Мысли вслух на Мф 6:14-21

Прощеное воскресение один из самых замечательных дней в церковном году. И вспоминается старый обычай в ответ на просьбу о прощении отвечать: Бог простит.

Современному человеку эти слова режут слух. Такова, быть может, судьба языка. Но, думается, наши предки обладали не меньшей духовностью, чем мы, поэтому давайте задумаемся еще раз об этом.

Мы не ценим эти слова, наверное, потому, что слишком легко относимся к Божиему прощению, так будто это что-то само собой разумеющееся по Его великому милосердию. Вот человек, мол, да, может простить, а может и не простить, поэтому нам хочется в ответ на просьбу о прощении услышать не «Бог простит», а «я прощаю тебя».

И именно здесь мы должны вспомнить о слова сегодняшнего евангельского чтения: если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших. То есть ситуация как бы оборачивается на тебя самого (и так всегда должно быть в жизни!)

Но что мы знаем о прощении? Иной раз человек руководствуется ходячим выражением: всех, кому должен, прощаю. Но если серьезно, на самом деле первый настоящий учитель прощения — конечно, Иосиф, простивший братьев. Будем учиться у великих учителей.

И еще одно хотелось бы сказать. Совсем не случайно слова о прощении сочетаны в этом месте текста со словами об аскезе. Эти два аспекта нашей жизни имеют глубочайшую духовную связь, которую можно было бы изобразить так: пост – смирение (подумайте о том, какой смысл имеет слово «смирение», например, в Псалтири и какой в современном языке)- подавление гордыни – прощение.

Ну, вот этот день и настал. Один современный святой говорил однажды: "Слава Богу — дожили до Поста". В самом деле, ты так ждешь его, что когда это время, наконец, наступает, то чувствуешь облегчение: наконец-то можно беспрепятственно побыть с Богом. И в сегодняшнем евангельском чтении мы слышим слова Христа о прощении. О том Божьем прощении, которое одно восстанавливает нас и созидает в нас новую жизнь. О том прощении, которое только возрастает оттого, что ты им делишься.

Начиная Великий Пост, Церковь призывает нас в первую очередь прикоснуться к тайне прощения. Это так важно потому, что сами мы прощать практически не способны. Только дар Святого Духа в наших сердцах может помочь нам в этом; только присутствие Самого Господа Иисуса Христа, простившего всех нас на Кресте. Поэтому, прощая, мы встречаем Христа, Распятого и Воскресшего. И цель Поста – приближение к Богу – оказывается достигнутой. Будем помнить об этой тайне, скрывающейся за трудом прощения, и стараться прощать друг друга ради Христа и силой Христа.

И сегодня мы просим всех, кто читает наш сайт, простить нас. Простите за то, что вы искали и не нашли здесь, в чем мы не смогли вам помочь. Простите за неловкие, глупые или ошибочные слова, которыми мы вас огорчили, смутили или обидели. Простите за менторский тон, за неблагоговейные интонации или что иное, что могло причинить вам боль. Простите наши грехи ради Иисуса Христа Распятого.

Сегодня начинается Великий Пост. Тексты, которые мы читаем, говорят о самом важном в это время, но как далеко все это от наших представлений о посте. То, что пророк Иоиль называет «раздиранием сердца», для нас всегда означает печаль и слезы. Господь же дает нам Свой, на первый взгляд, парадоксальный ответ, полностью переворачивающий картину. Очищение – это радость, возврат к Нему может и должен быть для нас праздником, пост – время воссоединения Творца и творения. «Постное лицо»  — выдумка человека для оправдания своей лени и утешения своего тщеславия. Господь же призывает нас содрать с сердца корку греха, чтоб вышла вся грязь. И тогда наши лица засияют радостью Великого Поста.

Сам Бог никогда не навязывает Свою милость. Даже Его пришествие в этот мир оказывается просто рождением земного Младенца. Если мы призваны уподобиться Его совершенству (Мф 5:48), то и наше милосердие и благочестие должны быть не показными и не навязчивыми, но радостным выражением наших сокрытых в сердце отношений с Небесным Отцом.

