Мысли вслух на Лк 19:28-48

Евангелист совмещает в одном рассказе триумфальный въезд Иисуса в святой город, когда хвалу и радость невозможно удержать никакими силами, так что даже камни готовы петь славу грядущему Царю, и — скорбный плач Иисуса об Иерусалиме. Город обетования здесь выступает собирательным образом всех, кто ждет Христа, кто не может жить без Него, но — не узнает Его, не может поверить, что его надежда исполняется в Иисусе из Назарета. У нас на глазах происходит торжество и катастрофа, потому что городу, народу, отдельным людям дается долгожданная возможность — увидеть, узнать, встретить свою мечту, но — они «не узнают времени посещения». Наверное, мне, как и многим другим, хотелось бы в глубине души, чтобы это время было явным, очевидным для всех, или, хотя бы, чтобы оно было необязательным, не для всех. Но такое время случается и, что самое страшное, — его можно пропустить, не узнать Бога, когда Он проходит рядом...

Входя в Иерусалим, Иисус плачет о его судьбе. Он, очевидно, предвидит печальную судьбу города: в 70 г., после поднятого зелотами антиримского восстания и последовавшей войны, Иерусалим будет до основания разрушен посланной на подавление восстания римской армией. В Средние века, а отчасти и в Новое время среди христиан было распространено и пользовалось популярностью мнение о том, что эта катастрофа стала наказанием за отвержение еврейским народом посланного ему Мессии. Между тем, Сам Иисус смотрит на ситуацию иначе. Для Него это прежде всего трагедия, национальная катастрофа.

Он вовсе не смотрит на неё как на справедливое возмездие. Для Него это скорее отвергнутая, а значит, и упущенная возможность. В жизни и отдельных людей, и целых народов бывают такие развилки, на которых определяется и задаётся вектор дальнейшего духовного движения на годы (если речь о человеке) или на столетия (если речь о народе) вперёд. Здесь нет ничего предопределённого, никакой заранее расписанной программы, никакой судьбы или рока. Наоборот, такая развилка всегда оказывается моментом высшей свободы. Моментом того выбора, когда именно сам человек или сам народ выбирает и определяет то, что впоследствии ему, может быть, покажется роком или судьбой.

Таким моментом для еврейского народа и стал день входа Спасителя в Иерусалим. Можно, конечно, сказать, что тот восторг, с которым встречала Его толпа на иерусалимских улицах, стоил недорого: восторги толпы никогда не бывают продолжительны. Но возможность выбора, выбора серьёзного, определяющего дальнейшую историю на столетия вперёд у народа была, и Иисус это прекрасно понимает.

Так же, как понимает Он и другое: как все подобные, этот выбор в сущности сводится к тому, следовать ли за Богом или за своими мнениями, традициями, привычками. И второй вариант всегда катастрофичен. Вопрос лишь в том, как скоро эта катастрофа наступит. В том же, что она наступит, сомневаться не приходится: упущенные возможности всегда за себя мстят, и чем масштабнее возможность, тем страшнее будет катастрофа, если эту возможность упустить. Поэтому Иисус плачет об Иерусалиме. Он как никто другой понимает, что дано и что упущено. И какие будут последствия, Он понимает тоже.

В сегодняшнем чтении — ликование учеников и скорбь Господа Иисуса.

Действительно, истинная, настоящая вера всегда радостна. Это не значит, что христианин всегда должен быть в приподнятом настроении, но даже посреди испытаний и греха наша тьма не должна задушить свет. Если радость кажется нам несовместимой с благоговейным страхом перед Богом, с серьезностью молитвы и покаянным плачем — то мы уподобляемся фарисеям «из среды народа», которым Господь сказал, что если мы не будем радоваться, то камням придется делать это за нас!

И второй аспект этой встречи Бога и человека — скорбь Иисуса об Иерусалиме, который так и не узнал Его пришествия. Эта скорбь — одно из выражений Его любви к грешным людям. Господь не гневается, не проклинает город, не наказывает, а только плачет. Он принес нам жизнь, а мы отвернулись от Его дара. Часто память об этих слезах удерживает от греха гораздо сильнее, чем страх наказания или гнева Божьего. Нам приходится встречаться с Богом — в молитве, в чтении Писания, в богослужении — почти каждый день. Будем же помнить об ликовании и слезах из сегодняшней главы.

