Мысли вслух на Иов 23:1-24:25

Отвечая Элифазу, Иов говорит, что он был бы рад обратиться к Богу, если бы только Бог согласился его выслушать (Иов. 23 : 3 – 5). Он совершенно уверен, что ему есть что ответить Богу: ведь он праведник, он всегда старался во всём следовать Торе, и ему не в чем себя упрекнуть. Лишь бы только Бог согласился снизойти к его человеческой слабости и ограниченности, ведь, если Он станет сравнивать Иова с Собой, не только Иов, но и никто другой не выдержит сравнения (Иов. 23 : 6 – 12)! Но Бог пока больше пугает Иова Своим могуществом, чем общается с ним лицом к лицу (Иов. 23 : 13 – 17). А между тем нечестивые живут спокойно, вовсе не думая о Боге, и Бог не тревожит их Своим присутствием (Иов. 24 : 1 – 22).

Иов, как видно, понимает, что всё происходящее с ним как-то обусловлено его праведностью и его отношениями с Богом. Собственно, уже в допленный период, судя по дошедшим до нас и включённым в Книгу Псалмов гимнам, многие понимали, что суд Божий касается прежде всего праведника, что именно праведник ищет этого суда, а нечестивый от него бежит. Но традиционные представления о суде Божием были связаны с мыслью о торжестве праведного и наказании нечестивого, хотя и то, и другое нередко откладывалось до конца времён. В таком случае становилось понятно, что праведник, ищущий суда Божия и нашедший его, счастливее нечестивца, от этого суда бегущего потому, что там его не ждёт ничего хорошего. А Иову суд Божий открывается совершенно иначе. Он вдруг понимает, что суда нужно ещё добиться, что достучаться до Бога совсем не так просто, что отношения с Ним могут оказаться куда более тяжёлыми для человека, чем он может ожидать, даже если человек этот праведен.

Отношения с Богом оказываются делом рискованным, утомительным и иногда даже разрушительным, а грядущее торжество оказывается даже для праведника делом не только отнюдь не близким, но даже и вовсе неопределённым: Иову совершенно не очевидно, что встреча с Богом будет именно справедливым судом. То, что прежде, в рамках традиционной религиозности, казалось ясным и однозначным, вдруг стало смутным, непонятным и грозным. Отношения с Богом вместо радости и торжества принесли одни проблемы. И Иов начинает уже с недоумением смотреть на нечестивых, которые живут спокойно, вовсе не думая о Боге и не сталкиваясь с проблемами, с которыми столкнулся Иов. Тут было о чём задуматься.

Отвечая Элифазу, Иов следует логике своего друга. Элифаз говорил о награде праведникам и о наказании грешникам — а Иов спрашивает: так где же всё это? Где то, о чём столько говорится в традиционных писаниях мудрецов? Он понимает, что и Элифаз, и остальные двое его друзей именно в этих писаниях находят опору себе и именно их предлагают ему, Иову, как некую панацею от всех его бед и страданий. И Иов был бы готов её принять, если бы она на самом деле была тем, чем хотят её представить Иову его друзья. Но в том-то и дело, что панацея оказывается вовсе не панацеей. Логика традиционных писаний мудрецов не работает, и не замечать этого может лишь тот, кто предпочитает тексты реальности.

Для религиозного сознания это характерно, но в том-то и дело, что религиозность Иова если ещё не разрушена, то уже трещит по всем швам. Текстами, даже самыми правильными и авторитетными, его уже не убедить. И он вслед за Элифазом даёт оценку той традиции, на которую ссылается его друг. Но Иов не отрицает её. Он, наоборот, считает соответствие реальности авторитетным религиозным текстам своего рода тестом для Бога. Если Бог действительно Тот, о Ком говорится в писаниях мудрецов, тогда Иов должен получить свою награду потому, что он праведник.

Все остальные аргументы для него больше не работают: Иов и без того уже услышал слишком много абсолютно правильных и совершенно бесполезных слов, которые для него решительно ничего не изменили. Теперь ему нужно только одно: встреча с Богом лицом к лицу. Иов прекрасно понимает, какая дистанция разделяет человека с Богом. Но дело не в этой дистанции, а в том, чтобы убедиться: всё, сказанное мудрыми людьми о Боге, действительно имеет смысл. Иначе — конец, полный духовный крах.

