Мысли вслух на Лк 24:39-40

Третий и последний рассказ Луки о встрече учеников с воскресшим Иисусом открывает перед нами реальность, которая вряд ли достижима в нашей земной жизни. Мы можем соприкасаться с тайной Воскресения своей верой, как женщины, пришедшие с ароматами на Его гробницу, мы можем встретить Его, когда наше сердце «горит» при чтении Писания, и узнать Его живое присутствие в преломлении хлеба, но видеть Его лицом к лицу, ощущать Его прикосновение, видеть отпечатки Его зубов на медовом соте — все это выходит за пределы человеческого опыта после Вознесения. И тем не менее, это фундаментальный опыт всех учеников Иисуса, Его Церкви — знать о том, что Он воистину воскрес. Это знание, этот опыт хранится в Писании, в памяти Церкви и он выполняет в мире свою миссию — доказывать Воскресение — не логически, не рационально, но на каком-то другом уровне. Он жив, а значит, вся последующая история (описанная в книге Деяний и продолжающаяся до наших дней) — имеет смысл.

С точки зрения обычной, земной истории Вознесение представляется событием парадоксальным. Драма крестной смерти и воскресения Спасителя, кажется, закончилась, и закончилась не просто благополучно, а грандиозно и величественно, полным и абсолютным торжеством Того, Кого Его ученики уже не ожидали встретить живым. И вот теперь Он опять уходит — куда? Зачем? Уходит, так и не «восстановив царства Израилю», вроде бы, так и не доделав того дела, которое, казалось бы, только теперь и довести бы до конца… Но так выглядит ситуация при взгляде из нашего, ещё не преображённого, мира. А вот с точки зрения истории Царства, входящего в мир, всё, наоборот, логично и закономерно. Ведь теперь, после воскресения Того, Кто принёс Царство в мир, оно должно в этом мире раскрываться и распространяться, преображая его. Прежде, во всё время Своего земного служения и сразу после воскресения, Иисус нёс всю полноту Царства в Себе, и вся она была ограничена местом Его присутствия. Теперь же настало время Царству вместить в себя весь мир, уже не ограничиваясь прежними пределами. И оно начинает расти, расти и расширяться на глазах у изумлённых учеников, которые видят лишь, как их Учитель исчезает в сияющем облаке присутствия Божия. В облаке, скрывающем за своим сиянием границу Царства. А ученики остаются — пока, до дня Пятидесятницы — вне, в ещё не преображённом мире. С тем, чтобы потом, в день, когда дыхание Божие ворвётся в мир, отдаться ему и отправиться вслед за Ним.

Евангелие от Луки заканчивается кратким описанием (или, скорее, кратким упоминанием) Вознесения. Логика евангелиста понятна: он хотел описать полностью весь сорокадневный период пребывания воскресшего Иисуса со Своими учениками вплоть до его, этого периода, завершения.

Но это, так сказать, логика чисто фактографическая, событийная. Есть в евангелии и другая логика, связанная с духовным смыслом происходящих событий. Не случайно, говоря о встречах с Воскресшим, евангелист так подробно описывает то, что произошло по дороге в Эммаус, когда апостолы, идя по дороге и беседуя с Учителем, Его не узнавали, а позже, во время хлебопреломления, узнав Иисуса, тут же потеряли Его из виду. В день Вознесения Он тоже исчезает из виду Своих учеников. Очевидно, Вознесением начинается некий новый этап становления на земле того Царства, которое Спаситель принёс в мир.

То, что Царство это вмещает в себя мир целиком, вместе с его физической природой, стало ясно ещё раньше, тогда, когда Иисус дал Своим ученикам убедиться в том, что Он не призрак, не вышедшая из гробницы тень, а реальный живой Человек. Конечно, Его человеческая природа после воскресения изменилась, иначе вряд ли были бы возможны явления вроде тех, которые пришлось наблюдать апостолам по дороге в Эммаус. Но в известном смысле она всё же осталась именно природой, хотя и преображённой: будь оно иначе, Ему вряд ли удалось бы отведать после воскресения земной пищи. Иисус после воскресения не превращается в ангела, в бесплотного духа, утратившего всякую связь с природным миром.