Сегодняшнее чтение даёт нам возможность увидеть Царство глазами современников Иисуса, которые приветствовали Его, когда Он входил в Иерусалим (ст. 35–38). В те времена мессианские ожидания были очень напряжёнными, и неудивительно, что Иисус до времени тщательно скрывает Своё мессианство. Восторженная толпа на иерусалимских улицах объясняет всё: стоило Иисусу хотя бы намекнуть на Свою миссию, как Его немедленно сделали бы вождём народного движения, наподобие тех, какие тогда в Иудее вспыхивали во множестве.

Но рано или поздно Иисус должен был заявить о Себе публично, и Он, как видно, выбирает для этого такой момент, когда сделать Его вождём мессианского восстания уже просто не успеют. Сам Он первым делом отправляется в Храм, где и пребывает затем до самого конца Своего служения в Иерусалиме, предварительно очистив его дворы от захвативших их торговцев (ст. 45–48).

Торговля на храмовом дворе была, конечно, запрещена Торой, но освящена традицией, к тому же она приносила немалый доход не только самим торгующим, но и храмовой казне. Но Иисус, как видно, не собирался мириться с традицией, противоречащей данному Богом Закону. Для Него мессианское Царство начинается с того, что святыня становится святыней, и никаких компромиссов здесь быть не может. А для народа мессианское Царство должно было начаться с изгнания римлян и восстановления независимости, за остальным же, как думали тогда почти все, дело не станет. Именно на эту ложную систему приоритетов и обращает внимание Иисус, оплакивая Иерусалим (ст. 41–44). Говоря об «окопах» и об окружении, Иисус, несомненно, имеет в виду события 70 г., когда очередное антиримское восстание действительно переросло в религиозную войну, закончившуюся поражением и полным разгромом Иерусалима.

А восстание это стало возможным именно потому, что Царство очень многие тогда понимали чисто внешне, политически и идеологически, и меньше всего о нём думали как о реальности духовной. Такое смещение акцентов сделало катастрофу неизбежной. И катастрофа эта оказалась двойной: вначале крестная смерть Спасителя, а затем — разгром Иерусалима и Храма. Но если смерть Иисуса на кресте завершается Его воскресением, то катастрофа национальная затягивается на века. И Иисус плачет, видя века страданий Своего народа. Плачет, быть может, и оттого, что здесь даже Он бессилен что-либо изменить. Ведь каждый народ, как и каждый человек, свободен. И сам выбирает свою судьбу.

Почему фарисеи просят Иисуса, чтобы Он заставил Своих учеников замолчать, когда те прославляли Его, как Мессию? Только ли из страха возможных политических последствий? Конечно, они могли опасаться эксцессов, а то и прямого восстания, хотя, конечно, в известном смысле время для него было уже упущено. Но всё же от иерусалимской толпы можно было ожидать всего, чего угодно, а римляне, не терпевшие в городе никаких беспорядков, всегда готовы были вмешаться, и их вмешательство всегда заканчивалось кровопролитием. Но дело, наверное, всё же не только в этих опасениях. Дело ещё и в том, что Иисус в глазах фарисеев был «неправильным» Мессией, совершенно несоответствующим их представлениям и концепциям. Они, конечно, ждали Мессию, но не такого. А этот всё делал не так, как они ожидали. Вначале Он отказывался предоставить им ожидаемые ими доказательства Своего мессианства, затем избегал возможности возглавить массовое народное движение, хотя такая возможность представлялась Ему несколько раз. А вот теперь Он, вроде бы, прямо говорит о Своём мессианстве, но опять не так, как должен был это сделать «настоящий» Мессия. В самом деле, не может же настоящий Мессия въехать в город верхом на осле?! Это уже даже не притча, это настоящая профанация торжественного въезда в город Мессии-победителя, Мессии, изгоняющего римлян, Мессии, устанавливающего Своё Царство, Мессии, Который будет править сильной рукой во имя Божие… И вдруг, вместо ожидаемого торжества, какая-то полуторжественная, полушутовская процессия, напоминающая въезд в город «короля» из рабов во время римских сатурналий… Было от чего прийти в замешательство. Неудивительно, что фарисеи, как люди глубоко религиозные, стали просить Иисуса прекратить то, что им казалось неуместной и недостойной комедией. А Иисус ответил им, что всё серьёзно. Серьёзно настолько, что им даже трудно себе это представить. Только развиваться события будут не так, как они ожидают.

