Мысли вслух на Исх 8:1-32

Сегодняшнее чтение продолжает описание того, как египетские маги соревновались с Богом Моисея в способности творить чудеса. Конечно, здесь, как и во всех других случаях, чудо Божие можно объяснить естественными причинами, но такое объяснение само по себе ничуть не умаляет значения чуда как действия Божия. Не случайно для обозначения чуда в еврейском тексте Библии очень часто используется слово, которое правильнее было бы перевести как «знак»: чудо Божие очень часто как раз и оказывается именно таким знаком, а то, что им становится естественный феномен, значимости знака отнюдь не умаляет, ведь дело в данном случае не в природе, а в Том, Кто за ней стоит. Но для магов ситуация выглядела иначе. Магия в мировоззренческом смысле очень близка к науке, в частности, и в том, что всё происходящее маг, как и учёный-материалист, склонен объяснять исключительно естественными причинами. Конечно, представления о границах и законах природы у мага и у учёного могут заметно отличаться, но ни тот, ни другой никогда не допустят в своих теориях и концепциях ничего, что выходит за природные рамки. Методологически это, конечно, правильно, но мировоззренчески нередко заводит в тупик. А одной из наиболее распространённых мировоззренческих ошибок является мнение, что естественное объяснение того или иного явления само по себе исключает всякую возможность наличия в нём духовной составляющей. Маги, сумев вывести жаб из реки (ст. 7), по-видимому, сочли этот факт достаточным доказательством того, что ни о каком чуде в данном случае говорить не приходится. Между тем, такой подход представляет собой серьёзную ошибку: здесь налицо смешение духовного и природного. Природа всегда остаётся в рамках причин и следствий, причинно-следственные цепочки полностью определяют и описывают все природные процессы. Духовное начинается там, где причины и следствия отступают на задний план, а вперёд выходят задачи и цели. Духовная жизнь начинается там, где есть отношения, прежде всего отношения между человеком и Богом, но также и отношения между людьми. И чудо становится чудом только в контексте отношений между человеком и Богом, иначе оно остаётся всего лишь природным феноменом. И даже тогда, когда воспроизвести опыт оказывается невозможно, как было в случае с мошкой (ст. 18), эта невозможность сама по себе не доказывает чуда: для материалиста или для мага она становится лишь свидетельством наличия неразрешимой на сегодняшний день научной проблемы или необъяснимого на данной стадии развития науки феномена. Фараон готов даже обратиться за помощью к Моисею, если другие средства не помогают (ст. 28), но сердце его не становится от этого мягче (ст. 32), ведь отношения с Богом не устанавливаются по принуждению.

Египет в очередной раз повержен, и даже жрецы египетских богов признают победу Бога Израиля. Для автора и читателей этого рассказа Господь сильнее всех обстоятельств, всех врагов, даже упорного фараона и всей египетской державы. И здесь мы прикасаемся к удивительной тайне веры. Ведь почти каждый из нас знает и помнит ситуации, когда Бог побеждает неблагополучные обстоятельства, помогает в беде, исцеляет... Но мы также знаем случаи, когда Бог не исцелил, не спас, не предотвратил беду. Каждый день мы видим вокруг, в новостях и непосредственно, сколько несчастий случается в мире, и на этом фоне победоносный разгром Египта «казнями» от Бога кажется наивной и по-детски жестокой сказочкой о добром и строгом Боге, одним махом уничтожающем полчища врагов. Хватит ли у нас веры, чтобы, подобно библейскому автору, увидеть Божью победу посреди этого мира, еще до того, как это торжество будет явлено нашим глазам?

Наступает момент, когда даже ближайшее окружение фараона начинает признавать очевидное. Уже и маги («волхвы») говорят фараону: тут перст Божий, речь идёт не об обычных, естественного плана, событиях. Что это: прозрение людей? Может быть. Бывает, что человек совершенно искренне уверен в своей правоте тогда, когда на самом деле он глубоко ошибается.

Возможно, конечно, и другое: маги просто поняли, что отрицать очевидное дальше уже невозможно. Всякий человек ведь привержен своему мироощущению, своим концепциям, своему пониманию жизни. Для египетских магов признать силу какого-то пророка из варваров было далеко не просто. В самом деле: это ведь означало, что его Бог сильнее всех богов Египта, сильнее их самих и всей их магии. В принципе египтяне не сомневались в том, что Бог сильнее любого мага. Монотеизм был вообще Египту отнюдь не чужд, среди жрецов было не так уж мало верующих в Единого.

Они, однако, считали, что монотеизм — не для народа, не для масс. Даже те, кто искренне верили в Единого, были уверены: народ их не поймёт, народу нужны традиционные боги и традиционные культы, ничего более серьёзного и более глубокого он не ищет. Да и вообще народу, как думали в храмах и при дворе, серьёзная духовная жизнь в основном неинтересна, а кому интересна, тот найдёт дорогу: ведь храмы не закрыты, и при желании там всегда можно попробовать отыскать нечто большее того, чем довольствовался в те врмена среднестатический египтянин. Вряд ли придворные маги были исключением: они, скорее всего, не сомневались, что над всеми богами стоит Единый.

Другое дело признать какого-то неизвестного варвара пророком этого Единого. Для такого признания в сознании египетского жреца или мага должен был произойти самый настоящий переворот: ведь ни те, ни другие никогда не принимали варваров всерьёз. В то, что у них может быть какая-то подлинная духовная жизнь, они были склонны верить ещё меньше, чем в подлинную духовную жизнь основной массы своего собственного народа. Теперь, однако, приходилось признать очевидное: этот странный пророк из варваров действительно знает Единого и слышит Его голос. Так они и сказали фараону. Решение теперь было за ним.