Мысли вслух на Ис 58:1-14

Эту главу можно постоянно перечитывать во время любого поста, и вряд ли она утратит свою актуальность. В самом деле, до чего удобно отдать Господу совсем немножко, можно временно ограничить кулинарные предпочтения и на том успокоиться. А ведь Господь просит у нас отдать ему сердца, просит, чтобы мы полностью Ему принадлежали. Не потому просит, что хочет всё у нас отнять и присвоить, а потому, что любящий хочет соединиться с любимым в полноте.

Если мы не готовы открыться навстречу Его любви, то даже заботу о нуждающихся, о голодных и угнетаемых мы успешно засушим или же превратим в формальную благотворительность для галочки. Но если готовы, то желание помочь ближнему станет проявлением любви, требующей выхода и отдачи, и выразится в реальных делах. И как знать, не окажется ли тогда даже то немногое, что мы можем Ему дать, значительным, подобным лепте бедной вдовы?

58 глава книги пророка Исайи, которую мы читаем сегодня  — поразительный текст, значение которого для христиан трудно переоценить. Господь отвечает на вопрос о «судах правды» людям, которые «желают приближения к Богу». «Почему мы постимся, а Ты не видишь» — так, с предельной откровенностью формулирует пророк «претензию» благочестивого человека к Богу. То ли мы так устроены, то ли наследие тысячелетий языческих тысячелетий тяготеет над нами, но инстинктивно мы думаем, что Богу нужны наши жертвы, и чем больше усилий мы предпринимаем, тем большую милость зарабатываем.

Господь говорит на это суровые слова: «в день поста вашего вы исполняете волю вашу» и «вы поститесь для ссор и распрей». «Кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои», — говорил Он в начале книги Исайи. Милость Божию, приближение к Нему можно снискать только милостью и правдой, реализованными в жизни: «Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды...». Таким образом, аскетическое делание человека в этом ветхозаветном отрывке представляется так же, как и в Новом завете. Это важно помнить, чтобы мы не возгордились достигнутыми за прошедший пост высотами...

Мы привыкли к тому, что пост – это другое время, есть рядовое время, есть праздник, а есть пост, и это три различных модуса существования. Для ветхозаветного иудея это так и было, ибо пост был временем, когда пища вовсе не вкушалась, и человек не только не ел и не пил, но и не занимался своими обычными делами, посвящая все время молитве. И хотя сейчас мы не можем позволить себе совсем не есть и не пойти на работу, все же пост мы ощущаем отчетливо по ограничениям, по молитвам, имеющим иной род, иными словами, по каким-то формальным внешним признакам. Но вот то, что говорит Господь сегодня, устами пророка Исаии: раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, – это совсем не относится к ряду тех формальных признаков, по которым мы чувствуем, что наступил пост, ибо это мы стараемся делать в любое время. Сам Господь говорит об этом как о заповеди на каждый день. Но если это так, давайте прочтем слова Исаии «в обратную сторону» — преврати всю твою жизнь в пост, пусть каждый твой день будет подобен посту. Но не так ли и со всеми нашими постными ограничениями, разве мы не стараемся ограничивать себя в рядовое время? Разве не каемся, не ищем непрестанной молитвы? На самом деле, восприятие поста как времени углубления духовной жизни, оно и хорошо, и опасно. Опасно, ибо чем-то похоже на известное «с понедельника…», и мы должны понимать глубинную духовную общность и поста, и праздника, и рядового времени, их укорененность на единой почве жизни.

: Вспомним описание апостолом Павлом своей жизни: «...в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе» (2 Кор 11:27). Современный перевод дает слово «пост», и даже Словарь библейского богословия Дюфура так это слово трактует, а на самом деле это значит просто, что не было ни еды, ни питья («altogether without food or drink», как переводит Ново-Иерусалимская). Но сравнение разных переводов и принятие обоих в своем культурном контексте означает лишь одно: пост для апостола Павла был образом его жизни, а не привычкой делать это в то или иное время.