Елеонская гора – это начало прославления Христа. Это Его Вход в Иерусалим, вход Царя. И на ту же гору Он возвращается после того, как ел Пасху с учениками. И снова с Елеонской горы начинается прославление Христа - как Спасителя Мира. И за пасхальной трапезой Христос объясняет апостолам то, что Он Сам совершал и что совершается. Он – служащий, рядом с которым были люди, кто уже изменился в сердце своем. Кому Он обещает трапезу в Царствии Небесном. И кому Он завешает, как свидетелям Его дел, Причастие Тела и Крови Своей. Причастие смерти и скорого Воскресения. Причастие славы Христовой, через которое укрепляются и спасаются все христиане с тех дней.

Сегодня мы читаем огромный отрывок из Евангелия от Луки, включающий рассказ о Входе Господнем в Иерусалим и рассказ о Тайной вечере и Последней беседе Христа с учениками. В сущности, это рассказ о заключении Нового завета, который будет окончательно скреплен Кровью Христовой, пролитой на Кресте.

Ради заключения Нового завета Господь идет на Крест. Мы читаем сегодня, что ни один шаг Христа на Его последнем пути не проходит легко. Как бритва, спасительное действие Божие рассекает людей. Немногие ученики принимают то, что делает и говорит Христос, но вокруг постоянно звучит голос противников, которые возмущаются Иисусом. В конце концов, рядом с Ним остаются только двенадцать учеников, и даже из них один оказывается предателем. У подножия Его креста среди издевающейся толпы мы видим только Его Пречистую Матерь с любимым учеником, нескольких женщин и изумленного сотника Лонгина, неожиданно для самого себя изрекающего истину о том, что человек сей был Сын Божий.

Но, несмотря на то, что противление все силится, Сын Человеческий идет, как написано о Нем. Прочтение такого большого отрывка дает почувствовать все ускоряющееся движение событий. Это не процессия, медленная и важная. Скорее, рассказ евангелиста оставляет впечатление стремительного похода, конечная цель которого — заключение Нового завета. Того завета, участниками которого мы становимся, приобщаясь Тела и Крови Христа по Его заповеди.

Настал день, о котором со страхом говорили пророки Израиля: Бог посетил народ Свой. С глубокой древности люди ждали этого прихода Божьего, возлагали на него все свои надежды. Не только Израиль, но и многие другие народы в начале 1 века нашей эры ожидали явления кого-то, кто принесет им мир и откроет путь жизнь. До некоторой степени даже мы через два тысячелетия унаследовали это ожидание и надежду на посещение Божье. Пророки возвещали, что солнце померкнет в день тот и вся тварь изменится, грех прекратится и люди будут искуплены от смерти. «О, если бы Ты расторг небеса и сошел!» — восклицал автор второй части книги Исайи. «Голос возлюбленного моего! вот, он идет, скачет по горам, прыгает по холмам», — как счастливую встречу влюбленных представляет этот день Песнь Песней.

И вот Он идет. Множество учеников — быть может, несколько сотен человек — славят великие дела Божьи и благословляют Его приход. Но тут же, среди недоверчивой толпы обнаруживаются те, кто считает нужным лишь укорить Его в нескромности: «Запрети ученикам Твоим славить Бога и Тебя!». И почти никто не думает о том, что Он много раз призывал через пророков: «Исправьте злые пути ваши, чтобы вам не погибнуть в день тот». Лишь Его Пречистой Матери и близким ученикам дано почувствовать Его скорбь. Он приходит, а мы и в этот день не знаем, что для встречи с Ним нужно перестать делать зло и научиться делать добро. Как встретить Его, чем заслужить Его благоволение? Что нам сделать, чтобы Он благословил нас и помог нам? «Ищите добра, а не зла, чтобы вам остаться в живых», — говорил он через Своих посланцев. А мы думаем, что надо исполнить какие-то обряды и устраивать пышные торжества. Как будто это послужит нам к миру, даст нам мир в этой встрече с Иисусом.

