Мысли вслух на Быт 7:11-8:22

Союз-завет с Ноем — главное событие притчи, её смысловой центр. Тут уже не просто отношения с конкретным человеком, тут именно союз с ним самим и со всеми его потомками, а это уже серьёзно, это навсегда — Бог ведь, в отличие от человека, хранит неуклонную и безусловную верность взятым на Себя обязательством и однажды данному слову. Не потому, что Он не властен над Своим творением, а потому, что все Его обещания и союзы связаны с Его планом — а план Его не меняется лишь оттого, что кто-то из людей Ему изменяет или от Него отворачивается. Таков и завет с Ноем — а через него и со всем человечеством.

Впрочем, всё же не со всем. С одной стороны, завет с Ноем действительно касается каждого, с другой — в полноте он раскрывается лишь в праведниках, которые, подобно Ною, «ходят перед Богом», ходят так, как им открыто. В связи с этим встаёт вопрос: зачем понадобилось Богу что-то ещё? Зачем народ Божий, зачем Мессия? Почему мало одного завета с Ноем? На языке современного человека этот вопрос звучит несколько иначе, хотя смысл его оттого не меняется: почему мало быть просто «хорошим человеком»?

Под «хорошим человеком» в таком случае, конечно, каждый понимает своё, но общая идея остаётся той же: в мире много хороших людей, как бы ни понимать это выражение, они уже хороши без всяких дополнительных усилий, им не нужно быть христианами или даже просто верующими в Бога, они праведники по жизни. Так зачем им, да и миру вообще, что-то ещё? Ответ на этот вопрос дан в притче о Ное.

Да, Бог заключает с ним завет, но, заключая его, говорит: все намерения сердца человеческого — зло от юности его (в еврейском тексте притчи именно так — намерения, а не помышления). Даже праведник не может без особых, специально приложенных Богом усилий изменить себя. Он может следовать за Богом вопреки собственной испорченной грехом природе, преодолевая намерения собственного сердца, но он не может изменить своё сердце и свою природу сам — даже если приложит к тому все усилия.

Тут тупик: человек обречён после падения всё время балансировать на грани очень серьёзного духовного срыва, а с ним вместе обречён так же балансировать на грани срыва и весь мир. Вот потому-то и мало завета с Ноем, это лишь начало пути, но никоим образом не конец, не завершение, которое невозможно без Бога. Бог Сам поставит в конце концов последнюю точку на пути возвращения человека к Богу — но поставит ещё не скоро, ведь весь путь ещё впереди. Ной же делает на этом пути первый шаг — очень важный, абсолютно необходимый, но только первый.

Найдя Ноя, исполнившего повеление Божие о строительстве ковчега, Бог совершил спасение человечества от всемирного потопа. Ной с семьей высадился на сушу — спасся. Как часто мы в подобной ситуации избавления от опасности забываем о том, как совсем недавно вопили к небу, молились в полном отчаянии! Произошло облегчение — ну, и хорошо, так и надо. Ни слова благодарности, да что там — даже в голову не приходит, откуда пришло избавление.

А вот Ной поступает иначе. Он приносит жертву Богу, потому что понимает, что не сам спасся (хотя ковчег-то не Бог построил, а Ной), а Бог его спас. И именно поэтому получается, что Ной может стать родоначальником человечества после Потопа, — он услышал Бога посреди обыденной жизни, он доверял Ему в опасности, он не забыл о Нем в радости. С таким Ноем Бог может заключить свой договор-завет, и вот, Бог объявляет Свое решение, то, что Он обещает Ною и его потомкам: не будет больше истребления всего живущего, не будет больше проклята земля за человека и его грех. И если есть у нас хоть какое-то основание для уверенности в том, что жизнь не прекратится, то это именно это Божие обетование.

