Мысли вслух на Мф 16:13-19

Исповедание Петра — один из ключевых евангельских эпизодов. Не только потому, что здесь Пётр впервые узнаёт в Иисусе Мессию, но и потому, что именно в момент этого узнавания он становится главой апостольской общины. Всё логично: кто первым узнал в Мессии Мессию, тот и становится главой. И всё же есть тут ещё кое-что — уже не сводимое к одному исповеданию как словесной формуле.

Есть именно узнавание, встреча, осознание. Не случайно разговор начинается с вопроса Спасителя о том, кем Его считают люди. В ответ следует весь набор традиционных штампов того времени: воскресший из мёртвых Иоанн Креститель, спустившийся с небес Илия, кто-то из древних пророков, кого Бог воскресил, чтобы свидетельствовать об истине. Только не Мессия: тут весь земной путь Спасителя опровергал ходячие представления традиционной народной религиозности.

За Мессию, оставаясь в рамках этих представлений, Его нельзя было принять никак. Чтобы узнать в Нём именно Мессию, надо было просто посмотреть на Него, лицом к лицу, без всяких заранее заданных «точек зрения», без оглядки на все традиционные взгляды, модели, концепции. Нужна была чистота непосредственного восприятия, когда тот, кто (или то, что) перед тобой воспринимается прямо, одним цельным волевым актом, без рефлексии, без оглядки на весь накопленный за долгую жизнь «багаж».

Это было откровение, момент истины, знакомый каждому, кто искал истину всерьёз. Чтобы увидеть стоящего перед тобой человека так, надо было оказаться в иной реальности. Вернее, в полноте реальности — Царство ведь и есть не что иное, как полнота реальности большого Божьего мира, открывшаяся человеку настолько, насколько он может её вместить.

В такой полноте — и только в ней — можно увидеть в Мессии Мессию. Тут не исповедание богочеловечества Христа, как иногда думают, тут вообще нет утверждения каких-то богословских концепций, тут просто Встреча. Это была встреча со Христом во всей полноте Его личности — а значит, в полноте богочеловеческой, но здесь не было той богословской рефлексии, которая порождает вероучительные формулировки.

Такой опыт делает человека последователем Мессии, приобщая его к жизни Царства — и поэтому Пётр становится главой апостольской общины. Разумеется, не наследственным: ведь такой опыт невозможно передать кому бы то ни было, о нём можно лишь свидетельствовать, а пережить его каждый должен сам, если он хочет стать преемником апостола Петра не по статусу, а по духу. Так же, как должен пережить его каждый христианин — если только он хочет стать христианином не только на словах, но и на деле, стать последователем Мессии и жителем Царства.

Вопрос о том, кто кем считает Иисуса из Назарета, может показаться формальным. В самом деле: когда речь идёт об отношениях, на которых и строится вся духовная жизнь, вопрос формального исповедания обычно не является главным. Многие подходили к Иисусу, и оказывались в Царстве, и исцелялись, считая Его пророком или учителем.

Исповедание Петра важно в другом отношении. Тут на первый план выходят глубина, полнота и устойчивость той связи, которая соединяет учеников Христа с Учителем. Разумеется, Иисус никогда не отталкивал никого из тех, кто подходил к Нему с чистым сердцем и с искренними намерениями.

Он ни от кого не требовал никаких символов веры. Однако подошедшие к Нему зачастую уходили. Получив просимое, они возвращались к прежней жизни. Ну, может быть, всё же не совсем к прежней — такие встречи бесследно не проходят, — но устойчивых и продолжительных отношений с Иисусом, отношений осознанных, необходимых для того, чтобы стать Его учеником, у них с Ним не устанавливалось.

С апостолами же отношения должны были быть именно такими — тут ведь речь шла о полноценном ученичестве, о пути за Христом, пути не только внешнем, но и внутреннем, когда человек не просто идёт следом за Иисусом, но и меняется внутренне, с каждым шагом становясь всё более похожим на своего Учителя.

