Мысли вслух на Мк 8:22-26

Это уже второй эпизод, описанный Марком, когда Господь исцеляет при помощи слюны. Возможно, это очередное пророческое действие, когда Иисус символически изображает то, что реально происходит в невидимом плане бытия. И дело даже не в том, что эти символы лучше всего отражают происходящее, а в том, что сами они — отражение небесной реальности, которую приносит Сын Божий, ставший Сыном Человеческим. Так, сами слова «Отец» и «Сын» взяты из человеческой лексики семейных отношений, но, кто знает, не созданы ли эти семейные отношения для отражения небесного единства Отца и Сына? Слюна человека всегда считалась переносчиком его свойств. Слюна нечистого нечиста (Лев. 15:8), слюна больного — заразна. Точно так же — слюна Видящего дает прозрение, слюна Внемлющего и Говорящего — слух и речь (Мк. 7:33).

Важной деталью исцеления слепого, о котором повествует нам сегодня евангелист Марк, является повеление Христа исцеленному идти прямо домой, не заходя к тем, кто привел его к Иисусу. С этим можно сопоставить упоминание евангелиста Иоанна о том, что самаряне поверили Иисусу «уже не по речам» женщины, встретившей Его у колодца, но потому, что «сами услышали и узнали, что Он — Христос». Узнавать о великих и славных делах Божьих понаслышке хорошо и полезно, но, как теперь говорят, «это не главное». Главное — встретить Его самим. Поэтому так важен для нас праздник Рождества Христова, который наступил сегодня для большинства наших братьев. Его рождение в этот мир — это возможность для каждого из нас не понаслышке, но самим встретить Сына Божьего.

Исцеляя слепого, Господь делает все возможное для того, чтобы это не стало известно. Он часто заповедует исцеленным ничего не говорить, но сегодня Он даже выводит этого слепого из деревни и, исцелив его, отправляет его домой, вовсе запретив ему входить в деревню. Это исключительно важная для нас «установка» Христа. Поступая так, он дает нам возможность верить Ему не своекорыстно. Чудеса увлекают нас и, порой, укрепляют маловерных. Но, становясь свидетелями чудес, мы ищем участия Бога в наших проблемах, вместо того, чтобы самим войти в Его Царство. Мы воспринимаем многие вещи, в том числе и чудеса, очень антропоцентрично. Они становятся для наших слабых душ своеобразным наркотиком, от непременной дозы которого все больше и больше зависит наша вера. Вот от этого Господь и избавляет нас, совершая большую часть чудес втайне.

С повелением Христа исцеленному идти прямо домой, не заходя к тем, кто привел его к Иисусу, можно сопоставить упоминание евангелиста Иоанна о том, что самаряне поверили Иисусу «уже не по речам» женщины, встретившей Его у колодца, но потому, что «сами услышали и узнали, что Он — Христос». Узнавать о великих и славных делах Божьих понаслышке хорошо и полезно, но, как теперь говорят, «это не главное». Главное — встретить Его самим.

Почему Иисус запрещает исцелённому Им человеку свидетельствовать о своём исцелении, по крайней мере, в тех местах, где исцеление произошло? Ведь в других случаях Он не только этого не запрещает, но даже прямо говорит исцелённым, чтобы они свидетельствовали о произошедшем. Конечно, о причинах тех или иных решений Спасителя порой остаётся только догадываться. Но всё же можно предположить, что в данном случае решение могло быть связано с духовным состоянием конкретного человека, с его готовностью или неготовностью свидетельствовать о Царстве.

Свидетельство в данном случае предполагало не один рассказ о чудесном событии. Свидетель должен был свидетельствовать о том Царстве, которое, по слову Спасителя, «приблизилось» и благодаря близости которого стало возможным исцеление свидетеля. Для того, чтобы о нём свидетельствовать, нужно было приобщиться его жизни и ею проникнуться, проникнуться настолько, чтобы жизнь эта стала для свидетеля настолько же естественной и органичной, насколько естественной и органичной прежде была ему жизнь непреображённого мира. И, конечно, многое тут зависело от того, насколько решительно человек делал шаг к этой новой жизни.

Здесь кое-что можно понять и предположить из того, как именно в данном случае совершалось исцеление. В самом деле: далеко не каждого Иисус исцеляет со второго раза, как произошло со слепцом, описанным в рассказе. И дело тут, разумеется, не в том, что случай оказался сложным: речь ведь идёт не об излечении, как излечивает больного врач, прибегая к медицинским средствам, а об исцелении, о действии той силы Царства, для которой, конечно же, сложных случаев не бывает: ведь в Царстве материя абсолютно послушна всякому духовному воздействию.

Единственной преградой для действия этой силы может быть лишь недостаточная решимость исцеляемого, который, быть может, и хочет исцеления, но, с другой стороны, не до конца верит в его возможность. Но тогда и свидетельствовать такому человеку нельзя начинать сразу: ведь без полной уверенности в реальности Царства и без полного доверия к Тому, Кто принёс его в мир, подлинное свидетельство невозможно. И Иисус, разумеется, прекрасно всё это понимая, запрещает исцелённому свидетельствовать, запрещает для его же духовного блага.