Так всё же: что может праведник? Первое, что делает Ной, выйдя из ковчега: он приносит жертву Богу, Который его спас. Это, несомненно, поступок праведника. А Бог? Образ Бога священнописатель здесь намеренно архаизирует, его Бог втягивает ноздрями дым жертвенного костра, как это делают языческие боги, к примеру, у Гомера. Но внешне архаичный и несколько примитивный образ не должен нас обманывать: Бог говорит нечто очень серьёзное и важное. Он говорит: не буду больше уничтожать землю из-за человека, потому, что все намерения сердца человеческого — зло от юности его (соответствующий еврейский текст звучит именно так). Проще говоря, нет смысла очищать землю столь радикальными методами: всё равно, пока на ней живут люди, зла и греха не избежать, не стоит даже пытаться. Определение, безусловно, абсолютно верное, хотя и очень печальное. А что же праведность? В чём её смысл? Играет ли она хоть какую-нибудь роль в судьбах мироздания? Наверное, всё-таки да. Ведь сохранить мир от катастрофы Бог обещает, вдыхая жертвенный дым. И, пусть этот образ иногда вызывает у читателя улыбку, здесь всё вполне серьёзно: мир держится праведностью. Праведностью тех праведников всех времён и народов, собирательным образом которых стал Ной. И, если мир ещё не рухнул в пропасть, если он всё-таки дождался прихода обещанного Богом Мессии, в этом их заслуга. Их праведность на земле становится отражением милосердия Божия на небесах. И мир стоит. С трудом, но стоит. И получает шанс на спасение.

Господь наш сравнивает Свое второе пришествие с драмой потопа: но, как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого (Мф 24:37) и поэтому особенно важно остановить сейчас на этом событии свой взгляд, памятуя об этом сравнении Иисуса. Оно очень важно, ибо позволяет нам приблизиться к пониманию предстоящего Суда. Был мир до нас, но он был подвергнут суду и наказанию, прощению и помилованию. Здесь словно бы икона Господа, который опустил уже шуйцу (левую руку, символизирующую суд) и поднял десницу (правую руку, символизирующую милосердие). И что-то есть родительски нежное в словах: «не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого — зло от юности его». И сразу вспоминается: «грех юности моея и неведения моего не помяни» (Пс 24:7). Господь простил нас тогда во дни Ноя, ибо знал: люди еще слишком мало понимают и по их неведению их можно простить. Но годы человечества множатся. Какому «возрасту» будет соответствовать последний Суд? Ответ на этот вопрос тоже содержится в сегодняшнем чтении: «впредь во все дни земли сеяние и жатва, холод и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся».То есть Суд состоится, когда все дни будут испиты до дна.

Самой замечательной частью притчи о Ное является её заключение (Быт 8:20–22). Здесь говорится о союзе («завете»), который Бог заключает с Ноем, а в его лице — со всеми праведниками, когда-либо жившими и ныне живущими на земле. И именно в этот торжественный момент становится очевидной вся ограниченность человеческой природы и человеческих возможностей. Образ Бога здесь намеренно несколько архаизирован, Бог Библии в этом отрывке напоминает богов Гомера: как и они, Он «вдыхает», втягивает ноздрями поднимающийся к небу дым от жертвоприношения, которым, как думали древние язычники, боги питаются так же, как мы питаемся пищей. Но вот определение, которое даёт при этом Бог человеческому роду, оказывается предельно жёстким: «все намерения сердца человеческого — зло от юности его» (Быт 8:21; в еврейском тексте именно «намерения», а не «помышления», как в Синодальном переводе). Потому и уничтожать человеческий род бессмысленно: даже если на всей земле останется один праведник, как это было после потопа, зло всё равно проникнет в мир, если не через него, то через его потомков. И всё же Бог, заключая союз с Ноем, обещает ему, что катастрофа не повторится (Быт 8:22). Здесь становятся очевидными границы человеческой праведности, и здесь же заключён ответ на вопросы, который нередко задают христианам: зачем вообще так уж необходимо было приходить Спасителю? Зачем понадобился какой-то отдельный, особый народ Божий? Разве мало в мире праведников, из которых некоторые не знали и не знают о Боге, а живут, тем не менее, по Его законам, соблюдая данные Им заповеди? Сегодня, впрочем, чаще говорят не о праведниках, а о «хороших людях», но сути дела это не меняет. Ответ на эти вопросы прост и печален: всей праведности всех праведников мира, подобных Ною, всей их верности Богу хватает лишь на то, чтобы мир вновь не постигла катастрофа, чтобы он не рухнул в пропасть. Это максимум того, что они могут сделать; изменить кардинально ситуацию в мире, переломить ход событий они не в состоянии, так же, как не в состоянии они изменить собственную природу, испорченную грехопадением. Для этого нужны особые усилия, нужен особый план Божий, план спасения человека и мира, частью которого становятся и особый народ Божий, и Мессия-Христос.

