Мысли вслух на Мф 5:27-37

Одно из самых важных откровений Нового завета, новое и по сравнению с Ветхим заветом, и по сравнению с языческой религиозностью — слова, которые мы читаем сегодня в Евангелии от Матфея. Ветхий завет относится к делам, которые мы совершаем только мысленно и не совершаем в физической, так сказать, реальности, как к небывшим. Однако, если человек в самом деле является существом, соединяющим в себе видимую и невидимую реальность, то совершающееся внутри него, в глубинах его личности, не может пренебрегаться. Уже пророки возвестили избранному народу, что Владыка вселенной не оставляет без внимания истинные мотивы наших поступков и скрытые побуждения нашего сердца. И вот, Господь Иисус Христос с предельной ясностью определяет равнозначность поступков, совершенных в реальности и в мысли.

Мы большей частью воспринимаем эти Его слова как сугубое обличение. Уже не только в делах, но и в мыслях не скроешься от правды Божией, уже и всякий гнев и нелюбовь к людям порочат тебя в глазах Всемогущего. Но не менее важно помнить, какой вывод делает из этого свт. Иоанн Златоуст в своем Слове на Пасху: «ибо ревностно щедрый Владыка принимает последнего, как и первого... Дела принимает, и намерения приветствует; действия чтит, и устремления одобряет».

Иисус говорит о том, что грех действует внутри нас, поражая наши помыслы и ведя к дурным поступкам. Наша неверность — внутренняя, а не внешняя. Но: «Чашу спасения прииму и имя Господне призову» (Пс. 115:4) — и Христос входит внутрь нас, вытесняя грех на периферию нашего «я». Внешний человек тлеет, а внутренний со дня на день обновляется, принимая царство жизни.

Отношение Иисуса к разврату, к прелюбодеянию такое же, как к убийству: если к убийству Он приравнивает ненависть, то к прелюбодеянию — вожделение. Как видно, причины и логика здесь те же, что и в том случае, когда дело касается убийства и ненависти: намерение и в этом случае оказывается для Царства даже важнее самого поступка. И так же, как в случае с ненавистью, Иисус предлагает своего рода «работу на опережение»: именно так, по-видимому, нужно понимать Его слова о соблазняющей руке и о соблазняющем глазе. Как и в случае ненависти, когда оказывается, что лучше примириться с соперником ещё по дороге в суд, чем разжигать страсти, до вожделения дело лучше не доводить. Конечно, здесь перед нами развитие уже существовавшей в те времена традиции, которая основана на понимании того, что страсть легче предупредить, чем потом с ней бороться. Достаточно вспомнить хорошо всем тогда известные слова одного из великих учителей Торы, Гиллеля, сказавшего: страсть вначале заглядывает в твой дом, как прохожий, затем заходит в него, как гость, а в конце концов поселяется в нём, как хозяин. Обрести внутреннюю Тору, не работая специально над тем, чтобы не допустить появления греховных страстей и намерений, было невозможно. Но дело было не только в обретении внутренней Торы: ведь и сама она была лишь средством для полноценной жизни в Царстве. А для Царства, где качество отношений определяет всё, предотвращение греховных страстей и намерений чрезвычайно важно. Конечно, если говорить о Царстве, раскрывшемся во всей полноте, в нём проблемы греховных намерений уже не будет: ведь и человеческая природа его жителей тоже будет уже преображена полностью, так, что ничему греховному в жизни этих преображённых людей места быть не может. Но на пути к полноте Царства и к полноте преображения проблема остаётся, и Иисус напоминает о том, что может помочь её решению. А духовную планку Он ставит абсолютно высоко: к примеру, запрет развода, о котором Он говорит достаточно однозначно, предполагает качество отношений, немыслимое в нашем, ещё не преображённом, мире. Но Иисус, разумеется, прекрасно понимает, что данное Торой человеку право на развод — уступка человеческой греховности, которая может дать лишний повод к тем самым греховным намерениям, с которыми нужно бороться. И Он не хочет оставлять Своим последователям этой лазейки. Ведь в Царстве мелочей не бывает, и компромиссы тут невозможны.

