Мысли вслух на Мк 8:11-21

Требование знаков и чудес Иисус называет «фарисейской и саддукейской закваской». Нередко это понимают как упрёк в лицемерии, в неискренности — и в некоторых случаях неискренность и лицемерие действительно были налицо. Не всегда, однако, речь шла именно об осознанном лицемерии, как мы понимаем его сегодня. И саддукеи, и фарисеи были в первую очередь религиозными людьми. Саддукеи были несколько либеральнее, они признавали священным текстом исключительно Пятикнижие, у них не было разработанного учения о воскресении и чёткой мессианской концепции, но они всё же были ортодоксальными яхвистами во всём остальном, в том числе и в том, что касается практического соблюдения Торы.

Фарисеи признавали священными, помимо Пятикнижия, ещё пророческие книги, Священное Писание для них — «Закон и Пророки», у них была чёткая мессианская концепция и более-менее разработанное учение о всеобщем воскресении, однако при всех своих расхождениях с саддукеями фарисеи всё же не считали их неправоверными, тем более, что храмовая священническая верхушка придерживалась, в основном, именно саддукейских взглядов. Объединяло же саддукеев и фарисеев именно то, что и те, и другие были религиозными людьми — одни более искренне и убеждённо, другие менее, а иные и чисто формально, как всегда бывает в религиозной среде. Именно поэтому и требовали фарисеи знаков — им нужно было проверить Иисуса и всё, что Он делает, на соответствие своим мессианским концепциям. Вписать Его в свою религиозную систему.

Он же ни в какую систему вписываться не собирался — не для того, разумеется, чтобы досадить религиозным людям, а потому, что просто не мог в неё вписаться. Царство не вмещается ни в какие мессианские концепции, оно больше любой системы, какую мог бы изобрести человек, больше всего, что могло бы представить человеческое воображение. Да и всякое вообще откровение, даже менее масштабное, всегда больше любой религиозной системы, какую мог бы придумать человек.

Больше даже не в смысле масштабов — хотя и в этом отношении откровение, как правило, превосходит человеческий ум, — а в смысле той духовной динамики, той жизни, по сравнению с которыми даже гениальная схема, созданная человеком, будет не более, чем их статическим срезом. Уместить в этот плоский и плоскостной срез живую духовную жизнь совершенно невозможно, можно в лучшем случае на неё лишь намекнуть, но религиозное сознание упорно пытается свести к нему жизнь как таковую. Вот это стремление, эту логику и называет Иисус «закваской фарисейской и саддукейской», предостерегая от неё Своих учеников.

Насколько новым оказалось Откровение, данное Богом через Господа Иисуса Христа, видно в смущении учеников, о котором мы читаем в сегодняшнем евангельском отрывке. Господь говорит о вещах невидимых и пользуется при этом аналогиями из повседневной жизни. Но Его ученики, даже рассуждая о Его словах, все же мыслят в рамках человеческой религиозности. Они полагают, что Господь укоряет их за то, что они не взяли хлеба и там, куда они плывут, им придется прибегнуть к пище, прошедшей через руки фарисеев. Так при советской власти нельзя было приходить на военную кафедру в джинсах, потому что это «штаны предполагаемого противника».

Господь же говорит не о ритуальном отделении от кого-то, но об образе мыслей и действий фарисеев и сторонников Ирода. Евангелист Лука в 12 главе передает Его слова так: «берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие». В сущности, ученики в этом момент демонстрируют именно то, от чего Христос их и предостерегает. Опыт общины учеников Христа говорит о том, что этот соблазн фарисейства, свойственный падшей человеческой природе, всегда рядом с нами. И читая сегодня этот рассказ, полезно думать не о том, как несообразительны оказались ученики, а о том, как много в нашей жизни такой путаницы.

Как видно, ученики Иисуса не поняли Его слов о закваске, точнее, они поняли их по-своему и совершенно неадекватно. Спасителю пришлось напомнить им о недавнем чуде умножения хлебов, чтобы они поняли, что речь идёт вовсе не о том, о чём они подумали.