Бог дает человечеству еще один шанс: Он знает, что не все люди будут такими же, как Ной, знает эту тайну человека, о которой он сам не всегда догадывается — что «все помышления сердца зло от юности его». Бог обещает, что человечество больше не погибнет в мировой катастрофе, обещает это как бы «авансом», зная о будущем отступничестве. Но для Бога это не просто снисхождение к людскому злу и греху — Он действует из милости, о чем символически говорит оливковая ветвь в клюве голубя. Его милость всегда дается вперед, никогда не бывает «наградой» за хорошее поведение. Он прощает, утешает, спасает (как еще передать Его действия на человеческом языке?), предоставляя нам возможность ответить на Его действия — своими.

Что может праведник? И чего стоит праведность? С одной стороны, он может немного, почти ничего. Во всяком случае, остановить потоп Ной не в состоянии, события идут своим чередом. Он, конечно, оказался способен построить ковчег, но, если бы не прямое указание Бога, ему, наверное, это и в голову бы не пришло, как не приходило ничего подобного в голову его современникам. Но, с другой стороны, именно благодаря Ною и его ковчегу спасается мир. Речь не о прежнем мире, который уходит навсегда, а о мире новом, история которого начнётся после потопа. Наверное, в этом и заключается задача праведников и роль праведности. Ни один праведник не может предотвратить катастрофу, порождённую человеческой греховностью — это вообще не в человеческих силах. Но праведник может дать шанс на новую жизнь тем, кто ему доверится и пойдёт за ним, шанс, который, конечно, не гарантирует того, что новый мир станет идеальным, но, по крайней мере, гарантирует каждому, кому придётся в нём жить, возможность сделать ещё одну попытку прожить жизнь так, как велит Бог. Однако шанс этот праведник, разумеется, даёт не сам, а вместе с Богом. Собственно, это Бог даёт миру ещё один шанс через праведника, используя человеческую праведность, как орудие для достижения Своих целей. Конечно, Он мог бы сделать всё сам. Но Он сотворил человека с тем, чтобы человек стал Ему помощником. И относится Он к этому абсолютно серьёзно. Поэтому и для спасения мира Ему нужен хотя бы один праведник. Лучше, конечно, больше. Но меньше — никак.

Чтение Бытия предваряют обетование Господа не уничтожать землю и все живое. И слова Исайи: "Ты гневался на меня, но отвратил гнев Твой и утешил меня", предваряют приход Христа. Утешение людям в Спасении и пути Воскресения и все решится в день Суда. И в Притчах мы находим слова: "Благословение Господне - оно обогащает и печали с собою не приносит". Господь благословил нас на жизнь, на работу, на счастье. Но с Ним и в Нем. В Его благословении. Весь мир теперь только через Христа спасается и через дела наши осуждается. И Господь восстановил мир после потопа. Так и через Церковь и Христа восстановится каждый человек. И каждый получает весь мир и несет свое бремя ответственности перед Господом.

В чём смысл союза, который Бог заключает с Ноем, и в чём его значение? Казалось бы, Бог не обещает Ною ничего особенного. Речь идёт всего лишь о незыблемости существующего в природе порядка вещей, о том, что катастрофа, подобная тому потопу, свидетелем которого стал Ной, больше не повторится. Но, оказывается, это «всего лишь» — настоящее чудо Божье, что сама возможность жить, избегая катаклизмов планетарного масштаба, грозящих человечеству гибелью, вовсе не нечто само собой разумеющееся, а следствие прямого вмешательства Бога в жизнь мира, вмешательство, которое становится следствием заключённого с праведником завета и исполнением данных ему обещаний. А вместе с тем здесь налицо и вся ограниченность этого завета. Во все времена люди задавались одним и тем же вопросом: зачем Богу понадобился какой-то особый, Его собственный, народ? Зачем нужно было приходить Мессии? Разве мало и без того в мире праведников? Неужели их праведности не хватает? В наши дни, впрочем, говорят обычно не о праведниках, а о «хороших людях», но сути дела это не меняет. И вот оказывается, что всей праведности всех праведников всех времён и народов (а Ноя можно, в известном смысле, считать собирательным образом, символизирующим таких праведников) хватает лишь на то, чтобы мир не погиб, не рухнул в пропасть под тяжестью того греха, который тяготеет над ним с момента грехопадения. Ни о каких кардинальных переменах, ни о каком избавлении мира от власти того зла, в котором он лежит, ни о каком его преображении и речи быть не может. Мир балансирует на грани собственной гибели, и всей праведности всех праведников едва хватает, чтобы удержать его от падения в бездну. А для того, чтобы стало возможным нечто большее, как видно, нужны особые усилия. И Бог предпринимает такие усилия, созидая Свой народ, а затем посылая в мир Мессию, Который принесёт миру Царство, подарив ему то, чего не смогли бы заслужить для него все праведники всех времён и народов.