Если Он не войдет сегодня в Иерусалим, мы не сможем стать причастниками Его Тела и Крови. Если Он не предаст Себя за нас, мы останемся узниками смерти. Но избранные Его не узнают времени посещения, не узнают, что ожидаемый предреченный день наступил. И поэтому Иисус плачет. Недавно Господь говорил в одном из отрывков, о чем следует радоваться Его ученикам. Сегодня мы понимаем, чего нам нужно бояться: не узнать времени посещения.

Не секрет, что слова Спасителя о грядущем разрушении Иерусалима породили в христианской историографии и историософии немало спекуляций по поводу вины еврейского народа, исторической ответственности за казнь Спасителя, в которой он якобы виноват, за что и был наказан утратой своей государственности, потерей Храма и даже самой возможности на протяжении довольно долгого времени жить в Иудее. Между тем, такой взгляд представляется, как минимум, поверхностным, а выводы — поспешными. Во всяком случае, Спаситель никого не обвиняет, Он лишь плачет о Своём народе и об Иерусалиме.

Он видит в грядущей трагедии Иерусалима и еврейского народа не наказание и не месть Бога, а некую важнейшую, жизненно необходимую народу и им упущенную возможность. Это неудивительно: в самом деле, ведь первохристианская Церковь была иудео-христианской даже в своей, говоря условно, языческой части, которая не была вполне чужда иудео-христианской традиции хотя бы потому, что подавляющее большинство приходивших в те времена в Церковь язычников были таковыми лишь в том смысле, что не принимали иудаизм во всей его полноте.

Однако их духовная жизнь была всецело связана с Синагогой, благодаря которой они и узнавали о приходе столь ожидаемого многими из них Мессии. Да и в самом еврейском народе, как известно, единодушия в оценке личности Спасителя и Его деятельности отнюдь не было. Но все различия во многом оказались нивелированы после катастрофы 70 г. н.э., когда был разгромлен город и Храм, катастрофы, о которой предупреждал Иисус. А Сам Иисус, между тем, прекрасно понимал, что решалось в тот момент, когда Он входил в Иерусалим, что лежало тогда на весах Божиих. И знал, разумеется, что народ Божий один, и другого нет: Свою Церковь Он хотел вырастить в среде народа Божия, и Он сделал это, и Церковь оставалась частью яхвистской общины вплоть до 70 г.

Позже пути Синагоги и Церкви разошлись, что было неизбежно, хотя и в дальнейшем они не раз пересекались. Но Спаситель, разумеется, прекрасно понимает: народ Божий один, и спастись он может лишь как единое духовное целое. И плачет оттого, что пути Его народа на глазах искажаются, ведя к катастрофе не только тех, кто отвергает Его в поисках подходящих себе героев и вождей, но и тех, кто Его принимает: ведь и они, которые будут порой злорадно смеяться над тем, над чем Он теперь плачет, тоже потеряют очень многое, обрекая себя в будущем на такие реки крови, которые намного превзойдут кровопролитие 70 г.

Для Спасителя 70 г. не наказание и не месть, для Него это ещё один рубец, который прошёл через тело Его народа. И который неизбежно пройдёт также и через Его тело, Его Церковь, многим членам которой будет казаться, что всё случившееся тогда, на заре христианской истории, не имеет к ним никакого отношения. Членам Его тела, которым будет очень трудно понять, Чьё тело они разрывают, смеясь над тем, над чем плакал Спаситель.

Когда мы читаем о том, что наша задача - во всем подражать Христу, эти слова по большей части воспринимаются нами как условность. Можно попробовать прочесть этот евангельский текст с такой точки зрения. В подобной ситуации человек или обреченно махает рукой, говоря: «Так и вышло», - или доходит до неприкрытого злорадства: «Ага, вот говорили тебе (вам), что нельзя этого делать, что надо сделать вот так, теперь страдайте и мучайтесь». Иисус же, «смотря на него, заплакал о нем». Он бессилен навязать Себя, каждый свободен принять Его или не принять. Но результат отказа от жизни со Христом настолько ужасен, что Бог плачет, думая об этом. Это не отчаяние от бессилия, это скорбь от того, какой выбор совершает свободный человек. И это притом, что Иисус знает, что подобный отказ через несколько дней приведет Его Самого на крест. Но плачет Он не об этом, Он плачет о том, во что повергает себя народ, избранный Богом. Вот предельно четкий портрет Бога: Он создал человека свободным; Он умрет страшной смертью, потому что человек выбрал Его убить; зная об этом, Он плачет о том, как страшна будет жизнь человека, совершившего этот выбор. Вот чему Он призывает и нас подражать.