На первый взгляд может показаться, что апостолы всего лишь не поняли использованной их Учителем аллегории. Но дело, вероятно, всё же не только в этом. С одной стороны, можно было бы сказать, что апостолы действительно забыли о чуде умножения хлебов. С другой стороны, они, вероятно, думали, что такие чудеса не могут повторяться постоянно.

Под «закваской фарисейской и саддукейской» они, несомненно, понимали именно закваску, и ничто иное. Иначе говоря, они продолжали мыслить категориями прежней жизни, категориями непреображённого мира. Мира, где чудеса, конечно, случаются, но лишь как исключение, где жить приходится по законам непреображённого мира, стараясь лишь избегать, насколько это возможно, прямого нарушения Торы, данных Богом заповедей.

Слова Спасителя о закваске ученики поняли именно так: ни с саддукеями, ни с фарисеями им больше общаться нельзя. Но тогда, как справедливо рассудили апостолы, хлеба им взять будет неоткуда. Иисус между тем говорит совсем о другом: о закваске духовной, о том, чем питается духовно человек, ищущий Царства. И тут оказывается, что духовная пища, которую могут предложить ему люди, живущие преимущественно или исключительно религией, для него не годится.

В самом деле: теперь, когда Царство, по слову Спасителя, «приблизилось» и уже готово было начать своё преображающее шествие по нашему миру, человек, желающий приобщиться его жизни, не мог ограничиваться тем, что могла предложить ему религия, пусть даже самая духовно глубокая и систематически разработанная. Ведь полнота Царства не вмещается в рамки ни одной религии на земле, что и неудивительно, поскольку всякая религия — дело рук и умов человеческих. И Иисус призывает Своих учеников питаться непосредственно жизнью Царства, приобщаясь к ней через Него Самого. Так, как только и можно приобщиться к жизни Царства.

Ученики Иисуса по большей части были простыми людьми, и поэтому так буквально понимали Его слова. Они слышат о закваске — и сразу решают, что речь идет о нехватке пропитания. Им кажется, что Господь их упрекает, что Он недоволен тем, что они не рассчитали пропитание для себя и народа. В то время как слова Христа были иносказательными, предлагающими образ того фарисейства, которое могло начать в них разрастаться. От этого Он их и предостерегал.

Слова Спасителя достаточно резки, Он действительно упрекает их, но не в том, что нет хлеба, а в том, что они не помнят так недавно произошедшее чудо умножения. Оказывается, они так сконцентрированы на самих себе, на тех вещах, в которых они себя обвиняют, что не обращают внимание на творящееся вокруг и вмиг забывают о чуде.

Ряд горьких вопросов обращает Сын Человеческий к людям, собравшимся вокруг Него. В самом деле, они же были свидетелями потрясающих чудес Иисуса и сами же хотели сделать Его царем; они слышали Его проповедь Евангелия Царства и понимали, что «ни один человек не говорил так, как Этот». Что же теперь — глаза их закрылись? Уши замкнулись? Склероз напал? Разум заснул? Сердце окаменело?

Повторяя эти вопросы вслед за Иисусом, мы очень легко можем впасть в грех осуждения. Ведь Он задает эти вопросы с болью в сердце, потому что Он любит этих людей, а мы — только превозносимся над ними. Чтобы этого не случилось, полезно обратить все эти вопросы к нам самим. Ведь и мы — свидетели Божьих чудес в нашей жизни, ведь и мы знаем о Его милости. А где же наша ответная любовь, где наша вера, где праведная жизнь?

Требование знака от Иисуса было делом вполне понятным: в Нём ведь многие были готовы увидеть Мессию, а пророком Его и так уже считали если не все, то большинство. Однако для того, чтобы узнать в Мессии Мессию, от Него требовались некие вполне определённые знаки как доказательство Его мессианства. Эти знаки были связаны с традиционными мессианскими представлениями — отчасти народными, а отчасти богословскими, причём мессианское богословие было особенно развито в фарисейской среде, что и неудивительно: ведь они считали себя мессианистами, тем самым остатком, о котором говорили древние пророки. Им никак нельзя было ошибиться в Мессии — отсюда и внимание к мессианской теологии, и попытки выработать однозначные критерии определения мессианства.