В таком контексте вопрос Спасителя обретал совершенно особый смысл. Он становился вопросом о том, чего ждут ученики от своего Учителя, чего они от Него хотят. Разумеется, даже исповедание Петра не давало ещё никаких гарантий: Пётр видит в Иисусе Мессию, но его мессианские представления очень мало похожи на то, Кем Иисус является на самом деле и для чего Он пришёл. Вместе с тем Пётр всё же решается назвать Иисуса Мессией вопреки всему тому, что тот делает. Иисус ведь уже сделал вполне достаточно для того, чтобы разочароваться в Нём именно как в Мессии.

Так, собственно, и произошло: от Иисуса постоянно требовали, чтобы Он, наконец, прямо объявил о Своём мессианстве, а Его упорный отказ сделать это многих от Него отвратил. Исповедание Петра означало, что он доверяет своему Учителю именно как Мессии вопреки общепринятым мессианским представлениям. Вот это «вопреки» и делало возможным дальнейший путь: ведь оно означало готовность отбросить все собственные представления о том, «как правильно», и принять реального Мессию таким, каков Он есть.

Петр выделяется из других учеников Христа не только возрастом и лидерскими чертами характера. Этого всего недостаточно для того потрясающего обещания, которое дает ему Иисус (Мф. 16:18). Может быть, самое важное качество Петра, делающее его вторым по значимости персонажем Евангелия, — это то, что он немедленно и деятельно реагирует на всякую новую ситуацию отношений со Христом. Он почти не раздумывает, он часто ошибается, но он не пассивен, он прилагает усилия. Именно Петр пытается идти по воде, он первым из учеников совершает чудеса исцеления и воскрешения. Конечно, есть и другие пути святости, но в основание святости Церкви Христос полагает святость Петра.

Трудно брать на себя ответственность за свой выбор. Трудно высказывать определенное мнение, трудно принимать решение — ведь ты несешь ответственность за все его следствия и плоды. И если этот выбор, это решение лежат в религиозной, в нравственной области, то отвечать за это приходится всей жизнью. А решения вообще принимать трудно, потому что разве может человек что-нибудь знать наверняка?

Поэтому так важен тот момент, когда апостол Петр, от себя ли, или от лица всех Двенадцати, решается произнести слова: «Ты — Христос, Сын Бога Живого». Благодаря этому исповеданию, Петр принимает Господа Иисуса как Спасителя. Все дальнейшее — свидетельство, проповедь, тяжесть Гефсиманской ночи и дар Пятидесятницы — основано на этом решении Петра и на его поступке, на его исповедании. Становясь основанием Церкви, он приобщается если не божественной природе (до Тайной вечери еще далеко), то божественной власти Христа.

Сам Петр, похоже, глубоко пережил этот момент. В написанном около 63 года послании, говоря о сути веры и жизни, он упоминает именно готовность «дать отчет в уповании» (1 Пет. 3:15). Апостольство Двенадцати заключается, собственно, в первую очередь в их исповедании, и лишь затем — в проповеди по всему лицу земли. И это относится и ко всем их ученикам.

Кем ты почитаешь Иисуса из Назарета? Пройти мимо этого вопроса невозможно. «Кто Ты, кем Ты Себя делаешь?» Сын Человеческий, Кто Он? «За кого вы почитаете Меня?» — один из самых главных вопросов в Евангелии. Привели к Нему бесноватого, и исцелил его. И народ говорил: «Не это ли Христос, сын Давидов? Не Он ли тот, Кому надлежит спасти мир?» А Он Сам говорит: «Не мир пришел Я принести, но меч». Твой ответ на вопрос о том, кто такой Иисус, — это и есть меч, проникающий до самой глубины, «до разделения составов и мозгов». И дать на этот вопрос уклончивый ответ нельзя.

Так, фараон, когда Бог через Моисея велит отпустить Его народ, ожесточается. В книге Исхода говорится: «Я ожесточу сердце фараона» (Исх. 4:21). Наивно полагать, что Бог особым творческим действием заставляет фараона отказаться. Так действуют только бесы, овладевающие волей человека. Но, поставленный перед необходимостью выбора, фараон не может остаться уклончиво вежливым. Либо Пославший Моисея — Бог, и надо повиноваться, либо в Египте только один живой бог — фараон.