Он остаётся Человеком, но Его человеческая природа меняет своё качество. То же самое в конце концов должно произойти и с миром, и с каждым из нас, если мы пройдём путь в Царство до конца. Преображаясь, мир не теряет ничего, кроме того зла, в плену которого оказался. И мы, преображаясь, не теряем ничего, кроме того греха, который мешает нам жить полнотой жизни Царства. Но для того, чтобы Царство вошло в мир, его Царь должен быть на Своём месте.

Не у той границы, которая разделяет Царство и падший мир и где Его может увидеть даже человек, с Царством ещё не соприкоснувшийся, а в самой глубине Царства, в его центре, на том престоле, где видели Его христиане, обладающие хорошим духовным зрением. Тем, кто не в состоянии заглянуть в глубину Царства, может показаться, что Царь ушёл, исчез, растворился в том сияющем облаке Божьего присутствия, которым обычно сопровождается богоявление. На самом же деле Он просто отправился туда, где должен быть царь, когда начинаются судьбоносные для его царства события. А значит, события начнутся. Уже очень скоро.

Для многих сегодня вопрос о воскресении отходит на второй план, а на первый план выходит вопрос о посмертии, о бессмертии души, о загробных наградах и наказаниях, о рае и об аде. Между тем, обо всём этом в Библии если и говорится, то очень мало. Очевидно, библейских авторов волновало не то, что часто волнует сегодня нас, а что-то совсем другое, что они называли воскресением из мёртвых.

На первый взгляд может показаться, что разница непринципиальна: в конечном счёте, речь всё равно идёт о жизни после смерти, а детали не так уж важны. На самом же деле разница между бессмертием души и воскресением очень велика. Что такое бессмертие души? О какой жизни, о каком посмертии можно было бы в этом случае говорить?

С библейской точки зрения, посмертие, ожидающее человека, оказывается довольно мрачным: речь идёт не о полноценной жизни, а о жалком её подобии, которое едва ли может кого-нибудь удовлетворить. О полном исчезновении человека после смерти речи нет, но и жизнью то, что ждёт его после смерти, можно назвать с большой натяжкой. От человека остаётся всего лишь тень, он утрачивает чувства, мысли, почти теряет память о собственной жизни и о мире живых, тень, в которой едва теплится остаток сознания.

Не случайно, когда апостолы увидели воскресшего Иисуса, они подумали, что перед ними вышедшая из гробницы тень Учителя: никакого другого посмертия никто из них не ожидал, а встреча с тенью, пусть даже с тенью близкого человека, не могла принести живым ничего хорошего. Ни о благом посмертии, ни о посмертном воздаянии, подобном тому, о котором упоминают египетские или греческие мифы, Библия ничего нам не говорит.

Зато она говорит о воскресении, и образ воскресшего Иисуса вполне наглядно демонстрирует нам разницу между посмертием и воскресением. Воскресение — не сохранение жалких остатков жизни после смерти тела, а возвращение к жизни во всей её полноте, в такой полноте, которая требует преображения самой человеческой природы.

Такова преображённая человечность воскресшего Иисуса: Он, с одной стороны, может пройти сквозь запертую дверь, которая для Него уже не преграда, а с другой — в состоянии есть ту же обычную земную пищу, которую ест любой из нас. Он — не тень, Он специально даёт ученикам ощупать Себя, чтобы они в этом убедились. Он — человек из плоти и крови, хотя эта плоть и эта кровь живёт по иным законам по сравнению с теми, по которым живём мы.

И Он даёт возможность апостолам понять, что Он не просто вернулся к жизни, а победил, преодолел смерть, которая больше не имеет над ним власти. Так же, как не властна она и над жизнью Царства, которое Он принёс в мир и которое предлагает каждому из нас.