Три раза на протяжении первой половины шестой главы Евангелия от Матфея приводятся эти слова Спасителя. Заметим, что Он говорит это о милостыне, о молитве и о посте. Есть небольшая книжка Владимира Соловьева «Духовные основы жизни», в которой он пишет о молитве, милостыне и посте как основных составляющих праведной жизни человека. В самом деле, «положение» каждого человека в мироздании определяется его отношениями по трем «осям координат» — связь с Богом, связь с другими людьми и связь с природой. Молитва, милостыня и пост — это выражения правильных отношений по этим «осям».

Итак, слова Иисуса относятся тем самым ко всей полноте жизни человека. Он говорит, что эта жизнь совершается не столько видимым образом, сколько «втайне», не столько в поступках, сколько в сердечных намерениях, не столько в действиях, сколько в отношениях. И соответственно не видимая награда мира сего важна для нас, потому что она оказывается преходящей вместе с этим миром, но награда от невидимого Бога, потому что это — жизнь вечная.

Слова Спасителя о сокровище и сердце затрагивают один из главных вопросов духовной жизни. Что такое духовная жизнь? Чем определяется духовное состояние человека? Говоря библейским языком, состоянием его сердца. Что же такое это сердце, от которого столько зависит? Почему ещё до прихода Христа прозвучал призыв возлюбить Бога прежде всего сердцем, всем сердцем, а уж потом и всей душой, и всеми силами? На языке Библии сердце — средоточие человека, его духовный центр.

Творя человека, Бог вдувает ему в ноздри дыхание жизни, и человек оживает, обретает душу. Душа — это человеческая природа, то специфическое, что делает человека человеком. Нечто подобное есть и у животных: благодаря своим душам животные обладают определённой биологической идентичностью.

Но душа человека особенная: ведь она появляется вследствие воздействия на природу Божьего дыхания, которое, по замыслу Бога, и должно было полностью определять жизнь человека. До грехопадения так оно и было. Впоследствии, после падения, ситуация изменилась: душа человека оказалась связана с кровью так же, как и душа животных.

Природная составляющая в человеке возобладала над духовной. Но даже после падения воздействие Божьего дыхания на человеческую природу не прекратилось полностью, иначе человек просто превратился бы в животное, став ещё одной разновидностью обезьян. Именно оно, это дыхание, даёт нам возможность осознать себя, узнав о своём собственном существовании.

Животные себя не осознают; для нас, людей, самосознание — психологическая аксиома, мы знаем о том, что мы есть, и это знание для нас является чем-то само собой разумеющимся и не нуждающимся в доказательстве. Но это лишь начало. Можно пойти дальше, и тогда мы обнаружим в глубине своего «я» ту систему ценностей и жизненных приоритетов, которая и определяет качество нашей жизни. Вот это духовное «я» Библия и называет сердцем. Духовное «я» проявляет себя, прежде всего, через волю.

Волевой акт — начало всякого выбора и всякого решения. А выбор делается и решение принимается соответственно исповедуемой человеком (на деле, конечно, а не на словах) системе ценностей и приоритетов. Вот эти ценности и приоритеты и есть то «сокровище», о котором говорит Спаситель: ведь сокровищем нашим становится как раз то, что оказывается для нас абсолютно и безусловно важным. Так и оказывается наше сердце там, где его сокровище. А за сердцем — и душа, и силы, и вся жизнь. Словом, мы сами.

Случалось ли вам, допустим, отдыхая на море, пойти купаться, оставив на пляже сумку с деньгами? Вы плещетесь в воде, но что-то отравляет вам удовольствие — вы все время оглядываетесь на свои вещи... «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Конечно, это очень примитивная иллюстрация к словам Иисуса, но разве мы с вами такие уж сложные существа?! Тот же механизм распределения нашего внимания действует и в более «духовных» ситуациях. Конечно, земные дела важны, и им необходимо уделять внимание. Сможем ли мы каждый раз удержать в себе правильную вертикаль «главности», где важнее всего Бог, Дух, любовь? Об этом же и следующие слова Христа о Боге и маммоне (богатстве). Иисус не против богатства, благополучия, Он говорит о том, что нельзя их ставить в центр своего служения, своего внимания — это место должно быть зарезервировано для Бога!

