Мысли вслух на Быт 8:4-21

Так всё же: что может праведник? Первое, что делает Ной, выйдя из ковчега: он приносит жертву Богу, Который его спас. Это, несомненно, поступок праведника. А Бог? Образ Бога священнописатель здесь намеренно архаизирует, его Бог втягивает ноздрями дым жертвенного костра, как это делают языческие боги, к примеру, у Гомера. Но внешне архаичный и несколько примитивный образ не должен нас обманывать: Бог говорит нечто очень серьёзное и важное. Он говорит: не буду больше уничтожать землю из-за человека, потому, что все намерения сердца человеческого — зло от юности его (соответствующий еврейский текст звучит именно так). Проще говоря, нет смысла очищать землю столь радикальными методами: всё равно, пока на ней живут люди, зла и греха не избежать, не стоит даже пытаться. Определение, безусловно, абсолютно верное, хотя и очень печальное. А что же праведность? В чём её смысл? Играет ли она хоть какую-нибудь роль в судьбах мироздания? Наверное, всё-таки да. Ведь сохранить мир от катастрофы Бог обещает, вдыхая жертвенный дым. И, пусть этот образ иногда вызывает у читателя улыбку, здесь всё вполне серьёзно: мир держится праведностью. Праведностью тех праведников всех времён и народов, собирательным образом которых стал Ной. И, если мир ещё не рухнул в пропасть, если он всё-таки дождался прихода обещанного Богом Мессии, в этом их заслуга. Их праведность на земле становится отражением милосердия Божия на небесах. И мир стоит. С трудом, но стоит. И получает шанс на спасение.

Бог дает человечеству еще один шанс: Он знает, что не все люди будут такими же, как Ной, знает эту тайну человека, о которой он сам не всегда догадывается — что «все помышления сердца зло от юности его». Бог обещает, что человечество больше не погибнет в мировой катастрофе, обещает это как бы «авансом», зная о будущем отступничестве. Но для Бога это не просто снисхождение к людскому злу и греху — Он действует из милости, о чем символически говорит оливковая ветвь в клюве голубя. Его милость всегда дается вперед, никогда не бывает «наградой» за хорошее поведение. Он прощает, утешает, спасает (как еще передать Его действия на человеческом языке?), предоставляя нам возможность ответить на Его действия — своими.

Самой замечательной частью притчи о Ное является её заключение (Быт 8:20–22). Здесь говорится о союзе («завете»), который Бог заключает с Ноем, а в его лице — со всеми праведниками, когда-либо жившими и ныне живущими на земле. И именно в этот торжественный момент становится очевидной вся ограниченность человеческой природы и человеческих возможностей. Образ Бога здесь намеренно несколько архаизирован, Бог Библии в этом отрывке напоминает богов Гомера: как и они, Он «вдыхает», втягивает ноздрями поднимающийся к небу дым от жертвоприношения, которым, как думали древние язычники, боги питаются так же, как мы питаемся пищей. Но вот определение, которое даёт при этом Бог человеческому роду, оказывается предельно жёстким: «все намерения сердца человеческого — зло от юности его» (Быт 8:21; в еврейском тексте именно «намерения», а не «помышления», как в Синодальном переводе). Потому и уничтожать человеческий род бессмысленно: даже если на всей земле останется один праведник, как это было после потопа, зло всё равно проникнет в мир, если не через него, то через его потомков. И всё же Бог, заключая союз с Ноем, обещает ему, что катастрофа не повторится (Быт 8:22). Здесь становятся очевидными границы человеческой праведности, и здесь же заключён ответ на вопросы, который нередко задают христианам: зачем вообще так уж необходимо было приходить Спасителю? Зачем понадобился какой-то отдельный, особый народ Божий? Разве мало в мире праведников, из которых некоторые не знали и не знают о Боге, а живут, тем не менее, по Его законам, соблюдая данные Им заповеди? Сегодня, впрочем, чаще говорят не о праведниках, а о «хороших людях», но сути дела это не меняет. Ответ на эти вопросы прост и печален: всей праведности всех праведников мира, подобных Ною, всей их верности Богу хватает лишь на то, чтобы мир вновь не постигла катастрофа, чтобы он не рухнул в пропасть. Это максимум того, что они могут сделать; изменить кардинально ситуацию в мире, переломить ход событий они не в состоянии, так же, как не в состоянии они изменить собственную природу, испорченную грехопадением. Для этого нужны особые усилия, нужен особый план Божий, план спасения человека и мира, частью которого становятся и особый народ Божий, и Мессия-Христос.