Первое, что приносит Иисус – это мир. Блаженный Августин писал, что наше сердце мятётся, «пока не успокоится в Тебе». Глубокий мир в сердце – признак действительного Божия посещения. Совершенный мир – это очень высокое состояние; именно такой мир «творят», приносят с собой евангельские миротворцы, и это состояние мира помыслов, сердца, даже тела – настолько драгоценно и так сродно Богу, что те, кто несут этот мир от Него, будут наречены сынами Божьими. На библейском языке «сын» означает причастник чего-либо, тот, кто является носителем какого-либо качества или свойства (например, прозвище братьев Зеведеевых – «сыны громовы»), или же тот, чьё появление связывается с определённым событием в жизни человека, с рождением или смертью, победой или поражением («сын утешения», «сын моей скорби»). Сыны Божьи – это люди, в такой степени приобщившиеся божественному миру, что они могут нести его другим, передавать окружающим мирное состояние своего сердца, в котором воцарился Бог. Такое миротворчество – признак праведности. Оно само по себе есть уже действие. Не случайно прп. Серафим Саровский считал мир в сердце самым явным признаком вселения в него Святого Духа и говорил: «Стяжи мир, и вокруг тебя спасутся тысячи». Мир от Бога необходим нашему миру, раздираемому конфликтами и войнами, главная и первая из которых – война в наших мыслях и чувствах.

Благовестие Иисуса – это прежде всего мир. Поэтому первыми словами, сказанными Господом Своим ученикам по Воскресении, стало приветствие: «мир вам». Апостолы в страхе и трепете, как и всегда, когда они присутствуют при совершении чуда (укрощение бури, напр. – тогда они тоже решили, что видят призрак). Но Господь даёт нам «духа не боязни, но силы и любви и целомудрия» (2 Тим 1:7). Сила Духа Святого растёт из глубокого мира внутри. Она – результат примирения человека с Богом, совершённого на Кресте, о чём извещает Дух всякого верующего. Господь примирил нас с собою (2 Кор 5:18), и, одержав победу над адом и смертью, возвещает об этой победе Своим ученикам. Всю дальнейшую апостольскую проповедь можно свести к призыву: «примиритесь с Богом» (2 Кор. 5:20), т.е. примите мир и прощение грехов, даруемое Господом.

«Это Я Сам». Как бы хотел каждый из нас услышать в своей жизни это слово Христа – услышать, как слово, непосредственно обращённое ко мне. «Господи, дай мне найти Тебя, найти по-настоящему, так, чтобы моя жизнь действительно изменилась и стала свидетельством о Тебе». Но вот мы вроде бы ищем, стучим, а полновесный ответ не приходит. Нет ощущения, что мы действительно дышим воздухом вечности, что мы познали Его (Ин 17:3), что «ходим с Ним», как Его ученики и друзья. Были проблески, моменты благодати, может быть, даже яркое обращение, но так и не преобразилась наша жизнь…

Да, обновляющая и преображающая душу встреча с Богом – такое же «невозможное» чудо, как Воскресение Иисуса для апостолов. И это чудо стало реальностью. Более того, Господь обещает, что для тех, кто уверует «по слову их» (Ин 17:20), встреча со Христом также станет реальностью через Духа Святого, которого Он пошлёт всем ищущим Его. «Отец ваш Небесный даст Духа Святого просящим у Него» (Лк. 11:13); эта просьба просто не может остаться неуслышанной. Молитва взыскания Его – единственное и самое глубокое моление, исходящее из глубин нашей души. Такая молитва уже с самого начала вдохновлена Духом Святым, таинственно Им направляется, Им же и исполняется! Но, увы, часто наши глубины недоступны для нас самих, завалены мусором и обломками, всякими ненужными мыслями, обидами, суетой и застарелыми ранами. Нужно расчистить завалы, обрести внутри себя эту молитву – увидеть, о чём тайно просит душа день и ночь. Это и есть труд покаяния. Для этого подвижники уходили в леса и пустыни, чтобы всецело посвятить себя поиску «сокровища, скрытого на поле»; в этом смысл и значение церковного, особенно Великого Поста. Но это труд и всей жизни. Пусть каждый из нас узрит свет Воскресения. …Два раза пришлось пережить ученикам расставание со Христом. Первый раз, когда Он умер на кресте, а второй – когда вознёсся на небо. Первая разлука была величайшей трагедией, вторая же – величайшей радостью (Лк 24:52), потому что ученики знали, что не остались в одиночестве. Они чувствовали присутствие Христа в своей жизни, Его постоянное участие; знали – Господь и Учитель не оставил их. Они ждали исполнения «обещанного от Отца» – прихода «другого Утешителя» (Ин 14:16), облечения силою свыше для свидетельства. Дух Святой – Тот, Кто несёт присутствие Христа в нашу жизнь, являет нам реальность Его искупительного подвига и свидетельствует в нашем сердце, что мы – дети Божии (Рим 8:16). Он открывает нам подлинный смысл Священного Писания (ср. Лк 24:45) и даёт понять, что тот же Христос, с Которым мы встречаемся на страницах Евангелия, действует и в нашей жизни. В Духе Святом мы найдём Христа и обретём силу следовать за Ним. Будем молиться, молиться друг о друге, чтобы свет Воскресения просветил и очистил нас, проник любовью в самые отдалённые и израненные уголки души. Чтобы и нам, как первым апостолам, встретить Воскресшего. Чтобы наконец, после долгой ночи, начал рассветать день и взошла утренняя звезда в сердцах наших (2 Пет 1:19).