Удивительно актуально звучат рекомендации по проведению поста, словно двух тысяч лет не прошло. Впрочем, перечитывая Евангелие не раз вспоминаются слова о том, что «христианство только начинается». Имитировать благочестие, соблюдая постную диету с «постной физиономией» оказалось гораздо проще, чем духовно возрастать, проходя через пост. Но бессмысленно актёрствовать перед Тем, Кто видит подлинные мотивы наших действий.

К сказанному о собирании сокровищ вроде бы нечего добавить, каждый день мы получаем немало возможностей наблюдать, как рассыпается в прах то, на что люди пытались возложить свои надежды. Тем не менее каждый день мы вновь и вновь пытаемся увеличить те самые ненадёжные земные сокровища. Они не обязательно бывают сокровищами в буквальном смысле, их роль могут выполнять и повседневные мелочи, и необходимые бытовые предметы. Но даже необходимое можно превратить в идола, заслоняющего Бога. И когда перед нами встаёт жёсткий выбор: Бог или маммона? — очень легко получается на словах избрав Бога, своими делами Его отвергнуть.

Если мы на самом деле с Ним, то Его свет обитает в нас и освещает наш путь, не давая заблудиться на трудных дорогах. Но уходя от Него мы отворачиваемся и от Его света, хотя и не сразу это признаём. И тогда искажённым духовным зрением мы начинаем принимать обитающую в нас тьму за свет.

Но если зло, притворяющееся в нас светом, и потому «смягчённое», чудовищно даже в таком ослабленном виде, то какова же тьма неприкрытого зла, куда мы рискуем направиться, отвернувшись от Источника Света?

Непонятное для нас слово «маммона», собственно, означает «твердыня», то, на что можно положиться, источник надежды. Конечно, Господь понимает, что всем нужно есть, пить, одеваться, зарабатывать и так далее, но Он говорит, что в жизни человека не может быть две надежды, два сокровища, две цели. Он приводит в пример маленьких птичек и полевые цветы, чтобы показать, что можно быть свободным, счастливым, красивым, надеясь не на «сокровище на земле», а на Бога. Более того, эта красота чище, эта свобода яснее, чем все, что может предоставить нам «злоба дня». И речь идет не о бегстве от жизни, не о безответственности и «халяве», а об обращении к самому ценному и самому осмысленному жизненному содержанию — к Богу, Который (совершенно точно) удивительнее любого сокровища.

Сегодняшнее чтение, на первый взгляд, призывает нас к полной беззаботности, если не к безответственности. В самом деле, если не думать о завтрашних проблемах и не заботиться о завтрашнем дне (ст. 25 – 32), не приведёт ли это к тому, что встанут все дела, не только человеческие, но и Божии? Ведь и Божии дела в нашем мире делаются чаще всего человеческими руками. Но при более внимательном прочтении всё оказывается не столь однозначно. В самом деле, речь ведь не идёт о том, чтобы последователи Христа жили, как бесплотные ангелы, не имея отношения ни к чему земному. Иисус просто советует правильно расставить приоритеты: вначале Царство, а затем всё остальное, чего обычно ищут язычники и что ученики Иисуса получают как приложение к Царству (ст. 31 – 33). В этом контексте понятной становится и фраза о двух господах (ст. 24): в жизни приходится порой заниматься самыми разными делами, однако, если приоритеты расставлены верно, никакие дела на заслонят Царства. Но как не ошибиться, расставляя приоритеты? Здесь, очевидно, помочь может лишь то, что Иисус называет «чистым оком» (ст. 22). Не случайно слова о «чистом оке» следуют сразу же за словами о сокровищах и о сердце (ст. 19 – 22): ведь сердце в Библии обозначает то духовное «я» человека, которое и является центром человеческой личности. Именно здесь, в сердце, на уровне духовного «я» делается выбор и принимаются решения. И эти решения определяют, чем и как человек будет жить, что он изберёт для себя: небо или землю. А от выбора зависит и та система ценностей, которой человек будет руководствоваться в жизни. Она-то, собственно, и составляет наряду с духовным «я» ядро человеческой личности: ведь именно система ценностей определяет, какой выбор мы сделаем и на что будет направлена наша воля. А здесь уже всё зависит от цельности и последовательности нашей ценностной системы, которая определяет и «чистоту ока»: ведь она зависит от качества духовной жизни, от состояния духовного ядра нашей личности. «Чистое око» же в свою очередь даёт возможность расставить приоритеты так, чтобы Царство было на первом месте и чтобы его ничто не заслоняло.