Вот день, о котором со страхом говорили пророки Израиля: Бог посетил народ Свой. С глубокой древности люди ждали этого прихода Божьего, возлагали на него все свои надежды. Не только Израиль, но и многие другие народы в начале 1 века нашей эры ожидали явления кого-то, кто принесет им мир и откроет путь жизни. До некоторой степени даже мы через два тысячелетия унаследовали это ожидание и надежду на посещение Божье. Пророки возвещали, что солнце померкнет в день тот и вся тварь изменится, грех прекратится и люди будут искуплены от смерти. «О, если бы Ты расторг небеса и сошел!» — восклицал автор второй части книги Исайи. «Голос возлюбленного моего! вот, он идет, скачет по горам, прыгает по холмам», — как счастливую встречу влюбленных представляет этот день Песнь Песней.

И вот Он идет. Множество учеников — быть может, несколько сотен человек — славят великие дела Божьи и благословляют Его приход. Но тут же, среди недоверчивой толпы обнаруживаются те, кто считает нужным лишь укорить Его в нескромности: «Запрети ученикам Твоим славить Бога и Тебя!». И почти никто не думает о том, что Он много раз призывал через пророков: «Исправьте злые пути ваши, чтобы вам не погибнуть в день тот». Лишь Его Пречистой Матери и близким ученикам дано почувствовать Его скорбь. Он приходит, а мы и в этот день не знаем, что для встречи с Ним нужно перестать делать зло и научиться делать добро. Как встретить Его, чем заслужить Его благоволение? Что нам сделать, чтобы Он благословил нас и помог нам? «Ищите добра, а не зла, чтобы вам остаться в живых», — говорил он через Своих посланцев. А мы думаем, что надо исполнить какие-то обряды и устраивать пышные торжества. Как будто это послужит нам к миру, даст нам мир в этой встрече с Иисусом.

Если Он не войдет сегодня в Иерусалим, мы не сможем стать причастниками Его Тела и Крови. Если Он не предаст Себя за нас, мы останемся узниками смерти. Но избранные Его не узнают времени посещения, не узнают, что ожидаемый предреченный день наступил. И поэтому Иисус плачет. Однажды Господь говорил, о чем следует радоваться Его ученикам. Сегодня мы понимаем, чего нам нужно бояться: не узнать времени посещения.

Каждый из евангелистов, в соответствии с логикой и особенностями своего повествования, приводит для нас рассказ об очищении Храма. Дело в том, что для иудеев, видевших, как Господь Иисус изгоняет торгующих из храма, это было символом того, что Он в самом деле есть Спаситель мира, Христос. Пророк Аггей говорит об этом, Втором, храме, что слава его будет больше славы храма Соломонова, потому что в него придет Избавитель. И вот, Христос изгоняет из храма неподобающую святыне суету и далее, как пишет евангелист Лука, Он учит каждый день в храме. День за днем, снова и снова возвещает Христос любовь Отца и призывает к покаянию.

Для нас важно обратить внимание, как евангелист Лука говорит о Его слушателях. Синодальный перевод здесь предлагает слова: «...весь народ неотступно слушал Его», - в греческом же оригинале евангелист употребляет очень яркое слово: «...народ весь повисал на Нем, слушая». Вот такая неотступность, когда мы буквально повисаем гроздьями на Христе, ловя каждое Его слово, и помешала первосвященникам и книжникам немедленно привести в исполнение свои коварные замыслы. Они хотели погубить Его, но не могли, говорит евангелист, потому что весь народ буквально висел на Нем. Вражда мира против Христа, противодействие сил зла Его спасительному действию оказались бессильны, когда люди так внимали Его слову.