Ни в коем случае это не означает, что мы пытаемся оспорить годовой богослужебный круг, нет. Но наша жизнь изменилась, пост дается неожиданно, а не во время отдыха от полевых работ. И как ценно нам молиться со всей Церковью, так ценно нам молиться наедине с Господом. Церковные традиции постов и праздников дают очень много, они подобие двигателя церковного организма. Но как нельзя сказать голодному сейчас не пост и я тебя не накормлю, - так нельзя сказать Господу: сейчас пост, изволь мне предстать пред Твои очи и послушай, что я хочу Тебе сказать. Ибо и пост – вся жизнь и каждый день, и праздник – вся жизнь и каждый день. А Церковь просто дает нам всегда быть в унисон. Хотя у каждого своя совершенно неповторимая песня.

Пророк Исаия сегодня рассказывает нам о том, как любые дела, которые мы делаем, подчиняясь Богу и признавая Его правоту и мудрость, все равно становятся пищей для нашего эгоизма. Казалось бы, пост – вот то, что человек делает потому, что Господь много раз говорил, насколько это важно для укрепления веры. Однако уверенность в том, что я центр мира, настолько сильна, что Бог, а тем более и окружающие нас люди, становятся теми, кто должен терпеливо сносить мое плохое настроение, скверный характер — все, что связано со мной. Основное предназначение окружающего меня мира — забыть о себе и служить полностью хорошему проведению моего поста. Такая картина ужасна и смешна. Большей нелепицы трудно себе представить. И тем не менее пророк предупреждает нас о том, что именно это первое и трудное испытание для человека: пост – время служения Богу и ближнему. Служения, а не приведения и Бога, и ближнего в соответствие с моими представлениями о том, как они должны себя вести во время моего поста.

Пост, как религиозная практика, был известен и яхвизму, и иудаизму. Впрочем, ни яхвизм, ни иудаизм не знали постов многодневных, подобных тем, какие стали практиковать христиане Средних веков. Изначальный смысл поста — траур, обычно по умершему родственнику, и продолжаться такой траурный пост мог, как правило, от одного дня до трёх. Пост обычно был полным, постившиеся ничего не ели и не пили с вечера того дня, который предшествовал посту, до вечера самого постного дня. Кроме того, посты могли брать на себя целые города или селения в случае какого-нибудь бедствия, особенно такого, о котором было известно (нередко со слов пророка), что оно попущено Богом за грехи жителей.

Но такие посты были разовыми, и постившиеся брали их на себя по конкретному каждый раз случаю. В послепленный период, когда религиозная жизнь еврейского народа была уже немыслима вне Синагоги, появилась практика регулярных, обычно два раза в неделю, однодневных постов, которые были связаны уже не с какими-то конкретными событиями (в таких случаях постились дополнительно), а рассматривались, как своего рода духовное упражнение, выполнять которое было религиозной обязанностью каждого верующего еврея.

Предполагалось, что посты эти связаны с теми грехами, которые постящийся мог совершить (быть может, даже сам того не зная), но, как бывает обычно в таких случаях, они становились простой формальностью, своеобразной «жертвой» Богу, которую постящийся приносил Ему тем, что отказывался от воды и пищи на целые сутки. И мало кому приходил в голову вопрос о том, нужен ли вообще Богу такой пост. Воздержание от еды и питья, как предполагалось, должно было заставить постящегося выйти из привычной колеи обыденной жизни, вспомнить о Боге и о ближнем, заново и ярко пережить то, о чём в суете повседневности человек склонен забывать. На деле же получалось, что воздержание само оказалось элементом повседневной религиозной рутины, привычной, как она сама.

В такой ситуации пророку приходилось напоминать постящимся о том, что это не просто религиозная обязанность и не жертва Богу, Которому не нужны упражнения в воздержании сами по себе, а способ переключить внимание человека с себя на Бога и на ближних. Если же пост не выполняет этой функции, он не нужен Богу и не приносит пользы человеку.

В конкретных религиозных традициях баланс духовной и религиозной составляющей может различаться, но только христианство не было религией с самого начала. Конечно, с течением времени на христианской почве выросли свои, христианские религии. Но христианству собственно они не нужны. Апостол Павел, к примеру, будучи христианином в полном смысле слова, всю жизнь оставался решительным противником отождествления христианства с какой бы то ни было религией, даже с родным ему иудаизмом. Хотя именно иудео-христианская традиция была родной для первохристианской церкви.

