Мысли вслух на 1 Тим 4:1-10

Трудно определить, как звучат одни и те же слова Священного Писания в разные века. Возможно, сегодняшнее чтение часто было актуально за 2000 лет истории христианства, но для нас оно может стать ежедневным чтением. Ешьте то, не ешьте это. Считавшееся человеческим на протяжении всей истории, теперь считается вредным, и наоборот. Брак и семья зло, жизнь ни во что ни ставится. Главное не благочестие, а зарядка, диета и белозубая улыбка. Но всем, кто упрекает Церковь и христиан в поклонении ритуальным, обрядовым, а значит внешним вещам, можно предъявить только слова апостола, до сих пор остающиеся законом жизни верующих в смерть и воскресение Иисуса: "...телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей".

Что называет Павел «бесовскими учениями» и почему? Прежде всего, очевидно, те религиозные предписания иудаизма, которые связаны с кашрутом, с разделением пищи на чистую и нечистую. Казалось бы, сложно ожидать такого от человека, никогда не отказывавшегося от своего еврейства. Но, став христианином, Павел никогда уже не абсолютизировал свою религию, не считал её нормы обязательными для каждого христианина.

Между тем, в разных церковных общинах нередко появлялись «учителя», считавшие своим долгом требовать от своих братьев в обязательном порядке того, что ещё совсем недавно было для них, как для язычников, совершенно не обязательным, и чего сами евреи никогда от них не требовали. Другой проблемой были проповедники (порой неумеренного) аскетизма, того, что апостол называет «телесным упражнением».

Речь тут идёт, разумеется, не о физических упражнениях и не о спорте, а об упражнениях аскетических (само слово «аскеза» по-гречески и означает «упражнение»). И Павел выступает резко против телесной аскезы ради неё самой. Как видно, в Церкви встречались тогда и такие «учителя», которые требовали от своих учеников крайне строгой телесной аскезы, не очень понимая, зачем она нужна. Надо заметить, что Синагога знает собственную традицию весьма сурового аскетизма, корнями уходящую в древность, хотя, конечно, такого размаха, как в Церкви, аскетизм в Синагоге не принимал никогда.

Вот к этой традиции и обращались «учителя» — ревнители строгой аскезы. Между тем, и абсолютизация религиозности как таковой, и аскеза, особенно телесная, ставшая самоцелью, представляют собой две главных опасности на всяком духовном пути, а на пути христианском особенно. И то, и другое отвлекает человека от главного: от духовной работы как таковой и от той динамики духовного становления, которая и является её содержанием.

Вместо духовной динамики, духовной жизни человек начинает концентрироваться на том, что в лучшем случае составляет её отдалённую периферию, а в худшем вообще не имеет к ней отношения. В самом деле: и религиозность, и аскетизм вполне могут существовать вне того контекста, который связан с отношениями между Богом и человеком, и вне того пространства отношений Отца и Сына, в котором должна в нормальном случае протекать жизнь христианина. И тогда вместо духовной жизни есть серьёзная опасность получить её эрзац, ведущий в духовный тупик, о чём и напоминает Павел Тимофею.

«Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, потому что освящается словом Божиим и молитвою». Вспоминаются сейчас в связи с ними слова блаженного Августина: ama et fac quod vis, люби и делай, что хочешь. Родственность этих слов двоякая. И те и другие, будучи взятыми оторвано от своего контекста рождают «дурное толкование» в роде: все можно, все позволено, лишь бы ты с каждым был добрый и всех благодарил. А что это «все можно» в представлении человека падшего – это полная «свобода». На самом деле, тут и правда свобода, но совсем иного рода. В этом вторая грань родственности этих слов. Здесь преблагословенная свобода. А понять это просто. Мы прибегнем к трем максимам обыденного современного русского языка. Первая: что естественно, то не безобразно. В этом есть свой толк и некая аллитерация на слова: «всякое творение Божие хорошо». Мы можем очень ценить этот несколько руссоистский порыв в сегодняшнем измученном городом человеке. Но оказывается, что некоторые потребности весьма естественны по природе, но запрещены законом. Скажем, отношения до брака, не говоря об адюльтере, тут сложнее, т.к. примешивается еще обман. Так что же? Слышали мы также, как люди приводят эти слова в оправдание своего нежелания поститься. Хотя зачем это оправдывать: пост – это радость, а не обязанность. Вкушайте пищу, вступайте в брак, говорит апостол предыдущим стихом. Когда человек слышит от священника: я боюсь сказать тебе — все можно, и интерпретирует эти слова как «он не сказал нельзя», такому человеку еще недоступна эта преблагословенная свобода. Он подобен человеку, который сидел в тюрьме долгие годы и все это время бился головой о стены тюрьмы, в отчаянии, что нет того, кто бы его вызволил. И вот приходит тот, кто его выведет, и выводит его. Бывший заключенный оглядывается: какой простор! Иди куда хочешь, разгоняется, бежит, так переполняет его ощущение свободы, но при этом теряет ориентацию от охватившего его восторга и опять ударяется лбом о стену своей тюрьмы уже с внешней стороны. И наконец еще две максимы обыденного языка: «все можно, но не все полезно» и «все можно, но некоторые вещи можно только один раз». Давайте с осторожностью и умом доверяться мудрости библейской, теологической и просто человеческой. И никакое слово не может дать абсолютного смысла, слова слишком точны, чтобы выражать суть, которая надвербальна. Если мы будем помнить об этом и держаться молитвенно за Бога – мы никогда не впадем в обман.

Сегодня мы читаем рассказ евангелиста Луки об обращении Закхея. Начиная с этого дня воскресные чтения из Евангелия будут давать нам пищу для размышлений и молитвы, которые помогут нам приготовиться к Великому посту и, следовательно, в известной степени — к Пасхе. И начинается этот путь для нас с рассказа о Закхее, начальнике мытарей, который пренебрег своим социальным положением, лишь бы увидеть Господа Иисуса.

Человек небольшого роста, он не мог приблизиться ко Христу из-за толпы. Важно обратить внимание на то, чем именно Закхею пришлось поступиться. Ведь он был не только богатым человеком, но и начальником налогового управления. Он представлял римскую власть и его деятельность по сбору налогов и пошлин касалась каждого из жителей Иерихона. Иудеи презирали мытарей как предателей, но боялись римской власти. Поэтому «уронить себя» в глазах горожан означало для Закхея и неисчислимые трудности, и всплеск социального презрения. Все это, выражаясь словами апостола Павла, он «почел тщетою».

Мы читаем этот рассказ потому, что во время приближающегося поста каждому христианину дается возможность искать Христа, не задумываясь о том, как сам ты выглядишь в глазах окружающих. И поэтому так важен для нас пример Закхея. И поэтому так важно, что Господь вознаграждает его словами: «Ныне спасение дому сему».