Обращает на себя внимание сходство этого образа со словами Христа, которые приводит в 15 главе своего Евангелия апостол Иоанн: «Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во Мне». Характерно, что евангелист Лука здесь употребляет не обычное для него слово «охлос», толпа, а «лаос», народ — слово, которым впоследствии стали называть мирян в Церкви.

Каждый из евангелистов, в соответствии с логикой и особенностями своего повествования, приводит для нас рассказ об очищении Храма. Дело в том, что для иудеев, видевших, как Господь Иисус изгоняет торгующих из храма, это было символом того, что Он в самом деле есть Спаситель мира, Христос. Пророк Аггей говорит об этом, Втором, храме, что слава его будет больше славы храма Соломонова, потому что в него придет Избавитель. И вот, Христос изгоняет из храма неподобающую святыне суету и далее, как пишет евангелист Лука, Он учит каждый день в храме. День за днем, снова и снова возвещает Христос любовь Отца и призывает к покаянию.

Для нас важно обратить внимание, как евангелист Лука говорит о Его слушателях. Синодальный перевод здесь предлагает слова: «...весь народ неотступно слушал Его», - в греческом же оригинале евангелист употребляет очень яркое слово: «...народ весь повисал на Нем, слушая». Вот такая неотступность, когда мы буквально повисаем гроздьями на Христе, ловя каждое Его слово, и помешала первосвященникам и книжникам немедленно привести в исполнение свои коварные замыслы. Они хотели погубить Его, но не могли, говорит евангелист, потому что весь народ буквально висел на Нем. Вражда мира против Христа, противодействие сил зла Его спасительному действию оказались бессильны, когда люди так внимали Его слову.

Обращает на себя внимание сходство этого образа со словами Христа, которые приводит в 15 главе своего Евангелия апостол Иоанн: «Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во Мне». Характерно, что евангелист Лука здесь употребляет не обычное для него слово «охлос», толпа, а «лаос», народ — слово, которым впоследствии стали называть мирян в Церкви.

Изгнание торгующих из Храма, наверное, один из самых известных евангельских эпизодов.Но что стоит за ним? Можно, конечно, всё было бы свести лишь к возмущению «низменностью» происходящего. Но ведь торговля, происходившая на храмовом дворе и под колоннадами, окружавшими Храм, была не обычной, а, так сказать, «священной»: торговали тем, что было необходимо для жертвоприношения: овцами, козами, голубями и всем прочим, что было необходимо паломнику, а порой и местному жителю, которому, как горожанину, неоткуда было всё это взять. Конечно, даже такая торговля была, с точки зрения Торы, не совсем законной: Храм есть Храм, на его территории торговать запрещено, хотя бы речь шла о том, что сегодня мы назвали бы подсобными помещениями.

Как видно, в евангельские времена этот запрет легко обходили, ссылаясь, с одной стороны, на некие «хитрые» интерпретации соответствующих законодательных норм, а с другой — на целесообразность и сложившуюся традицию, которая к тому времени насчитывала, возможно, уже не одно столетие. Но для Иисуса, как видно, ни то, ни другое не авторитет: Он действует с решительностью пророка, которому порой позволялось то, что не позволялось другим. Вряд ли есть основания сомневаться, что речь в данном случае идёт именно о пророческом акте, о чём-то наподобие тех символических действий, которые порой совершали пророки, иногда выглядевших странно и даже вызывающе, но всегда имевших вполне определённый духовный смысл.

Конечно, навести порядок одной такой акцией было невозможно: вскоре всё на храмовом дворе должно было снова прийти в прежний вид. Но целью Спасителя было иное: привлечь внимание окружающих к привычному, ставшему почти традиционным нарушению данной Богом заповеди, установленного Им закона.

Нарушению, которое, конечно, можно оправдать целесообразностью или традицией, но которое от этого не перестаёт быть нарушением. И этот поступок Иисуса, разумеется, не был спонтанным. Ведь и Его отношение к Торе и к традиции в целом было именно таким: Он не отрицал ни того, ни другого, но возвращал и тому, и другому первоначальный смысл.

Если соблюдать Тору, то до конца, без компромиссов и без оглядки на традицию, какой бы древней она ни была, если традиция эта противоречит заповеди. А если уж следовать традиции, то с полным пониманием её подлинного смысла, без которого традиция вырождается в предрассудок или в бессмысленный ритуал. Ведь и Торе, и подлинной традиции в Царстве место найдётся. А вот духовным компромиссам и предрассудкам — едва ли.