Между тем, религиозная жизнь вообще требует от человека меньше духовных усилий, чем жизнь духовная. Внешней активности в религиозной жизни обычно бывает больше, внутренней же существенно меньше. И психологически религия комфортнее духовной жизни: тут привычный ритуал, знакомые и общепринятые в данной общине ценности и поведенческие модели, чувство исполненного религиозного долга. А в духовной жизни одни вопросы, которых обычно бывает больше, чем ответов, особенно готовых. А ведь религия даёт ещё и целую кучу поводов для самоутверждения.

И ритуальные запреты тут играют особую роль: отделяют «благочестивых» от «нечестивых», «праведников» от «грешников», словом — правоверных от неверных. Чем строже пост, чем больше ритуальных запретов и ограничений в день шаббата, тем больше поводов для гордости. И для недоумения: а чего это Бог нас не замечает? А Бог устами Своего пророка говорит: не нужен мне ваш пост. Такой — точно не нужен. И религиозность ваша Мне не нужна. А нужно — сердце, открытое навстречу Мне. И вашим ближним тоже. Вот тогда и начнётся духовная жизнь. С Богом и с людьми.

Вопрос о посте для многих христиан является одним из главных. Впрочем, христиане тут не оригинальны: одним из центральных он был и для иудеев, причём достаточно давно, ещё за несколько веков до прихода Мессии. Почему же он занял в жизни иудеев столь важное место? Изначально в яхвизме постам ведь уделялось вовсе не так много внимания. Да, конечно, в дни траура, личного или общественного, пост соблюдался, и соблюдался строго (иудейские посты бывали обычно полными, от пищи и воды воздерживались на протяжении всего дня, если же пост был многодневным, что случалось нечасто, есть и пить можно было лишь после захода солнца).

Но уже в послепленный период в синагогальной среде сложилась практика регулярных однодневных постов, сохранявшаяся как минимум до конца эпохи Второго Храма. Этой практики придерживались в том числе и члены фарисейского братства. По-видимому, таких регулярных постов в евангельскую эпоху было два в неделю. Предполагалось, что в эти дни каждый постится, вспоминая свои собственные грехи. Будь оно действительно так, от такого поста могла бы быть несомненная духовная польза.

Равно, впрочем, как и от церковных постов, смысл которых в конечном счёте сводится тоже либо к памяти о собственных грехах, либо к воспоминанию о крестной смерти Спасителя и о предательстве Иуды. Но ещё до прихода Христа произошло то, что полностью исказило суть и смысл поста за грехи: он превратился в религиозную обязанность. То же с течением времени во многом произошло и с нашими христианскими постами, несмотря на соответствующие предостережения Спасителя.

Судя по словам Исайи, можно думать, что началось это превращение достаточно рано, вскоре после возвращения евреев в Иудею после Вавилонского плена, если не раньше. Пост начинает восприниматься как некое самоограничение, ценное само по себе, как своего рода наказание себя за совершённые грехи. Предполагается, что всё это нужно Богу, и поступающий так становится соответственно ближе к Богу и угоднее Ему. Впоследствии возник также благочестивый миф о том, что пост якобы очищает человека от греха или от его последствий.

Всё это, разумеется, было достаточно далеко от реальности. Очистить себя от греха, само собой понятно, не может ни один человек. Для такого очищения нужно непосредственное вмешательство Божье, Его прямое действие. Да и в самоограничении как таковом особой пользы для духовной жизни нет. Богу оно не нужно. Всякое самоограничение ценно лишь постольку, поскольку позволяет человеку понять себя, увидеть истинные мотивы своих поступков, увидеть свои грехи и понять, как им противостоять.

Но и тут одного самоограничения мало: как всякая духовная работа, эта предполагает участие Бога, без которого никакое самоограничение само по себе ничего полезного человеку не откроет. Но религиозному сознанию свойственно абсолютизировать значение поста самого по себе. Тем более, что различие постящихся и не постящихся становится одним из признаков принадлежности к религиозной общине.

И тогда пост, ставший самоцелью, начинает дезориентировать человека и разрушать его духовную жизнь. Он заставляет человека тратить силы и время на то, что с духовной точки зрения не даёт ему ничего. А иногда даже приносит вред: ведь многие религиозные люди начинают гордиться своими постами, удивляясь, что Бог не замечает их усилий. И утверждаются в своей правоте тем больше, чем больших успехов достигают в этом своеобразном религиозном спорте. Вот только наградой победителю в этом соревновании становится не Царство, а чувство глубокого религиозного удовлетворения. А это плохая замена Царству.

