Мысли вслух на Иер 2:1-37

Обличение Иеремией отступничества Израиля, которое мы находим в сегодняшнем чтении, очень напоминает то, что говорили народу другие пророки допленной эпохи. И всё же есть в этой проповеди нечто особенное. Речь идёт об отрицании народом своего греха (ст. 23). Такое отрицание в истории народа Божия встречается впервые и выглядит оно довольно странно: ведь факт участия или неучастия в языческих культах очевиден для всех; как же можно отрицать для всех очевидное?

Для понимания ситуации важно учитывать особенности религиозной политики царя Иосии, во время правления которого, по-видимому, и прозвучала приводимая здесь проповедь пророка. Иосия провёл в стране целый ряд религиозных реформ. Он ликвидировал все языческие святилища и централизовал яхвистский культ. Во время правления Иосии яхвистская религиозность снова вошла в моду, и, как бывает обычно в таких случаях, в Иудее немедленно обнаружилось множество верующих яхвистов, ещё недавно бывших язычниками.

Казалось бы, такому религиозному подъёму можно было только радоваться, и многие действительно были ему рады. А Иеремия напоминает этим недавним язычникам об их языческом прошлом, упрекая их в отступничестве. Позиция, на первый взгляд, странная. Но пророк, очевидно, прекрасно понимал то, чего не понимали другие. Он знал, что настоящее обращение к Богу невозможно без раскаяния, без полного пересмотра всей прежней жизни и без осознания своей ответственности за совершённые грехи. Но этого, похоже, как раз и не произошло: недавние язычники, в своё время легко и не задумываясь променявшие яхвизм на язычество, теперь так же легко и не задумываясь, следуя не столько голосу собственного сердца, сколько новой моде и политике властей, вновь возвращались к вере отцов.

Иеремия знал, чего стоила такая вера, ведь у него, как и у всякого пророка, были глубокие и очень личные отношения с Богом. Он понимал, что такое настоящее обращение, и ему, очевидно, претила та поверхностная религиозность, которую так любили, по-видимому, выставлять напоказ новоявленные «яхвисты». И неудивительно: ведь Бог открывал пророку сердца. А в сердце он видел всё то же язычество, лишь слегка прикрытое новой религиозной формой.

Пророчество рождается из напряжения — из несоответствия между тем, что есть, и тем, что должно быть. Бог ждет от людей «дружбы, как в юности» и «любви, как перед свадьбой», а получает неверность, отвержение и забвение. Почему так происходит, и что с этим делать? На эти вопросы, наверное, труднее всего ответить, ведь Бог делает все, чтобы привлечь человека, а тот «оставляет источник воды, чтобы сделать себе сухой водоем», как женщина, оставляющая дом мужа и ищущая приключений в стане отчаяния и смерти. Забвение Бога нельзя объяснить рационально — это безумие, и все же, это реальность. И все, что остается Богу — говорить к людям через Своего пророка: предупреждать о грядущих бедствиях, обличать, умолять, звать их к Себе. И здесь успех Бога становится счастьем пророка, и наоборот, неудача — оборачивается горем. Пророк не торгует идеологией, как «опиумом для народа», не занимается демагогией. Он любит людей Божьей любовью и плачет о них Божьими слезами.

Израиль изменил Господу. Те, кто был выделен из языческого окружения чтобы сохранить истину посреди океана духовного невежества, оказались хуже язычников. Именно хуже, а не просто такими же, ведь сорвавшись с достигнутой духовной высоты невозможно упасть на прежний уровень, но только ещё ниже.

Почему такое могло произойти? Неужели из-за того, что порабощающий людей грех силён до такой степени, что те, кто не сумел ему воспротивиться, становятся предателями всего светлого, что им было открыто? Или же из-за того, что те дары, которые Господь дал людям, стали им настолько привычными, что перестали не только цениться людьми, но и замечаться? Короче, люди отвернулись от Господа.

Но те, кто отступает от Него, не учитывают, что наша взаимосвязь с Господом — это отношения, а не набор абстрактных представлений о Нём. Поэтому тот, кто изменяет этим отношениям, пусть вспомнит о реакции друзей или родных на те неприятности, которые им довелось от него испытать. Да, на это можно возразить, что Господь не человек, и человеческие понятия ничтожны перед Ним. Однако и они могут дать хоть какое-то представление о том, что наши дела, и не только дела, но и направленность наших сердец, для Него небезразличны и не могут не иметь последствий.