Как и все притчи Спасителя, притча о десяти минах (как её обычно называют) — о Царстве. Иногда её интерпретируют в том смысле, что рабы — это те вожди, те духовные лидеры народа Божия, которым Бог поручал Свой народ на протяжении его долгой дохристианской истории, а Царь — пришедший спросить отчёта Мессия. Но такое «историческое» толкование, даже если и можно считать его отчасти верным, никак нельзя назвать исчерпывающим.

В притче присутствует ещё один аспект, связанный именно с Царством, и его, наверное, всё же нужно считать основным. Образ Царя, временно отлучившегося с тем, чтобы вернуться коронованным, очевидно, связан эпохой наступающего Царства, в которую мы живём. Спаситель действительно как бы оставляет нас и наш мир в день Своего вознесения с тем, чтобы однажды вернуться торжествующим Царём победившего Царства. В Его отсутствие Его служители заняты тем, что умножают доходы Его Царства.

Деньги и денежный оборот в данном случае — лишь символ. Дело не в каких-то накоплениях (пускай и «духовных»), а в самой природе Царства, в том дыхании Бога, которым оно пронизано. Дыхание — это процесс, его нельзя остановить, остановившееся дыхание исчезает, так же, как незаметно исчезают деньги, если их не пустить в оборот.

Дар Царя, плоть от плоти Его Царства, тоже исчезает, теряется, если нет доверия к Дающему и нет готовности действовать с тем, чтобы дар раскрылся, умножая полноту Царства и раздвигая его границы в нашем мире. Царство динамично, жизнь в нём — духовный процесс, который нельзя остановить. Он может остановиться, но от недоверия к Дающему дары, когда получивший дар смотрит на полученное как на обузу, которую ему навязали для того, чтобы потом подловить и наказать, а не как на возможность поучаствовать в событии уникальном и неповторимом — духовном становлении и раскрытии Царства в мире, который его одновременно ждёт и боится. Но если остановка всё же происходит, остановившийся и выпавший из жизни Царства в конце не получает ничего.

Конечно, Спаситель не такой, каким представлял Его себе хитрый раб, сделавший всё возможное, чтобы к нему нельзя было придраться. Но «твоими устами буду тебя судить», говорит ему Иисус: ты считал Меня таким, каким Я тебе казался, ты никогда не знал Меня настоящего, потому, что не хотел знать Меня; что ж, для тебя Я буду таким, каким ты ожидал Меня увидеть. Я не хотел быть тебе строгим и немилосердным судьёй. Но если ты не знаешь и не принимаешь никаких других отношений, кроме формально-юридических, если в ответ на Мою любовь ты можешь ответить лишь: «Возьми Свои деньги и оставь меня в покое, я больше Тебе ничего не должен», - то и Я не должен тебе ничего. Моё Царство не для тебя. Оно для тех, кто умеет принимать, не считая полученного, и отдавать, не считая отданного.

Такое отношение Спасителя к тем, кто возвращает Ему полученное без всяких попыток сделать для Него хоть что-нибудь, неудивительно. Ведь в Царстве действительно нечего считать и не с кем сводить счёты. Здесь получают всё, в полноте, сколько могут вместить. И отдают взамен всего себя. Целиком. Без остатка.

Каждому из нас в первый момент невероятно трудно принять, что "всякому имеющему дано будет, а у неимеющего отнимется и то, что имеет". Они кажутся сначала какой-то нелепой несправедливостью. На самом деле, эти слова полны глубочайшего смысла. Имеющий, обладающий чем-то обладает этим потому, что приобрел он это ценой труда. Это в особенности относится к плодам труда духовного. Если в том, что касается материальных вещей, кто-то может обладать тем, что не является плодом его труда, то в сфере духовной это невозможно. И Господь промыслительно устроил все так, что если мы, невзирая на то, что нечто, скажем, какое-нибудь понимание, кажется нам невозможным, бесконечно сложным, неправильным, все же прикладываем усилия, чтобы духовно этим овладеть, Господь прибавляет нам сил сверх того. Если же Он видит, что ничего не делаем, продолжая оставаться в своем неверии, нежелании понять или принять что-то, то Господь отнимает у нас и последнюю надежду. Иными словами, нельзя быть верующим до некоторой степени. Если мы только отваживаемся на какие-то попытки верить, то Господь очень быстро делает из нас глубоко верующих людей, давая сил преодолеть в себе все, что этому противоречит. Если же мы вроде и не против веры, но не прикладываем никаких усилий к тому, чтобы соединиться с Богом, Господь лишит нас и остатков нашей слабой веры.