Найдя Ноя, исполнившего повеление Божие о строительстве ковчега, Бог совершил спасение человечества от всемирного потопа. Ной с семьей высадился на сушу — спасся. Как часто мы в подобной ситуации избавления от опасности забываем о том, как совсем недавно вопили к небу, молились в полном отчаянии! Произошло облегчение — ну, и хорошо, так и надо. Ни слова благодарности, да что там — даже в голову не приходит, откуда пришло избавление.

А вот Ной поступает иначе. Он приносит жертву Богу, потому что понимает, что не сам спасся (хотя ковчег-то не Бог построил, а Ной), а Бог его спас. И именно поэтому получается, что Ной может стать родоначальником человечества после Потопа, — он услышал Бога посреди обыденной жизни, он доверял Ему в опасности, он не забыл о Нем в радости. С таким Ноем Бог может заключить свой договор-завет, и вот, Бог объявляет Свое решение, то, что Он обещает Ною и его потомкам: не будет больше истребления всего живущего, не будет больше проклята земля за человека и его грех. И если есть у нас хоть какое-то основание для уверенности в том, что жизнь не прекратится, то это именно это Божие обетование.

Союз-завет с Ноем — главное событие притчи, её смысловой центр. Тут уже не просто отношения с конкретным человеком, тут именно союз с ним самим и со всеми его потомками, а это уже серьёзно, это навсегда — Бог ведь, в отличие от человека, хранит неуклонную и безусловную верность взятым на Себя обязательством и однажды данному слову. Не потому, что Он не властен над Своим творением, а потому, что все Его обещания и союзы связаны с Его планом — а план Его не меняется лишь оттого, что кто-то из людей Ему изменяет или от Него отворачивается. Таков и завет с Ноем — а через него и со всем человечеством.

Впрочем, всё же не со всем. С одной стороны, завет с Ноем действительно касается каждого, с другой — в полноте он раскрывается лишь в праведниках, которые, подобно Ною, «ходят перед Богом», ходят так, как им открыто. В связи с этим встаёт вопрос: зачем понадобилось Богу что-то ещё? Зачем народ Божий, зачем Мессия? Почему мало одного завета с Ноем? На языке современного человека этот вопрос звучит несколько иначе, хотя смысл его оттого не меняется: почему мало быть просто «хорошим человеком»?

Под «хорошим человеком» в таком случае, конечно, каждый понимает своё, но общая идея остаётся той же: в мире много хороших людей, как бы ни понимать это выражение, они уже хороши без всяких дополнительных усилий, им не нужно быть христианами или даже просто верующими в Бога, они праведники по жизни. Так зачем им, да и миру вообще, что-то ещё? Ответ на этот вопрос дан в притче о Ное.

Да, Бог заключает с ним завет, но, заключая его, говорит: все намерения сердца человеческого — зло от юности его (в еврейском тексте притчи именно так — намерения, а не помышления). Даже праведник не может без особых, специально приложенных Богом усилий изменить себя. Он может следовать за Богом вопреки собственной испорченной грехом природе, преодолевая намерения собственного сердца, но он не может изменить своё сердце и свою природу сам — даже если приложит к тому все усилия.

Тут тупик: человек обречён после падения всё время балансировать на грани очень серьёзного духовного срыва, а с ним вместе обречён так же балансировать на грани срыва и весь мир. Вот потому-то и мало завета с Ноем, это лишь начало пути, но никоим образом не конец, не завершение, которое невозможно без Бога. Бог Сам поставит в конце концов последнюю точку на пути возвращения человека к Богу — но поставит ещё не скоро, ведь весь путь ещё впереди. Ной же делает на этом пути первый шаг — очень важный, абсолютно необходимый, но только первый.