Пост — старая яхвистская традиция, известная ещё со времён Патриархов. Корни её уходят в глубь истории, в такую древность, о которой историкам остаётся сегодня лишь догадываться. Изначальный смысл поста (во всяком случае, у семитских народов) был связан с воздержанием от пищи в знак траура. Это мог быть траур личного характера (к примеру, по умершим родственникам) или общественного (например, поститься мог целый город во время осады, эпидемии или стихийного бедствия). Во втором случае пост сопровождался обычно покаянной молитвой.

Во времена же, когда была написана вторая часть Книги Исайи, пост был связан, прежде всего, с сокрушением о собственных грехах: предполагалось, что постящийся скорбит о себе, как о духовном мертвеце, которому из-за его грехов не найдётся места в мессианском Царстве. С течением времени пост перестал переживаться так личностно и трагично, превратившись в своеобразную благочестивую традицию, которая должна была напоминать человеку о его греховности.

Иногда такое благочестие бывало показным: постящиеся всем своим печальным и даже трагическим видом хотели показать, как скорбят они о своих грехах. Они категорически отказывались от пищи и питья, если им их предлагали (посты в те времена предполагали полное воздержание от пищи и воды в течение дня), ходили в разодранной одежде и с посыпанной пеплом головой (обычные в те времена знаки траура), — словом, всячески давали окружающим понять, что они постятся.

Пророк же предлагает вместо этих знаков показного благочестия то, что стало бы признаком подлинного раскаяния, если бы человек стал действовать так: он предлагает кающемуся те дела милосердия, которые он мог бы сделать. В самом деле: какой бы грех человек ни совершил, Бог может ему его простить, если раскаяние будет искренним.

С другой же стороны, человек, действительно раскаивающийся в своём грехе и желающий восстановить нормальные отношения с Богом, должен, по мысли пророка, не заниматься ненужным ни ему самому, ни Богу самобичеванием, тем более напоказ, а делать дела, свидетельствующие о его любви к ближнему, в такой любви нуждающемуся.

Это не удивительно: ведь духовная жизнь — в первую очередь, отношения, связывающие человека с Богом и с ближними. Грех разрушает их, и раскаивающийся должен прежде всего постараться восстановить разрушенное. Для восстановления же нет лучшего средства, чем дела любви и милосердия. Потому-то Бог устами Своего пророка и указывает на них, как на свидетельство подлинного раскаяния, которое может вернуть грешника на путь Божий.

Богу, как видно, вовсе не нужны упражнения человека в воздержании. Конечно, такие упражнения могут способствовать развитию силы воли, которая может пригодиться, в том числе, и для духовной жизни. Но для Бога пост — не тренировка воли. Он ждёт от человека совсем другого.

В те времена, когда пост ещё не был частью повседневной религиозной жизни, когда постившиеся постились по особому каждый раз поводу, цель поста была чисто служебная: он должен был выбить человека из той повседневной рутины, которая неизбежно засасывает всякого, живущего обычной жизнью. Сутки без пищи и воды легко и быстро заставляли постящегося заново переосмыслить и окружающую действительность, и собственную жизнь.

Но Богу важно было не просто выбить человека из привычной колеи, но и вернуть его к той системе ценностей и приоритетов, которые заложены в Его откровении и без которых немыслим ни союз с Ним, ни духовная жизнь, ни спасение. Когда пост стал элементом повседневной религиозной рутины, как это произошло в послепленный период, он перестал выполнять свою главную функцию: на пост стали смотреть, как на своеобразную жертву, которую человек приносит Богу за совершённые им (быть может, неизвестные самому человеку) грехи.

Теоретически такая жертва должна была заставить постящегося пересмотреть и свои жизненные приоритеты, но на практике ничего такого могло и не произойти: верующие просто привыкали жить по принципу «согрешил — попостился — раскаялся — снова согрешил», при этом не видя ничего особенного в том факте, что цикл повторяется снова и снова, а в их собственной жизни ничего не меняется. И тогда Бог устами Своего пророка напомнил постящимся, что пост — лишь средство для того, чтобы встреча с Ним стала для них более вероятной и более реальной. А также о том, что пост — не упражнение силы воли, а способ переключить внимание с себя самого и со своих религиозных достижений на ближнего, который нуждается не в нашей силе воли, а в нашей любви.