Опыт показывает, что эта притча весьма трудна даже для утвердившихся христиан. Образ царя, как он описан в притче, указывает явно по знакомой нам уже мессианской библейской символике на Всевышнего Судию, а сама ситуация очень похожа на Последний Суд. Но сам этот образ ничего, кроме неприятия, отторжения и животного страха вызвать не может: жестокий, нелюбимый народом, алчный... и все это он подтверждает своими собственными словами и делами. Но так ли это в действительности, что это за образ на самом деле, кто есть его истинный прообраз, и если это всего лишь образ, то на чьем сознании он отпечатан? Обратим внимание на слова: «Твоими устами буду судить тебя, лукавый раб». Мы должны надолго задержать здесь свое внимание, чтобы правильно прочесть идущие следом слова: «Ты знал, что я человек жестокий, беру, чего не клал, и жну, чего не сеял». Когда мы прочитываем эти слова в обычном темпе, мы, как правило видим в них всего лишь подтверждение тому, что мы и так видим: что царь этот алчен, что народ его не любит, что несогласных он велит казнить пред его лицом. Так вот все это вписывается в один образ и затвердевает в мозгу, а слова «твоими устами» по-настоящему оказываются незамеченными. А вот если прислушаться к ним, то картина мгновенно кардинально меняется. Это всего лишь представление одного нерадивого раба о царе, причем представление, которое ничего хорошего сделать ему не помогло. Нам скажут, а как же представление всех «граждан», посылавших посольство и не желавших иметь такого царя? Но ведь это тоже только их представление. И наконец, но он сам говорит: «избейте их пред лицом моим». Однако подумаем, может быть, это всего лишь указание на известные слова псалма: Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих (Пс 109:1) или на слова другого псалма: «Я помазал Царя Моего над Сионом, святою горою Моею; возвещу определение: Господь сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя; проси у Меня, и дам народы в наследие Тебе и пределы земли во владение Тебе; Ты поразишь их жезлом железным; сокрушишь их, как сосуд горшечника» (Пс 2:6-9)? Тогда это действительно лишь указание на Судный день. На самом деле, здесь очень важный момент. Что часто подтачивает нашу веру, что заставляет нас страдать в смущении и сомнении? Часто мы видим, как люди, которые лучше всех, казалось бы, должны знать Бога, говорят нечто, что нам кажется полной дичью. И нас это смущает. Но мы не должны забывать, что это всего лишь их о Нем представление, хотя нам порой кажется, как и при чтении этой притчи, что оно такое очевидно соответствующее действительности. Заметим, наконец, что представление некоторых людей, упомянутых в притче, о царе мы так и не узнали. Представление людей, которые просто взяли и заработали деньги. Что они думают о царе? Этого мы не знаем.

Рассматривая притчу о серебре, доверенном рабам, и мы, и первоначальные слушатели могли бы задать вопрос: хорошо, одни из вложивших серебро в дело получили прибыль, тот раб, который не захотел рискнуть, ничего не добавил к стартовому капиталу, а вот почему не рассматривается такая ситуация, когда человек неудачно вложил капитал и потерпел убытки? Разве так не бывает?

Конечно же, бывает, от неудач при деловом риске никто не застрахован. Но то, что доверил нам Отец Небесный, тем и отличается от земных денег, что не может принести убытков. Наши способности и возможности различны, поэтому мы не в одинаковой степени способны позаботиться о том, какой окажется прибыль от вложения полученных от Него даров. Но успех в благословляемых Им делах будет обязательно, поэтому возможность банкротства как следствия деловой активности в притче и не рассматривается. Уклонение же от применения полученных способностей ведёт к краху, да оно уже и является крахом. До поры до времени из состояния краха можно выйти, но затягивать выход не стоит...