«Если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» — говорит нам Господь сегодня. Как это может быть — как свет может быть тьмой? Вот одно из возможых толкований: речь идёт о том, что свет для нас, что мы выбирает в качестве света. Если мы считаем светом уютный полумрак, а то и мрак, то что же тогда тьма? Если мы не выходим на свет заповедей Христовых, а предпочитаем местное освещение избранных правил, то каковы наши шансы увидеть что-то дальше своего носа? Что для нас свет? Свет Христов, который просвещает всех и всё, или что-то другое?

Что такое те сокровища, о которых говорит Иисус? На современном языке мы назвали бы их ценностями. Ценностями в самом широком смысле — в том самом, в котором обычно говорят о ценностной системе человека. Сердцем же в Библии называют обычно то глубинное духовное «я» человека, которое и делает его самим собой. Система ценностей, таким образом, определяет наше духовное качество, делает нас тем, что мы называем самими собой. Духовное «я» человека проявляет себя волевыми актами и тем, что называется интенциями — когда воля соединяется с объектом, на который направлена. На что направлены наши интенции, к чему мы стремимся, то и определяет нашу жизнь в духовном плане.

Физически человек есть то, что он ест, психологически, душевно он есть то, о чём он думает и что чувствует, духовно же он является тем, к чему стремится и чего желает. К чему стремится и чего желает, разумеется, на деле и по жизни, а не словах. Тут необязательно речь о хвастовстве и о желании показать себя не таким, каков есть на самом деле — человек ведь может совершенно искренне декларировать нечто, что, как он считает, должно быть его ценностью или ценностями.

Проблема тут в том, что такие декларации нередко остаются именно декларациями — человек убеждён в правильности избранных ценностей и полностью свой выбор одобряет, но его убеждённость и его одобрение нередко оказываются лишь вопросом его интеллектуального выбора и его эмоциональных переживаний. Он убеждён в правильности своего выбора, и правильный выбор ему нравится, но его воля может быть направлена совсем не на то, что выбирает его разум и одобряют его чувства.

Многое тут зависит от того, насколько человек осознаёт свои интенции как таковые, а не только свои идеи и свои эмоции. Идеи и эмоции увидеть и осознать куда легче, чем интенции, и многие поэтому принимают одно за другое. Чистое (а точнее, «цельное», по первому смыслу соответствующего греческого слова) видение («око») и позволяет человеку осознать именно свои интенции, а значит, и подлинные, а не декларируемые, ценности.

Поняв, к чему он стремится на самом деле, человек может попробовать что-то сделать со своей ценностной системой и со своей духовной жизнью. Если же цельности внутреннего видения нет, можно долго заблуждаться насчёт своих ценностей и своей духовной жизни, спохватившись, возможно, уже тогда, когда дело зайдёт слишком далеко. От этого и предостерегает нас Иисус — не сбиться с пути в Царство, не заблуждаться насчёт своей духовной жизни и своих ценностей.

Господь продолжает разговор о том, что в отношениях с Ним нам нужна предельная собранность: когда мы молимся, нас не должно ничего отвлекать — ни снаружи (см. Мф. 6:5-6), ни внутри. Ведь наше многословие в молитве — зачастую, признак нашего «отсутствия» в том, что мы говорим. Но с Богом надо присутствовать полностью — всем существом, и не растекаться «мыслью по древу», а быть честными и простыми — нищими духом. Ведь Бог действительно знает, что у нас на сердце, и не нуждается в наших многословных попытках Ему это растолковать. Он хочет, чтобы мы сами, покопавшись в себе, нашли то главное, что у нас есть для Него, то, что нас действительно волнует, то, в чем мы на самом деле нуждаемся и чего по-настоящему желаем, то, за что мы Ему искренне благодарны. И поэтому Он предлагает нам в помощь эту молитву — наверное, самую лучшую молитву на свете — ведь ей научил нас сам Бог. И Он вместил в ней все, что нам бы хотелось иногда выразить в наших обращениях к Богу: здесь есть и славословие, и благодарение, и покаяние, и прошения. В этой молитве, фактически, заложены все возможные направления нашей молитвы. Конечно же, это не значит, что другие молитвы нужно забыть. Просто следует помнить, что Господь, делясь с нами самым важным, самым ценным и самым простым, дает нам свободу — «творить молитву» вместе с Ним.