Итак, Господь посмотрел на всё это безобразие и пришёл к выводу, что напрасно старался. Создавал мир, заботился о нём — а люди это приняли как должное и забыли о Творце. Что же дальше? А дальше... Всякое зло, как брошенный вверх камень, возвращается и падает на бросившего его. До какого-то момента Господь подставлял руки и защищал людей от этих камней — последствий их грехов. Но вот наступил момент, когда Он решает убрать руки. Нечестно, несправедливо? А почему, собственно? Ведь речь идёт о ситуации, когда люди всем своим поведением отвергают Бога. И Господь избирает одного человека — точнее, одну семью. Рискнём предположить, что избран не просто тот, кто был особо симпатичен Богу. Вероятнее всего, Ной просто был единственным, кто был способен услышать Его голос! Итак, Бог говорит с тем единственным, кто слышит Его. И если бы нашлось достаточно людей, готовых слушать, вероятнее всего, не было бы никакого потопа. А в той ситуации Господь сделал единственное, что было возможно — Он предупредил об опасности единственного, кто слушал, и по вере его защищал от воды хрупкое судёнышко, на котором Ной спасал свою семью и зверей. Сказка, притча, образ? А так ли важно, каковы были масштабы затопления Междуречья в неведомо давние годы до нашей эры? Важнее другое — в этой истории в очередной раз нам даётся возможность посмотреть, как действует Господь. И основной вывод, который можно сделать, прост: основа отношений с Богом — готовность слушать и доверие.

Спасение человечества от потопа показано автором притчи вполне символично: люди и животные спасаются в ковчеге — на корабле, построенном Ноем по Божьему указанию. Буквалисты и библейские критики сломали немало копий, пытаясь доказать — одни абсолютную историческую достоверность рассказа, другие столь же полную и абсолютную его недостоверность и невозможность описанных священнописателем событий.

Между тем автор вовсе не собирался описывать события буквально: ведь и сам рассказ о потопе он заимствовал из мифа, не им придуманного, как бы заранее давая понять читателю, что его рассказ носит символический характер, что воспринимать его надо как миф, а не как летопись. Однако миф для человека времён Вавилонского плена не то, что миф для нас. Для нас сегодня миф представляет собой нечто в роде сказки или легенды, а их мы воспринимаем как своеобразное литературное произведение, где вымысла может быть столько же, сколько в сказках Ш. Перро или братьев Гримм.

Для древних между тем миф был описанием реальности, но описанием символическим. Символ — не то, что аллегория или вымысел, он не произволен, символы образуют своего рода язык, элементы которого в отношении своей интерпретации допускают произвола не больше, чем слова всякого естественного языка. Потоп и корабль, в котором спасаются люди вместе с животными — мифологема, хорошо известная древним, будь то египтяне, шумеры или греки.

Рассмотренная как история, такая мифологема действительно выглядит нелепо; при прочтении же её именно как мифологемы, как фразы, написанной на символическом языке, мы получим смыслы, уже вовсе не нелепые и как раз те, которые хотел донести до нас священнописатель. Речь идёт о единстве и цельности всего человеческого рода, о Божьем замысле, где воля и попущение соседствуют друг с другом. Потоп — скорее Божье попущение, чем Божья воля.

Бог не хочет гибели людей — но человечество не может существовать дальше в том духовном состоянии, в котором оно оказалось перед потопом. Бог же сохраняет человечество — в лице праведника и того мира, который помещается с ним в его корабле, построенном по Божьему указанию. Человечество не просто спасается, оно очищается и возрождается. Или, по крайней мере, получает новый шанс начать свою историю с чистого листа — а чем этот лист станет, зависит от людей.