Фарисеи, как фараон, поставлены перед выбором: либо Этот Человек — Спаситель мира, либо... Здесь нет места мягкосердечной «политкорректности». Собственно, этот главный вопрос жизни преображает твое колеблющееся безвольное сердце, придает ему противоположное свойство. Но в зависимости от ответа на вопрос, это будет либо твердость живой веры, либо ожесточенность, жестокость, как у фараона и фарисеев.

Именно это констатирует Иисус, говоря: «Кто не со Мною, тот против Меня, и кто не собирает со Мною, тот расточает». В наше время такая постановка вопроса кажется нам излишне ригористичной. Мы предпочли бы уклониться от прямого ответа. Но ничто, кроме этого ответа на призыв Христа, не сделает твое сердце твердым, а жизнь — настоящей. И потому этот вопрос — подарок Бога нам.

На чем основана Церковь? Какие качества делают Симона, сына Ионы, Петром — камнем, положенным в основание Церкви? Горячая вера? Безоглядная решительность? Лидерская харизма? Может быть... Все эти качества есть у Петра. Но мне кажется, что более важно другое. Иисус говорит эти слова не сразу после того, как Петр назвал Его Христом, Сыном Бога живого, сначала Иисус сказал, что не своими человеческими силами Петр пришел к этому исповеданию, а по откровению от Отца. Итак, на первое место Иисус ставит открытость Петра к Богу. Это действительно так, Петр потрясающе открыт, он не всегда все правильно и сразу понимает, он иногда спешит, иногда промахивается, иногда проявляет слабость, но он — открыт, активен и дерзновен. И такой становится Церковь апостольских времен: она постоянно наставляется Духом Святым, она не закрывает себя в четырех стенах, безбоязненно неся свидетельство о Христе всему миру. Неуязвимость Церкви для сил зла, то, что «врата ада не одолеют ее», объясняется именно ее открытостью к Богу, принятием ею силы Божией, силы Духа Святого, отгоняющей всякое зло.

За кого люди почитают Иисуса? Этот вопрос до сих пор стоит перед каждым из нас, и разные слышатся на него ответы.

Сначала Он спрашивает учеников о мнениях, бытующих в народе. Пересказанные учениками мнения, по сути, различаются тем, чьё имя упомянуто, но все они сводятся к оценке Иисуса как великого пророка. И это мнение, вообще-то, не исчезло, ведь максимум, что люди могут решить, глядя издалека, что Он — пророк. В наше время добавили бы и иные определения, например, «великий учитель» и т.д. Но до поры до времени все эти определения — из области абстрактной информации.

Но затем Он спрашивает учеников об их личном мнении, и этот вопрос задан всем нам. Здесь прекращается голое теоретизирование и наступает час выбора. От того, кем я признаю Христа, зависит, как я стану жить.

Поэтому исповедание Петра стало не только его личным признанием Иисуса Христом, Сыном Божиим. Его устами Христа исповедали все апостолы, к этому исповеданию присоединаются ученики всех времён и народов. Не плоть и не кровь открыли это Петру, это значит, что не человеческие размышления и традиции, но Отец Небесный. Человеческие размышления способны подвести к порогу истины, но переступить порог нам таинственно и незаметно для обычного восприятия помогает Сам Господь.

Отрывок из книги Чисел рассказывает о недоверии людском, о том, как эта вышедшая из Египта толпа за своими проблемами не видит присутствия Того, Кто может решить все ее проблемы. Как заразительно мнение толпы! Даже Моисей, похоже, подпадает под ее влияние и, теряя доверие, дважды бьет жезлом в скалу вместо того, чтобы СЛОВОМ извести воду из нее. Эта малая нерешительность того, «кому много дано», приводит к невозможности для него войти в желанную обетованную землю. Своеобразным ответом на эту историю оказывается отрывок из Евангелия. Иисус, выслушав разнообразные мнения о Себе, идущие от толпы, спрашивает учеников: «А вы за кого почитаете Меня?» — помогая им преодолеть это давление толпы. И получает боговдохновенный ответ Петра: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго».