Христова заповедь из Нагорной проповеди призывает нас избавиться от двоедушия, стать внутренне цельными, быть в мире с самими собой. Христос, умирая за нас, меняет нашу жизнь (она перестает быть умиранием). Мы становимся новыми людьми; грех, разделение уже не властны внутри нас и в наших отношениях с Богом и ближними. Совершается примирение, наполнение миром нашей жизни и душа наша благословляет Бога и Его мир (Пс. 102).

Сегодняшний отрывок показывает, насколько всерьез нас воспринимает Бог. Здесь Иисус говорит о том, какими бы Он хотел нас видеть, без всяких скидок на нашу слабость, немощь. И нам остается, честно читая эти слова, только сокрушаться: «Этого я не могу. И этого не могу. И этого тоже». И так мы дочитываем до последнего, сорок восьмого, стиха и уже почти с облегчением выдыхаем: «Ну вот, я же говорил, что не могу!» Но, конечно, здесь и ответ на все наши «не могу». Только Бог может быть совершенным, и весь призыв Христа к нам — это: «Дайте место Богу в вашей жизни, и она станет совершенной!»

Господь говорит нам сегодня: не клянись вовсе. Давайте попробуем понять, о каких клятвах здесь говорится. Наверное, первое, что приходит в голову: вроде бы невинная на первый взгляд клятва Ирода (Мк 6:6-14), но оказавшаяся такой зловеще страшной по ее исполнении. Но только ли об этом здесь идет речь? Обратимся к параллельному месту из книги Чисел. «Если кто даст обет Господу, или поклянется клятвою, положив зарок на душу свою, то он не должен нарушать слова своего, но должен исполнить все, что вышло из уст его» (Чис 30:3). Здесь, напротив, речь о благочестивом обычае. А что у нас? Может, мы тоже имеем подобные «благочестивые обычаи»? Конечно, имеем, хотя больше 2000 лет прошло с тех пор, как Христос запретил нам это. Очень часто сегодня можно прочесть даже и в текстах современных нам иерархов, что, например, на Великий пост надо брать, кроме телесного воздержания, различные зароки: не смотреть телевизор, перечесть Четвероевангелие, поласковее быть с родителями и прочее. Все это ложь для самого себя и Богу предлагаемая. Каждый день надо жить как на разрыв аорты, каждый день может стать последним как для тебя, так и для всего мира, и это не зависит от того, на Великий пост приходится этот день или на пасхальное время. И как глупы на этом фоне все обеты и зароки. Отец Георгий Чистяков, настоятель Покровского храма в Республиканской детской клинической больнице, однажды вспоминал свой приход на служение. «И в какой-то момент я понял: наверное, раз никто из священников не начал здесь регулярно работать, значит, это должен сделать я. Не могу теперь точно сказать, когда мне стало ясно, что я должен этим заниматься. Я не давал никакого обета, я не переживал никакого озарения. Это получилось как-то очень просто, естественно, можно сказать, без моего участия, без участия наших прихожан, моих друзей, — все произошло помимо нас».

Отмена принципа равного воздаяния, о которой говорит Господь в сегодняшнем отрывке из Нагорной проповеди, знаменует принципиально новый этап духовной эволюции человечества. В древности, когда Моисеев закон провозгласил «око за око и зуб за зуб», нормальным был принцип, сформулированный Ламехом, который убил отрока за нанесенную рану и человека за царапину. Тогда принцип равного воздаяния был верхом цивилизованности и милосердия. Но вот, настало время, когда и «око за око и зуб за зуб» перестало быть высшим духовным достижением человечества. Господь призывает нас вообще отказаться от возмездия.

Обычно толкование этого факта основывают на сказанных в Ветхом завете словах Божиих о том, что только Ему принадлежит право отмщения и воздаяния. Но Сам Господь ничего не говорит об этом. Он не утверждает, что «Бог отомстит за тебя», он говорит «откажись от мести, не противься злому». Значит, мы вновь встречаемся в этих словах с призывом к Крестному пути.