Иногда кажется, что чудо, которое совершает с нами Господь – мгновенный переход, секунда, вслед за которой все меняется. Наверное, порой это действительно так. Но история слепого из Вифсаиды очень интересна тем, что евангелист дает нам понять, как постепенно меняется человеческая природа, встречаясь с благодатью, сколь многое приходится нам преодолеть, чтобы обрести исцеление.

Во-первых, слепой не сразу обретает зрение – Господь прикасается к нему первый раз, но он видит еще нечетко, приблизительно, и лишь после второго прикосновения видит все ясно. И самое важное тут то, что Господь словно позволяет слепому немножко привыкнуть к своему новому состоянию. Он нежно и мягко меняет человеческую природу, давая нам возможность осознать перемену, происходящую внутри человека. И во-вторых, Иисус дает понять, что чудо, преображение – тихий, сокровенный процесс, это личный разговор Бога с человеком. Он уводит слепого из города от лишних любопытных глаз, а потом посылает его напрямую домой и просит никому не говорить о том, что произошло.

Очень важно давать себе время понять, что же, собственно, произошло, осознать изменения, которые произошли в нашей жизни в результате встречи с Богом, дать Его работе совершиться в нас до конца – и тогда свидетельством о Боге станут не слова, а сама преображенная наша жизнь.

Требование знака от Иисуса было делом вполне понятным: в Нём ведь многие были готовы увидеть Мессию, а пророком Его и так уже считали если не все, то большинство. Однако для того, чтобы узнать в Мессии Мессию, от Него требовались некие вполне определённые знаки как доказательство Его мессианства. Эти знаки были связаны с традиционными мессианскими представлениями — отчасти народными, а отчасти богословскими, причём мессианское богословие было особенно развито в фарисейской среде, что и неудивительно: ведь они считали себя мессианистами, тем самым остатком, о котором говорили древние пророки. Им никак нельзя было ошибиться в Мессии — отсюда и внимание к мессианской теологии, и попытки выработать однозначные критерии определения мессианства.

Только вот Иисус, будучи Мессией, не собирался соответствовать ничьим критериям. Он просто являл миру Царство в его полноте, в любви и силе — а Божья сила действует обычно вполне убедительно, правда, лишь для тех, кто хочет видеть. Казалось бы, открой глаза и смотри — какие ещё нужны знаки, каким ещё критериям должен соответствовать Тот, Кто способен не только исцелить любую болезнь, но и умершего вернуть к жизни? Проблема, однако, заключается в том, что падший человек на удивление талантлив во всём, что касается создания иллюзий и иллюзорной реальности, внутри которой он может пребывать в такой полноте, что ничто снаружи порой просто не оказывает на него никакого воздействия.

За созданными на основе собственных иллюзий и миражей концепциями падший человек может очень долго укрываться от всякой реальности, и даже от реальности Царства, входящего в мир, которого замороченный собственной «реальностью» «теолог» вполне может не заметить. Тут действительно всякие знаки и доказательства бесполезны — они останутся незамеченными так же, как и всё, что не вписывается в концепцию и в «реальность», на основании которой она была создана.

Впрочем, ученики по-своему ненамного лучше требующих знака: они тоже не понимают Учителя, для них закваска связана с физическим хлебом, они уверены, что Иисус запрещает им делить хлеб с фарисеями и саддукеями — а Он на самом деле ведёт речь совсем не о том, не о пищевых запретах, не о ритуалах. Царство, принесённое Им в мир, оказывается слишком полным и слишком свободным даже для тех, кто пошёл за Ним. Оно и понятно: ведь в нашем мире падение затронуло всех и каждого, кроме Него. Придёт время — и начнётся медленное, трудное преодоление последствий той катастрофы, из-за которой Царство оказалось для человека закрыто, но сейчас это время было ещё впереди.

Сегодняшний отрывок вновь возвращает нас к рассказу о чуде умножения хлебов. Евангелист, конечно, не случайно так подробно останавливается на этом событии, вновь и вновь подчёркивая, что апостолы не понимают смысла происходящего (ст.15–21). Между тем, предостережению о «фарисейской и иродовой закваске» (ст.15) предшествует здесь упоминание о споре Иисуса с фарисеями, требовавшими от Него какого-то «знамения», то есть знака (ст.11). Смысл спора становится понятнее, если иметь в виду, что у фарисеев была своя, довольно хорошо разработанная богословская концепция, связанная с пониманием того, каким должен быть настоящий, как они это понимали, Мессия-Христос, как именно и когда Он должен был появиться и какими естественными и сверхъестественными явлениями должно было сопровождаться Его появление. По-видимому, собравшиеся фарисеи требовали, чтобы Иисус продемонстрировал им что-нибудь такое, что убедило бы их в том, что Он действительно тот самый Мессия-Христос, которого они ждали. Но Иисус отказывается, а Своим ученикам затем говорит об опасности «фарисейской и иродовой закваски», напоминая им в ответ на их недоумения о чуде умножения хлебов. И неудивительно: ведь именно в этом чуде совершенно наглядно и явно для многих проявились черты того самого Царства Божия, которое приносит в мир Иисус. Но фарисеев, погружённых в собственные богословские теории, такие свидетельства не устраивают, им нужны знаки, которые подтвердили бы правильность этих теорий, а Царство, которое им не соответствует, для них, очевидно, неприемлемо. При такой позиции заведомого неприятия, конечно, любые доказательства бесполезны, а сама позиция часто не позволяет человеку увидеть очевидное, потому-то и предупреждает Иисус Своих учеников об опасности «фарисейской закваски».