Только вот Иисус, будучи Мессией, не собирался соответствовать ничьим критериям. Он просто являл миру Царство в его полноте, в любви и силе — а Божья сила действует обычно вполне убедительно, правда, лишь для тех, кто хочет видеть. Казалось бы, открой глаза и смотри — какие ещё нужны знаки, каким ещё критериям должен соответствовать Тот, Кто способен не только исцелить любую болезнь, но и умершего вернуть к жизни? Проблема, однако, заключается в том, что падший человек на удивление талантлив во всём, что касается создания иллюзий и иллюзорной реальности, внутри которой он может пребывать в такой полноте, что ничто снаружи порой просто не оказывает на него никакого воздействия.

За созданными на основе собственных иллюзий и миражей концепциями падший человек может очень долго укрываться от всякой реальности, и даже от реальности Царства, входящего в мир, которого замороченный собственной «реальностью» «теолог» вполне может не заметить. Тут действительно всякие знаки и доказательства бесполезны — они останутся незамеченными так же, как и всё, что не вписывается в концепцию и в «реальность», на основании которой она была создана.

Впрочем, ученики по-своему ненамного лучше требующих знака: они тоже не понимают Учителя, для них закваска связана с физическим хлебом, они уверены, что Иисус запрещает им делить хлеб с фарисеями и саддукеями — а Он на самом деле ведёт речь совсем не о том, не о пищевых запретах, не о ритуалах. Царство, принесённое Им в мир, оказывается слишком полным и слишком свободным даже для тех, кто пошёл за Ним. Оно и понятно: ведь в нашем мире падение затронуло всех и каждого, кроме Него. Придёт время — и начнётся медленное, трудное преодоление последствий той катастрофы, из-за которой Царство оказалось для человека закрыто, но сейчас это время было ещё впереди.

Сегодняшний отрывок вновь возвращает нас к рассказу о чуде умножения хлебов. Евангелист, конечно, не случайно так подробно останавливается на этом событии, вновь и вновь подчёркивая, что апостолы не понимают смысла происходящего (ст.15–21). Между тем, предостережению о «фарисейской и иродовой закваске» (ст.15) предшествует здесь упоминание о споре Иисуса с фарисеями, требовавшими от Него какого-то «знамения», то есть знака (ст.11). Смысл спора становится понятнее, если иметь в виду, что у фарисеев была своя, довольно хорошо разработанная богословская концепция, связанная с пониманием того, каким должен быть настоящий, как они это понимали, Мессия-Христос, как именно и когда Он должен был появиться и какими естественными и сверхъестественными явлениями должно было сопровождаться Его появление. По-видимому, собравшиеся фарисеи требовали, чтобы Иисус продемонстрировал им что-нибудь такое, что убедило бы их в том, что Он действительно тот самый Мессия-Христос, которого они ждали. Но Иисус отказывается, а Своим ученикам затем говорит об опасности «фарисейской и иродовой закваски», напоминая им в ответ на их недоумения о чуде умножения хлебов. И неудивительно: ведь именно в этом чуде совершенно наглядно и явно для многих проявились черты того самого Царства Божия, которое приносит в мир Иисус. Но фарисеев, погружённых в собственные богословские теории, такие свидетельства не устраивают, им нужны знаки, которые подтвердили бы правильность этих теорий, а Царство, которое им не соответствует, для них, очевидно, неприемлемо. При такой позиции заведомого неприятия, конечно, любые доказательства бесполезны, а сама позиция часто не позволяет человеку увидеть очевидное, потому-то и предупреждает Иисус Своих учеников об опасности «фарисейской закваски».

Исцеления совершаются Иисусом каждый раз немного по-разному. Как в данном случае, когда Он прикасается к глазам исцеляемого Им человека дважды. На первый взгляд это может показаться странным: речь ведь идёт о Божьей силе, которая может исцелить человека в одно мгновение, а тут явно налицо некий процесс, некие этапы, и исцеление происходит почему-то не одномоментно. Может показаться, что Иисус как бы примеривается, пробует Свою силу перед полным и окончательным исцелением.