Отношение Иисуса к Торе оказывается избирательным, и избирательность эта определяется характером содержащихся в ней конкретных законов. Как и в случае с правом на развод, которое Иисус для Своих последователей фактически отменяет, право на месть и на клятву священным именем Он отвергает. В самом деле, норма, иногда называемая «правилом другой щеки», является не чем иным, как запретом мести, которую норма «око за око, зуб за зуб» за человеком признаёт, разумеется, ограничивая месть принципом соразмерности: ведь речь в данном случае идёт о пощёчине, а не об избиении, об оскорблении, а не о насилии. Так же точно Тора признаёт за человеком право клятвы священным именем, требуя, чтобы такие клятвы соблюдались неукоснительно: ведь, призывая Бога в свидетели, клянущийся делает Его гарантом исполнения обещанного, а с таким Гарантом от обещаний лучше не отказываться и данного слова лучше не нарушать. Но, с другой стороны, та же Тора принципу «око за око, зуб за зуб» предпочитает материальную компенсацию за нанесённый ущерб, а к клятвам призывает относиться осмотрительно и прибегать к ним лишь в особо важных случаях. Очевидно, как и в случае с разводом, право на который Тора человеку всё же даёт, все эти нормы являются своеобразной уступкой человеческой слабости и греховности. Если уж никак нельзя не мстить, то, по крайней мере, нужно ограничить месть принципом соразмерности, чтобы она не стала преступлением. Развестись в крайнем случае можно, но нельзя вновь жениться на разведённой или выйти замуж за того, с кем развелась, чтобы право на развод не превратилось в право на разврат. Если уж никак нельзя без клятвы, без того, чтобы впутывать Бога в свои дела, не спросив Его согласия, то, по крайней мере, нужно стараться делать это как можно реже, а сделав, постараться исполнить обещанное. Иисус же, как видно, не согласен на такие компромиссы: если нечто является грехом, этого надо избегать, никакие уступки и компромиссы тут невозможны. И действует Он так не из законнического ригоризма, а потому, что Своих последователей Он призывает к жизни в том Царстве, которое принёс в мир. В Царстве, где места греху быть не может..

Слова Христа о любви к врагам вызывают, наверное, больше всего споров и попыток истолкования. Кто-то отвергает их, отстаивая свое право на месть и ненависть к врагу, кто-то, наоборот, отвечает идеологией пацифизма и непротивленчества. Но кажется, что и там и там движущей силой является стремление обезопасить себя, утвердить собственную недосягаемость для врага — либо с помощью силы, либо с помощью равнодушия. А в Евангелии предлагается как раз поведение, построенное не на стремлении собственной безопасности, не на уходе в себя, а на активном ответе обидчику: «благословляйте, делайте добро, молитесь...». И речь, похоже идет не о пацифизме и не об умении терпеть боль и сносить обиды, а о гораздо более трудной науке — об умении любить.

Иногда при чтении Нагорной проповеди может показаться, что, объясняя Тору, Иисус изменяет и даже отменяет некоторые её нормы и положения. В самом деле, как иначе понять, к примеру, запрет мести (ст. 38 – 42) или развода (ст. 31 – 32)? Между тем, ситуация с этими нормами ветхозаветного Закона не так проста. Конечно, Тора и в самом деле допускает месть (Исх 21:23–25; Лев 24:19–20) и развод (Втор 24:1–3). Но эти нормы едва ли следует считать указаниями и руководством к действию. Ведь, например, в случае нанесения телесных повреждений той же Торой предусмотрены и другие варианты возмещения ущерба (Исх 21:18–19). Очевидно, принцип «око за око и зуб за зуб» является скорее ограничительным, это своего рода дань нормам обычного права, которые были распространены у евреев ещё до появления Торы. Месть в те времена вообще была распространена повсеместно, а принцип «око за око и зуб за зуб» был призван ввести её в известные границы. Идеалом был бы, конечно, отказ от мести вообще, но идеал этот оставался недостижимым не только во времена Моисея, но и во времена гораздо более поздние. А Иисус предлагает именно полный отказ от мести, без всяких скидок на человеческую слабость (ст. 39 – 41). Речь идёт именно об отказе от мести, в данном случае от мести за публичное оскорбление, которым считалась данная при всех пощёчина. То же и с разводом: Сам Иисус прямо говорит о том, что право на развод есть не что иное, как уступка человеческой греховности, человеческому «жестокосердию» (Мф 19:7–8), и Сам Он таких уступок делать не намерен. Эта бескомпромиссность может показаться жёсткой до жестокости, если забыть о главном, о том, что целью Иисуса является, ни много ни мало, сделать Своих учеников и последователей подобными Отцу Небесному (ст. 45). Но такое подобие возможно лишь в том случае, если отношения человека и к Богу, и к другим людям являются отношениями любви, притом такой любви, которая не признаёт ни исключений, ни компромиссов (ст. 43 – 48). Очевидно, без такой любви в Царство не войти. А Спаситель призывает нас изгнать из нашей жизни всё, что может помешать нам войти в Царство.