Иначе вся Традиция, на которую ссылаются друзья Иова и которую сам Иов всегда считал основой своей жизни, ничего не стоит. А значит, и человеческая жизнь тоже. В этом Иов согласен со своими друзьями. Разница лишь в том, что Иову абсолютно необходимо убедиться в подлинности Традиции, а значит, и в реальности Бога, о которой она свидетельствует, на собственном опыте, между тем, как его друзья готовы верить авторитетным текстам на слово. Но это «лишь» меняет всё, хотя ни друзья Иова, ни даже он сам ещё не понимают этого до конца.

Иов взывает к Богу, и это не голая риторика, его надежда на Творца основана на твёрдой вере. Поэтому Иов готов предстать перед Богом как высшим справедливым арбитром, чтобы представить аргументы в свою защиту — те самые аргументы, которых не хотят знать обвинители.

А дальше Иов со многими подробностями рисует картины царящих в мире беззаконий. Может возникнуть впечатление, что Иов противоречит сам себе, если он способен одновременно высказывать надежду на высшую справедливость и говорить о несправедливостях, происходящих перед лицом Бога (в городе люди стонут, и душа убиваемых вопиет, и Бог не воспрещает того). Действительно, Иов, надеясь на то, что в конце концов каждому придётся отвечать за беззакония перед Богом, теперь как бы не находит Его в мире, полном зла.

Но в невозможности увидеть Бога ещё нет отрицания, Иов по-прежнему живёт надеждой на встречу с Ним. Смятенная душа Иова скорее способна услышать Его, чем обвинители, говорящие внешне правильные слова.

Иов и сам понимает, как правилен призыв Елифаза обратиться к Богу с молитвой и покаянием. Но, говорит он, это понимание не облегчает его страданий: Бог остается невидим и недостижим для Иова. «О, если бы я знал, где найти Его, и мог подойти к престолу Его!» – эти скорбные слова Иова выражают мысли очень многих людей, во все времена страдавших от недостижимости Бога. Иов говорит, что возможность принести Богу его трагедию была бы для него драгоценностью: «Пусть Он только обратил бы внимание на меня!». Для Иова было бы достаточно внимания Творца; содержание Его ответа на сетования Иова по сравнению с этим второстепенно.

Друзья Иова склоняются к тому, что Богу ничего не нужно от человека, по-этому внимание Бога – слишком великий дар для человека, и мечтать о нем – чрезмерное дерзновение. Насколько можно судить по словам самого Иова, он тоже так думает – но, тем не менее, обойтись без этого внимания Творца он не может. Его слова напоминают Пс 8:5, где псалмопевец восклицает: «что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?».

Тем не менее, прикоснуться к Богу, встретиться с Ним в непосредственном переживании невозможно. «Я иду вперед, и нет Его», говорит Иов; «Бога не видел никто никогда», повторяет евангелист Иоанн. Бог знает весь путь чело-века – Иов нисколько не сомневается в этом. Но человек все равно не видит Его; даже заповеди Божьи, открывающие человеку волю Творца, не делают возможной встречу с Богом. Невозможность встречи с Богом иначе, как через преграду закона – одна из важных тем Ветхого завета. Исайя и Экклезиаст, автор книги Иова и Иеремия, Иезекииль и другие пророки посвящают этой теме свои самые главные слова. «Чающие утешения Израилева» – так называет евангелист Лука тех, кто мечтал о том, что когда-нибудь непосредственная встреча с Богом станет возможной, кто, не смея надеяться, надеялся на это.

Иов говорит о том, что он всем сердцем нуждается в Боге, в том, чтобы Сам Бог ответил ему. Но, пока этого не происходит, Иов пытается постичь пути Господни в размышлении – и от этого сердце Иова ослабевает и страх одолевает его. В самом деле, когда Бог далек, вся жизнь превращается во мрак.

В этом мраке, который, по мнению Иова, проницаем лишь для взгляда Самого Бога, жестокость и неимоверные страдания, ужас и несправедливость наполняют землю. Насилие и безнаказанность царят в мире людей, и поэтому для Иова ответ Бога не только мечта, но и насущная необходимость. Ему нужен, собственно, не ответ на вопрос о том, почему Бог все это допускает, а ответ о том, каково сердце Творца.