Исцеления совершаются Иисусом каждый раз немного по-разному. Как в данном случае, когда Он прикасается к глазам исцеляемого Им человека дважды. На первый взгляд это может показаться странным: речь ведь идёт о Божьей силе, которая может исцелить человека в одно мгновение, а тут явно налицо некий процесс, некие этапы, и исцеление происходит почему-то не одномоментно. Может показаться, что Иисус как бы примеривается, пробует Свою силу перед полным и окончательным исцелением.

Отчасти так оно и есть — только речь идёт не о Его силе, а о готовности человека. Исцеление ведь только на бумаге выглядит простым и мгновенным, а на самом деле за ним стоит сложный и напряжённый процесс, в котором участвует исцеляемый. Мы в таких случаях говорим обычно о вере — кто верует, тот и получает исцеление, но ведь вера, даже понятая как доверие, а не как некие убеждения, представляет собой процесс, а не только одномоментное решение. Исцеляя человека, Иисус вовлекает его в отношения с Собой и в жизнь Царства, принесённого Им в мир, вовлекает в той мере, в какой человек готов за Ним пойти.

Такое вовлечение всегда начинается с готовности человека пойти за Иисусом — без неё ничего не получится. Готовность, однако, надо постоянно подтверждать — и потому, что мера её бывает разной, и потому, что на каждом следующем этапе пути эта мера меняется. В известном смысле можно было бы сказать, что на каждом очередном этапе пути Бог переспрашивает человека, готов ли он двигаться дальше, и человек каждый раз волен ответить Богу «да» или «нет». То же и в отношениях со Спасителем: каждый следующий шаг на христианском пути означает большую меру вовлечённости человека в отношения со Христом, и эта большая мера предполагает согласие человека на следующий шаг.

Казалось бы, тут речь идёт всего лишь об исцелении, о том, чтобы довести его до конца — но ведь для самого человека «всего лишь» означает очень многое, огромный шаг вперёд на пути отношений с Богом и со Христом. Неудивительно, что человек преодолевает его не за один шаг, а за два. Иисус относится к каждому, с кем вступает в контакт, предельно бережно, не торопя его и не подталкивая в спину, но если человек готов, следующий шаг последует непременно.

Уже восемь глав подряд читаем мы о славном шествии по земле Сына Божия. Узнали ли мы Его? Научились ли доверять Ему? Верить Слову Его? Или еще нам нужны знамения? Все ли мы «уразумели» или остались слепы? Чего больше в нас — закваски фарисейской или веры голодных и больных? Тому, кто был голоден и насытился, кто был болен и исцелился, кто был слеп и прозрел, нужны ли еще знамения?

Ученики были свидетелями насыщения народа, они были на этом празднике, даже разносили хлеб. Но в повседневной жизни они остаются в сомнении и не уверены, что будут насыщены. Хотя Иисус с ними и они видят Его глазами. А сердцем? Чувствуем ли мы присутствие Бога в повседневной жизни, в понедельник, в той лодке, в которой мы переплываем неделю? Или мы «все еще не разумеем»? Второй раз Марк приводит отрывок о насыщении большой толпы несколькими хлебами. Важно понять, что, если хлеб дается из рук Божиих, то это не просто хлеб. Людей насыщает Божие благословение, Божия любовь. И это действительно реальное насыщение.

Трудно понять, что происходит с другими, когда с тобой все в порядке, когда тебе не о чем слезно просить. Когда нет настоящей нужды, не нужна и надежда, не нужен и Целитель. Когда мы не жаждем встречи с истиной, любовью, когда мы не намыкались в этом мире со своей слабостью, немощью в поисках правды, трудно насытиться тем, что дает нам Бог. Таковы фарисеи — Иисус даже не разговаривает с ними: «Он оставил их».

Ученики пребывают рядом с Иисусом, видят Его земными глазами, вкушают вместе трапезу, видят многие исцеления, но все еще остаются вне тайны Божией. Они прозрели в первый раз, как тот слепой из Вифсаиды. После первого возложения рук слепой стал видеть как все люди. Он увидел людей внешне. «Видеть ясно все» человек смог лишь в присутствии Иисуса, когда «посмотрел пристально».

Духовное зрение Бог дарует жаждущим. Для этого нужно «размягчить» «огрубелое сердце». Тогда станет понятно, что такое дух фарисейства, видна будет духовная жизнь людей, Бога. Тогда не нужны будут знамения.

Что же мы смогли «уразуметь» за эти семь с половиной глав? Что действительно поняли, «увидели ясно», как изменились?