Иисус, по сути дела производит переворот в понимании и практике молитвы. Оказывается Богу наши молитвенные прошения совершенно не нужны. Более того – не нуждается в молитве и сам просящий. Могут возразить: «Ну, что касается Бога, то здесь понятно, но люди-то, совершая молитву, постигают, подчас, свои нужды, проговаривая их и в умиротворенном состоянии осознают свои внутренние, как, в общем-то, и внешние, потребности. В конце концов, именно молитва часто служит источником решимости осуществлять осознанные и четко обозначенные цели. Все это можно признать в какой-то степени верным, однако собственно молитвой такую внутреннюю саморефлексию уже не назовешь – скорее медитация с элементами вербализации.

Впрочем, и медитация (в значении размышления или в значении безмолвия) вещь не такая уж и бесполезная. Но и она должна иметь своим содержание не столько нашу изолированную психическую жизнь, сколько открытость сердца и ума навстречу Богу и жизненным обстоятельствам. Причем акцент здесь стоило бы поставить именно на Боге, придающем перспективу и простор человеческой жизни.

Иисус как раз и говорит о молитве как об устремленности всего человеческого существа к Богу, Источнику и Основе всего. А единственными, по сути, целями так понимаемой молитвы обрести внутреннюю чуткость воспринимать движения Духа, который только и делает людей сотрудниками и единомышленниками Бога, открывающегося во Христе. В таком случае у каждого христианина или христианки появляется возможность участвовать в созидании «Его Царства» и осуществлении «Его воли», а значит реализовывать свое призвание и дары; получать Его прощение и свободу, и дарить их тем, кто рядом с нами лишен их.

Первые три стиха молитвы «Отче наш», молитвы Господней как бы говорят об одном и том же — о Царстве. Царство – владение Царя. Мы просим о том, чтобы наш мир больше принадлежал бы Царю, чтобы в нем больше было Бога. В Царстве прославляют Царя, Его имя святится, Ему молятся и Его призывают судить. В Царстве исполняют волю Царя, слушаются Его... Даже когда мы произносим эти слова вдумчиво, а не автоматически, мы воспринимаем их абстрактно, так как относим их ко всему миру, а не к себе. Но ведь Христос говорит, что Его Царство внутри нас. И можно просить, думая при этом о том, что этим Царством должна быть Церковь, то есть я, ты, мы все, произносящие вместе эти слова, а для этого нужно, чтобы Его имя святилось во мне, в тебе, в нас, чтобы я, ты, мы вместе исполняли бы Его волю. Если после Евхаристии мы именно так будем вместе произносить эти слова, может быть, Царствие Божие приблизится, займет больше места в нашем сердце, яснее проявится в Церкви.

Так же, как и показную милостыню, Христос отвергает демонстративное вознесение молитвы и предлагает молящимся затвориться в комнате. Значит ли это, что под Его неодобрение попадает любая молитва в присутствии других людей?

Такой вывод был бы поспешным, ведь Он и сам молился в присутствии множества народа, и ученикам не запрещал. К подлинной, искренней молитве, устремляющей душу на встречу с Богом, слова неодобрения не относятся и не могут относиться. Иное дело — показное благочестие религиозного формализма, превращение публичной молитвы в элемент этикетных норм, лишённый внутреннего горения. Но молитва без веры становится бессмысленной.

Того же сорта и многословие в молитве. Это не значит, что молитва обязана быть короткой, но её сила не зависит от размера. Кто-то сравнил стояние на молитве со стрельбой из лука, требующей концентрации внимания. Молитва может быть продолжительной, но целеустремлённой, поэтому лишние слова могут её ослабить, а то и разрушить.

Нередко из слов Христа о том, что Отец Небесный видит наши нужды ещё до нашего прошения, люди делают вывод, что просить Его не надо, мол, и так даст. Вообще-то Он и в самом деле многое нам дарует независимо от наших просьб. Но печально, если мы смотрим на Него исключительно как на поставщика подарков, уклоняясь от вступления с Ним в отношения, проникнутые чем-то большим.