Сегодняшнее чтение вновь заставляет нас задуматься о том, как воспринимает падший человек реальность Царства. Первой мыслью апостолов, когда они увидели стоявшего посреди них воскресшего Учителя, была мысль о том, что перед ними призрак, вышедшая из гробницы тень (ст. 37). Казалось бы, для учеников, не ожидавших увидеть Иисуса воскресшим, такая реакция была вполне естественной. Но, с другой стороны, перепутать призрачную, едва заметную тень умершего с воскресшим, полным жизни человеком всё же довольно сложно. Такое было бы возможно лишь в том случае, если бы ученики просто не сумели как следует разглядеть Иисуса.

Судя по тому, что Ему пришлось специально дать им ощупать Себя (ст. 39–40), так оно и было. По-видимому, осязание стало для учеников решающим аргументом, а вот зрение, судя по всему, их подвело. Между тем, очевидно, что, если тело воскресшего Иисуса было достаточно плотным, чтобы его ощупать, то принять его за призрак можно было лишь в том случае, если бы апостолы просто не сумели его как следует различить. Ситуация несколько напоминает встречу учеников с Воскресшим по пути в Эммаус: ведь и там апостолы не узнали Иисуса, даже беседуя с Ним. Видимо, человеку, пребывающему в ещё не преображённом мире и не располагающему ещё развитым духовным зрением, оказывается очень непросто рассмотреть людей или предметы, чья природа уже полностью преображена. Если человек и видит их обычным физическим зрением, то, вероятно, достаточно смутно и нечётко, так, что они действительно напоминают прозрачные или полупрозрачные тени.

Между тем, на деле преображённая природа меньше всего похожа на бесплотную тень. Более того, она прекрасно взаимодействует с природой нашего мира. Примером тому служит съеденная воскресшим Иисусом вполне земная, никак ещё не одухотворённая пища (ст. 41–43). По-видимому, в данном случае мы имеем дело с конкретным проявлением универсальных законов Царства: оно не разрушает и не исключает нашу, ещё не преображённую, природу, а включает её в себя, предварительно преобразив. И здесь, как видно, в масштабах одной небольшой комнаты произошло то, что при возвращении Спасителя произойдёт в масштабах мироздания: мир преобразится, став частью Царства. И тогда завершится эпоха, в которую нам довелось жить.

Первоначально, когда Воскресший являлся апостолам, они Его не узнавали, и не только из-за того, что Он изменился. Чтобы узнать Его, необходимо настроить сердце, как в хаосе предметов тренированный глаз умеет сразу найти необходимую вещь. Христос научил апостолов узнавать Свой голос, поэтому после нескольких дней смятения они смогли вернуться к общению с Ним. Но даже у учеников временное отпадение от Христа привело к тому, что Он оказался неузнанным ими.

Теперь, после Его видимого ухода из мира, и нам не всегда удаётся распознать Его присутствие. Но и сегодня по вере мы способны настроиться на общение со Христом. Ведь Он, обещавший быть с нами до скончания века, по-прежнему рядом. Это Он сопровождает нас по земным дорогам и раскрывает ускользающий из-за нашей духовной несобранности смысл Писания.

И, конечно же, мы и сегодня, подобно апостолам, можем узнать Его в преломлении хлеба, когда Он не только открывается, но и соединяется с нами.