Апостолы не сразу понимают Иисуса. Петр, называя Его Христом, то есть, Помазанником, Царем Израиля, не может вместить Его предсказаний о собственной смерти в Иерусалиме. А понимаем ли мы, что значит быть христианами? Ведь для нас христианство чаще всего ассоциируется с определенной формой духовной жизни, особым мировоззрением, особым поведением, особыми правилами жизни. Не контрастирует ли наше «спасение души» со словами о тех, кто «хочет душу (жизнь) свою спасти»? Он не говорит о правилах, о мировоззрении, о «христианских ценностях». Он говорит о кресте, о несении креста, как о признаке христианина. Если нам трудно это понять и вместить, мы не должны отчаиваться — апостолы тоже не могли. Важно только двигаться по пути этого осознания. А чтобы двигаться, нужно знать цель.

Вера — одна из самых таинственных вещей на свете. Откуда рождается в человеке готовность ясно и недвусмысленно обратиться к человеку по имени Иисус и сказать Ему эти слова: «Ты — Христос», то есть Помазанник, Царь, Которого с надеждой ожидают все народы земли? Если в случае современников и соотечественников Иисуса это можно как-то объяснить их представлениями о Мессии, как о национальном герое-освободителе, то как это объяснить сейчас, когда всем ясно, что в результате деятельности Иисуса Его казнили? Уже признание самой возможности обратиться к Нему сейчас требует от человека некоторых нестандартных мировоззренческих установок. Эти вопросы остаются в Евангелии без ответа. Вернее, без человеческого ответа — «кровь и плоть», то есть сам человек не имеет причин произносить эти слова. Это — тайна. Это — действие в человеке его Небесного Отца, приводящего человека к Своему Единородному Сыну...

Сегодняшнее чтение рассказывает нам об исповедании Петра (ст. 13–20), которому предшествует беседа с фарисеями о знаках («знамениях», ст. 1–4) и с учениками о «закваске фарисейской и саддукейской» (ст. 5–12). Завершается же оно описанием разговора Петра с Иисусом, во время которого Иисус отзывается о Своём ученике достаточно резко (ст. 21–28).

Очевидно, центральным событием здесь оказывается именно исповедание Петра, который узнает в Иисусе обещанного Богом Мессию-Христа, в то время как в народе Его считали пророком (ст. 14–16). И тогда Иисус, подтверждая вывод Петра, говорит, что понять это он мог лишь благодаря откровению от Бога (ст. 17). Казалось бы, Мессию ждали не только ученики Иисуса; в евангельские времена мессианские ожидания в еврейском народе были очень напряжёнными. Но в том-то и дело, что Иисус меньше всего походил на Мессию, которого ожидал и народ, и учёные раввины. Народ ожидал Мессию-царя, который освободит Иудею от власти Рима; учёные раввины и теологи-книжники хотели видеть Мессию, который соответствовал бы их богословским теориям. Не случайно фарисеи и саддукеи просят Иисуса, чтобы он явил им какой-нибудь из тех мессианских знаков, по которым, согласно их собственным концепциям, только и можно узнать Мессию. А Иисус отказывается. И не потому, разумеется, что это Ему было трудно, а потому, что Он не хотел «вписываться» ни в какую богословскую концепцию и не собирался «соответствовать» ничьим представлениям. Принять такого Мессию, не соответствующего никаким общепринятым нормам и взглядам, в Котором большинство готово было видеть скорее нечестивца и нарушителя Торы, чем Мессию, действительно можно было лишь по откровению. А потом Петру и другим ученикам пришло время узнать о кресте и о Воскресении (ст. 21).

И тут оказалось, что знание это для человека непосильно. Принять Мессию гонимого и страдающего ещё можно было, тем более, что образ страдающего Мессии был хорошо известен каждому верующему еврею из Книги Исайи, но смириться с полным Его поражением было совершенно невозможно. А ведь смерть на кресте воспринималась и Петром, и другими апостолами только как поражение, реальность воскресения вообще и воскресения Христа в частности была для них лишь отдалённой перспективой, так что, даже когда Он воскрес, они долго ещё не могли до конца в это поверить.

Неудивительно, что Пётр не может смириться с мыслью о неизбежности смерти Учителя (ст. 22). Но Иисус и здесь непреклонен: нельзя останавливаться на полпути, нельзя принять Мессию и не принимать Его пути. Человек, поступающий так, превращается из ученика во врага (ст. 23). Дорога в Царство только одна (ст. 24–27), и прийти туда можно, лишь пройдя её до конца.