Мысли вслух на 2 Кор 4:16

Во взгляде на историю человечество до сих пор не придумало ничего, что выходило бы за рамки альтернативы прогрессизма или катастрофизма. Точно так же и во взгляде на человека мы стоим перед выбором между филантропией и мизантропией. Нетрудно убедиться, что взгляд на историю естественно коррелируется со взглядом на человека: мизантроп едва ли поверит в прогресс, ведущий ко всеобщему счастью и благоденствию, а тот, кто верит, что человек изначально хорош, почти наверняка поверит и в то, что в жизни человечества нет неразрешимых проблем и всеобщее счастье достижимо, хотя бы в принципе.

Библейский же взгляд на историю антиномичен: с одной стороны, вся история христианской эпохи есть не что иное, как история наступающего и всё больше раскрывающегося Царства, проекцией которой в непреображённый мир является история христианской праведности (или, как её называют обычно, христианской святости); с другой стороны, вся история «христианского» мира — история того зла, в котором, по слову Евангелия, лежит мир и которое себя в «христианской» истории проявляет. Так же антиномичен и взгляд Библии на человека: с одной стороны, человеку во все времена был открыть путь праведности, а Своему народу Бог дал Тору, как путеводитель на этом пути; с другой же стороны, как говорит Бог через автора Пролога Книги Бытия, «все намерения сердца человеческого — зло от юности его», и поделать с этим до полного преображения человеческой природы нельзя ничего. Так и оказывается, что наступление Царства ни в жизни отдельного человека, ни в истории человечества ничуть не напоминает тот прогресс, о котором так мечтали филантропы всех времён и народов, будучи уверены, что постепенные усовершенствования как техники, так и нравов в конце концов приведут человечество в золотой век.

Наоборот, наступление Царства предполагает поляризацию противостоящих друг другу сил Царства и сил того зла, в котором лежит мир. Как в истории человечества, так и в жизни отдельного человека. И чем больше такой человек укореняется в жизни Царства, тем заметнее проявляет себя в его жизни (как внутренней, так и внешней) то зло, которое связано с его падшей природой. Как и в человечестве в ходе мировой истории, оно, разумеется, не появляется заново невесть откуда и даже не увеличивается в размерах, оно просто становится заметнее, так же, как заметнее становится и его противодействие.

Но противодействие это тем более оттесняется к «внешнему», на периферию жизни, чем больше ищущий Царства укореняется в его жизни. И тогда периферии остаётся всё меньше, она постепенно исчезает, а внутреннего, того, в чём проявляется жизнь Царства, — всё больше. Вот только завершиться этот процесс в непреображённом и поражённом злом мире не может. Он завершается в Царстве, и тот, кто Царства не видит, не видит и его завершения. Завершения, совпадающего с торжеством Царства и полным преображением творения.

Продолжая разговор о служении свидетеля, Павел особенно подчёркивает необходимость перенести фокус внимания слушающих с личности свидетеля на Бога и на Христа с тем, чтобы силы Божией и дыхания Царства никто не приписал бы самому свидетелю, как человеку (ст. 7). Именно с этой точки зрения рассматривает апостол те гонения и притеснения, которые нередко обрушивались как на него самого, так и на его спутников (ст. 8 – 9). Конечно, свидетельство истинного свидетеля не стало бы ложным или менее значимым, даже если бы он оказался окружён почётом и уважением. Но в таком случае всегда существовала бы опасность того, что на умы и сердца слушателей воздействует не столько само свидетельство, сколько привходящие факторы: влияние личности свидетеля, оказываемое ему всеобщее уважение, сила общественного мнения.

Разумеется, само по себе это воздействие не опасно, по крайней мере, до тех пор, пока оно ориентирует человека в нужном направлении. Но при таком положении дел всегда возможен известного рода самообман, когда человек считает себя (порой совершенно искренне) христианином не потому, что он ищет Царства и готов идти за Христом, а потому, что оказался под обаянием личности известного, уважаемого и, быть может, действительно выдающегося духовного лидера. Идти за проповедником гонимым или, по крайней мере, непопулярным всегда психологически сложнее, но в этом случае шансы того, что идущий разделяет ценности и убеждения своего лидера, а не просто поддался его обаянию, всё же заметно выше (хотя бывают, конечно, и исключения).

Но важно и другое: свидетельство о Царстве там и тогда, где и когда, казалось бы, уже нет никакой надежды не только на торжество идей, защищаемых проповедником, но и просто на благополучный исход (ст. 10 – 12). В такой ситуации реальность Царства или переживается предельно ярко, или, если оно остаётся для слушающих лишь абстракцией, не переживается вовсе. Не случайно Павел говорит о том, что смерть, постигающая апостола и его спутников, оборачивается полнотой жизни Христа и Царства для тех, кому они свидетельствуют, включая и христиан Коринфа (ст. 12). Ничто так не убеждает, как торжество Царства, открывающееся в жизни гонимого свидетеля (ст. 13 – 15). Оно-то и не даёт Павлу унывать: ведь он действительно переживает это торжество во время гонений, видя, как ширится Царство, включая всё новых обитателей (ст. 16 – 18).

Что значит быть совершенным христианином? В предыдущей главе Павел говорит о новых, животворящих отношениях человека с Богом. Каким же становится тот, с чьего сердца упала пелена, кто, познавая Христа, обретает свободу и великое дерзновение, преображаясь в Его образ? Возможно, он становится образцом для подражания многих, пользуется всеобщим восхищением и доверием? Может быть, он обретает жизненные силы, ему все удается, он развивается и самореализуется? Вероятно, он уверенно идет по дороге жизни, на которой то там, то тут разложены подарки…