместе с ним и Храм) был разрушен до основания. От Храма остался лишь фундамент, западная опорная стена которого известна сегодня как Стена плача. Этим событиям предшествовал мощный подъём мессианского движения, незадолго до начала восстания претенденты на мессианство появлялись в Иудее регулярно, некоторым из них удавалось организовать локальные мятежи, жёстко подавлявшиеся римлянами; очевидно, именно о таких претендентах и предупреждает Иисус Своих учеников (ст.5–6). Атмосфера эпохи была беспокойной и возбуждающей, ходили слухи о близящейся войне, которая, как говорили зелоты, станет последней, мессианской войной, и каждая военная акция, даже незначительная, обрастала слухами, порой самыми невероятными, ещё больше нагнетая эту атмосферу всеобщего возбуждённого ожидания конца (ст.7–8). Не напрасным оказалось и предупреждение Иисуса о предстоящих преследованиях (ст.9–13): гонения на христиан действительно начались ещё до восстания 70 г.; но и проповедь Павла прозвучала по всей Римской империи ещё до падения Иерусалима (ст. 10). Когда же восстание началось и потерпело неудачу, а Иерусалим оказался под угрозой тяжёлой и длительной осады, христиане, помня о предупреждении Спасителя (ст.14–23), покинули город (то же самое сделали и фарисеи). О том же, что происходило в осаждённом городе, о воцарившейся там всеобщей ненависти, нетерпимости и насилиях, подробно пишет в своей книге «Иудейская война» Иосиф Флавий, один из свидетелей и участников этих событий.

И вот, после пророчества о событиях, которые должны были произойти совсем скоро после Его смерти и Воскресения, Спаситель переходит к рассказу о конце времён и о Своём втором пришествии (ст.24–37). Казалось бы, события эти должны были последовать сразу же или почти сразу одно за другим. Впрочем, Сам Иисус прямо говорит, что время Его возвращения известно лишь Отцу. В таком случае встаёт вопрос: какая связь между событиями 70 г. в Иерусалиме и вторым пришествием Христа? Для верующих евреев Второй Храм, построенный возвратившимися из Вавилона репатриантами в VI в. до н.э., был Храмом мессианским, Мессия-Христос должен был проповедовать здесь, а конец этого Храма должен был стать также концом земной истории и наступлением мессианского Царства. И Иисус, как видно, подтверждает это представление о завершении с разгромом Храма земной истории, добавляя, что она окончится еще при жизни современников Его земной жизни (ст.30; «род сей» означает «это поколение»). Но между завершением земной истории и окончательным торжеством Царства, как видно, должно пройти некоторое время, известное лишь Отцу. А нам остаётся ждать и бодрствовать (ст.33–37) — ждать возвращения Спасителя в полноте Царства и бодрствовать, чтобы Его возвращение не застало нас врасплох.