Отчасти так оно и есть — только речь идёт не о Его силе, а о готовности человека. Исцеление ведь только на бумаге выглядит простым и мгновенным, а на самом деле за ним стоит сложный и напряжённый процесс, в котором участвует исцеляемый. Мы в таких случаях говорим обычно о вере — кто верует, тот и получает исцеление, но ведь вера, даже понятая как доверие, а не как некие убеждения, представляет собой процесс, а не только одномоментное решение. Исцеляя человека, Иисус вовлекает его в отношения с Собой и в жизнь Царства, принесённого Им в мир, вовлекает в той мере, в какой человек готов за Ним пойти.

Такое вовлечение всегда начинается с готовности человека пойти за Иисусом — без неё ничего не получится. Готовность, однако, надо постоянно подтверждать — и потому, что мера её бывает разной, и потому, что на каждом следующем этапе пути эта мера меняется. В известном смысле можно было бы сказать, что на каждом очередном этапе пути Бог переспрашивает человека, готов ли он двигаться дальше, и человек каждый раз волен ответить Богу «да» или «нет». То же и в отношениях со Спасителем: каждый следующий шаг на христианском пути означает большую меру вовлечённости человека в отношения со Христом, и эта большая мера предполагает согласие человека на следующий шаг.

Казалось бы, тут речь идёт всего лишь об исцелении, о том, чтобы довести его до конца — но ведь для самого человека «всего лишь» означает очень многое, огромный шаг вперёд на пути отношений с Богом и со Христом. Неудивительно, что человек преодолевает его не за один шаг, а за два. Иисус относится к каждому, с кем вступает в контакт, предельно бережно, не торопя его и не подталкивая в спину, но если человек готов, следующий шаг последует непременно.

Уже восемь глав подряд читаем мы о славном шествии по земле Сына Божия. Узнали ли мы Его? Научились ли доверять Ему? Верить Слову Его? Или еще нам нужны знамения? Все ли мы «уразумели» или остались слепы? Чего больше в нас — закваски фарисейской или веры голодных и больных? Тому, кто был голоден и насытился, кто был болен и исцелился, кто был слеп и прозрел, нужны ли еще знамения?

Ученики были свидетелями насыщения народа, они были на этом празднике, даже разносили хлеб. Но в повседневной жизни они остаются в сомнении и не уверены, что будут насыщены. Хотя Иисус с ними и они видят Его глазами. А сердцем? Чувствуем ли мы присутствие Бога в повседневной жизни, в понедельник, в той лодке, в которой мы переплываем неделю? Или мы «все еще не разумеем»? Второй раз Марк приводит отрывок о насыщении большой толпы несколькими хлебами. Важно понять, что, если хлеб дается из рук Божиих, то это не просто хлеб. Людей насыщает Божие благословение, Божия любовь. И это действительно реальное насыщение.

Трудно понять, что происходит с другими, когда с тобой все в порядке, когда тебе не о чем слезно просить. Когда нет настоящей нужды, не нужна и надежда, не нужен и Целитель. Когда мы не жаждем встречи с истиной, любовью, когда мы не намыкались в этом мире со своей слабостью, немощью в поисках правды, трудно насытиться тем, что дает нам Бог. Таковы фарисеи — Иисус даже не разговаривает с ними: «Он оставил их».

Ученики пребывают рядом с Иисусом, видят Его земными глазами, вкушают вместе трапезу, видят многие исцеления, но все еще остаются вне тайны Божией. Они прозрели в первый раз, как тот слепой из Вифсаиды. После первого возложения рук слепой стал видеть как все люди. Он увидел людей внешне. «Видеть ясно все» человек смог лишь в присутствии Иисуса, когда «посмотрел пристально».

Духовное зрение Бог дарует жаждущим. Для этого нужно «размягчить» «огрубелое сердце». Тогда станет понятно, что такое дух фарисейства, видна будет духовная жизнь людей, Бога. Тогда не нужны будут знамения.

Что же мы смогли «уразуметь» за эти семь с половиной глав? Что действительно поняли, «увидели ясно», как изменились?