«Ваша праведность должна быть выше, чем праведность фарисеев», — наверное эти слова воспринимались так же, как предложение выпить море или прыгнуть выше головы. Ведь книжники и фарисеи как раз и уделяли особое внимание праведности — старались исполнять все религиозные предписания, чтобы угодить своей жизнью и поведением Богу, давшему людям закон. А эти слова были обращены к ученикам Иисуса, среди которых были люди недалекие, слабые, с сомнительной репутацией, словом — грешники. И они должны были жить более праведно, чем «специалисты» по правильной жизни! Может быть, этот явный нравственный тупик должен был принципиально изменить само миропонимание Его слушателей? Богу нельзя угодить своей жалкой праведностью, в Его глазах раздражение или страстный взгляд на чужую жену — такое же преступление, как убийство или измена. Он не подсчитывает наши грехи и добрые дела — это бесполезно, потому что отношения с Ним — не торговля. Ясно, что ученики Христа должны жить по-другому, по-новому, как соль земли, как свет мира. Они должны стать местом присутствия Бога на земле.

В беседах с учениками и в проповедях Иисус нередко говорит о Торе и о правильном её понимании. В Синодальном тексте Тора называется обычно «Законом», но, при формальной правильности такого перевода, он всё же не полностью передаёт значение соответствующего еврейского слова. Тора — больше, чем просто закон в том смысле, в каком мы обычно употребляем это слово, больше, чем только законодательство или определяемый им правопорядок. Тора предполагает ещё и соответствующий закону образ жизни, включая и внутреннее, духовное состояние человека, такому образу жизни соответствующее. В евангельские времена в раввинистической среде и в Синагоге вообще довольно широко распространилось понятие «живой Торы», которой в идеале должен был стать каждый верующий иудей. Имелось в виду такое духовное состояние человека, при котором Тора становится чем-то ему внутренне присущим, определяя всю жизнь человека во всех её проявлениях. Иисусу такое понимание было очень близко, не случайно Он Сам говорит о том, что Он пришёл вовсе не для того, чтобы разрушать или изменять Тору, а для того, чтобы довести её до полноты (ст. 17; в Синодальном переводе эта мысль передана словом «исполнить»). И первое, на что Он обращает внимание Своих слушателей, — их намерения, или, как говорят сегодня психологи, их интенции. Если ненавидишь, считай, что ты убийца (ст. 21 – 22); если вожделеешь, считай, что ты развратник (ст. 27 – 28). Иначе, по слову Иисуса, наша праведность не выходит за рамки обычной религиозности, «не превосходит праведности книжников и фарисеев» (ст. 20), которые, будучи людьми глубоко религиозными, внешне, на поведенческом уровне, все заповеди Декалога, разумеется, исполняли. Но, оказывается, для Царства этого мало. И речь идёт не о требованиях, специально завышенных для того, чтобы быть «святее всех». Просто в этом мире наше духовное качество и состояние определяют наши поступки, а в Царстве — наши намерения. Можно было бы сказать, что в нашем падшем мире мы являемся тем, что мы делаем, а в Царстве станем тем, чего желаем. И если, ненавидя кого-то, мы воздерживаемся от убийства ради Бога, для нашего падшего мира это серьёзное духовное достижение. Но для Царства это провал. А столь высоко поднятая Иисусом духовная планка нужна для того, чтобы уберечь нас от такого провала.

Иисус учит, «как власть имеющий», определенно выводя грех из сферы поступков в сферу помыслов. А для нас это совсем круто: мы еще можем как-то проконтролировать свом поступки, но мысли... Это все равно что «не думать о белой обезьяне» (помните старую сказку о том, что в некоторой ситуации можно было получить исполнение всех желаний, если только в самый ответственный момент не думать о белой обезьяне?) Но ведь мы можем не думать о белой обезьяне — если только думать о ком-то другом! Можно не грешить помыслами, если думать о Ком-то Безгрешном, Кто праведен и истинен. А когда мы думаем о ком-то постоянно? — Когда любим его, вот и весь секрет.