Мысли вслух на 2 Кор 12:11-21

Вчерашнее чтение заканчивается очень важной мыслью, которую апостол Павел в разных формулировках высказывает неоднократно: «когда я немощен, тогда силен». Он замечает также, что «благодушествует в немощах». В греческом тексте мы видим слова «εύδοκω εν άστενείαις» — обретаю удовольствие, доволен в слабостях. В рамках Слова Божьего мысль настолько простая и естественная, что, казалось бы, о чем тут говорить? Но какими невозможными кажутся слова апостола с земной, человеческой точки зрения!

Есть замечательная притча преподобного Франциска Ассизского о совершенной радости, которую человек обретает, будучи полностью лишенным всего и всеми отвергнутым. Именно на стяжание этой радости направлены попытки христиан делать добро всем, ничего не требуя взамен. Потому что это — путь уподобления распятому Богу. Всякая же попытка найти достойное вознаграждение и благодарность за содеянное благо — вещь естественная и понятная, но уводящая от этой радости далеко в сторону.

Что именно имеет здесь в виду апостол, понять нетрудно: несколько выше он описывает довольно-таки бесцеремонное поведение тех, кто считал себя учителями и духовными наставниками Коринфской церкви.

В отличие от них, Павел ничего никогда от коринфских христиан не требовал, он лишь старался помочь им утвердиться в отношениях со Христом и в жизни Царства. Для него апостольское служение возможно лишь тогда, когда человек становится бедняком в полном смысле этого слова, имея в виду, конечно, бедность как прежде всего духовное состояние. Впрочем, Павел и материально был небогат, но дело в другом.

Дело в том, какой силой действует человек: своей или Божьей. Понятие бедности, как понимал его уже Исайя Иерусалимский — один из великих пророков Израиля, живший за восемь веков до прихода Христа, — сводилось к переживанию человеком собственного несуществования. В самом деле: человек существует лишь до тех пор, пока в нём дышит Божье «дыхание жизни», которое человеку отнюдь не принадлежит. Человек в известном смысле всегда сам не свой, он не просто не принадлежит себе, но и не существует как отдельное и независимое от Бога существо.

Человек может существовать как человек лишь до тех пор, пока его связывают с Богом вполне определённые отношения, хотя бы по минимуму, и лишь Божье присутствие позволяет ему жить и существовать. В таком случае становится понятным и то, что у человека не может быть ничего своего по праву или по заслугам: ведь для этого человеку нужно было бы как минимум быть самодостаточным и в своём существовании независимым от Бога. Вот осознание этого простого и очевидного факта и есть то, что Исайя (а вслед за ним и многие другие, включая Самого Иисуса) называет бедностью.

И чем больше человек осознаёт себя бедняком, тем больше места в его жизни остаётся Божьему присутствию и Божьему действию. Но в таком случае для того, чтобы жить жизнью Царства, чтобы наполниться его дыханием, человеку надо стать не просто бедняком, но именно ничем. Вот тогда жизнь Царства будет в нём течь свободно, и он сможет свидетельствовать о ней не только словом, но и делом. Как и надлежит апостолу.

Проповедники бывают разные, и проповедуют они по-разному. Особенно это справедливо в отношении христианства, которое немыслимо без проповеди. Но и христиане, если говорить об истории христианской проповеди, проповедовали по-разному. И главным различием во все времена было различие между проповедью-рассказом и проповедью-свидетельством.

Изначально у всех христианских проповедников, включая и самого Павла, проповедь была именно свидетельством, свидетельством о Христе и о Царстве. Это неудивительно: ведь христианство — не религия, а жизнь с воскресшим Христом в Его Царстве, и первые христиане могли рассказать только об этом. Конечно, поговорить они могли и о других вещах, но на вопрос о том, что такое христианство, они могли рассказать лишь об одном: о жизни с воскресшим Христом в Его Царстве.

Такой свидетель ничего не хочет от человека, он хочет лишь приобщить его к тому, что пережил сам, сделать его, подобно самому себе, жителем Царства, познакомив с Тем, Кто открыл это Царство ему самому. Так и Павел, обращаясь к членам Коринфской церкви, говорит, что ему ничего не надо от них из того, что им принадлежит, что ему нужны они сами, нужны для того, чтобы сделать их такими же жителями Царства, каким стал к тому времени сам Павел.

Но возможна и другая проповедь, не проповедь-свидетельство, а проповедь-рассказ. В истории христианства такой проповеди и таких проповедников становилось тем больше, чем больше христианство становилось религией, приобретая характерные черты религии: собственный ритуал, вероучение, структуру.

Теперь у проповедников появилась возможность не только свидетельствовать о Христе и о Царстве, но и знакомить слушателей с той новой для них религией, адептами которой проповедники стали себя ощущать. Иногда это могло быть интересно слушающим, но, к сожалению, нередко оказывалось при этом, что главное в христианстве — Христос и Царство — отходило во время такой проповеди на задний план.

Конечно, в первохристианскую эпоху возможностей для подобного рода проповедников было меньше, чем впоследствии, но, судя по посланию Павла Коринфской церкви, они уже начали появляться: иудейская религиозная традиция давала им в этом отношении много возможностей. Павел же, как видно, стремится расставить приоритеты с тем, чтобы второстепенное не заслоняло главному и не мешало ищущим Христа найти Его и войти в Царство.