Для того, чтобы мы лучше это усвоили, Христос дал нам молитву «Отче наш» — образец для нашего молитвословия. Повторять её слова и размышлять над ними мы можем каждый день.

Говоря об «исполнении» Торы (Мф 5:17), т.е. о доведении её до полноты, Иисус, очевидно, имеет в виду прежде всего внутреннюю Тору, то духовное состояние человека, без которого дальше внешней религиозности продвинуться невозможно. Но Он не считает полезным для человека отказ от некоторых основных форм религиозной жизни. Ведь формы эти вырабатывались веками именно для того, чтобы помочь человеку установить отношения с Богом и поддерживать их. Иисус призывает к другому: Он напоминает Своим слушателям о том, что религиозная форма не должна становиться самоцелью, что она может и должна оставаться лишь средством для чего-то более важного, что выходит за рамки религиозности: для богообщения. Внутренняя Тора, как бы ни понималась она учёными раввинами евангельских времён, во всяком случае предполагала устойчивые и постоянные отношения с Богом. Спор шёл главным образом о том, как такие отношения установить и как их поддерживать. Иисус, очевидно, считает, что главное здесь — не сосредоточиваться на внешнем. Человек, придающий значение тому, что скажут люди по поводу его религиозной жизни, в сущности, живёт не для Бога, а для людей, мнение окружающих оказывается для него важнее отношений с Богом, оттого он и придаёт чрезмерное значение форме (ст. 1 – 6). Конечно, в таком случае к подобного рода религиозности неизбежно примешивается и тщеславие, но это всё же скорее следствие перенесения внимания с сути (отношений с Богом) на форму (религиозность как таковую). Неудивительно, что при таком смещении акцентов меняется и сам характер молитвы, так, что упор делается не на качество и глубину богообщения, а на количество и внешнюю продолжительность, что характеризуется самим Спасителем как язычество (ст. 7 – 8). Бог не нуждается в том, чтобы мы «информировали» Его о наших нуждах, молитва должна быть не «доведением до сведения», а установлением отношений, интенция здесь выходит на первый план, потому и молитва, которую рекомендует Иисус Своим последователям, содержит минимум слов, но предполагает серьёзность намерения (ст. 9 – 13). В самом деле, всерьёз попросить того, о чём советует просить у Отца Иисус, можно лишь тогда, когда отношения с Отцом станут и глубокими, и ответственными. Это не просто, но без таких отношений в Царство не войти.

У каждого действия должна быть определенная цель, и более того, эта цель достигается: тот, кто любит на показ, чтобы заслужить уважение и почет, легко достигает своей цели — «уже получает награду свою». Тот же, кто любит в тайне, причем даже от себя, настолько, что об этом «не знает левая рука», то есть внутри, в глубине сердца, куда не всегда проникает и собственное сознание человека, тем более получает «воздаяние», то есть, достигает своей цели. И кажется, что Евангелие, радостная весть заключается как раз в этом обещании, что цель будет достигнута, даже если об этом так и не узнает наша левая рука. Христос обещает, что сочувствие, участие в жизни другого человека дойдет до его сердца, что тому, кто ищет Бога, удастся побыть наедине с Ним с своем чулане, за закрытой дверью.

Продолжается логика Нагорной проповеди — логика интериоризации (перенесения извне внутрь) духовной жизни. Подлинные отношения с Богом состоят не в выполнении тех или иных поступков, а во внутренней мотивации этих поступков. Лучше всего, когда эти поступки становятся для нас настолько внутренне естественными, что мы и сами не замечаем их мотивов. Не случайно здесь, как рефрен, повторяется «Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Незаметная со стороны милостыня, немногословная молитва без посторонних — вот элементы этой естественности. И Сам Иисус являет пример такой естественности — прямо здесь и сейчас родившуюся молитву «Отче наш», ставшую эталоном для христиан всех поколений. А начинается она с самого естественного для Сына, обращающегося к Отцу, слова «Авва», которое правильнее всего было бы перевести не «Отче» и даже не «Папа», а «Папочка» — такое это детское и нежное обращение.