Мысли вслух на Рим 14:9-18

Павел обращает внимание на то, что может разрушить мир внутри церковной общины. Как быть, если за один стол во время трапезы хлебопреломления садятся правоверные евреи, для которых важны все религиозные предписания иудаизма, и язычники, которым до этих предписаний нет никакого дела?

Можно ли поставить на стол некошерную пищу только потому, что для христиан вопросы кашрута уже неактуальны? С одной стороны, можно, и никаких обвинений в отступничестве отказывающемуся от кошерной пищи предъявить нельзя. Но, с другой стороны, есть ведь ещё и отношения между членами общины. Отношения взаимной любви. Апостол прекрасно понимает, что за религию человек цепляется вовсе не от силы, а от слабости.

От духовной слабости, которая, не позволяя человеку пережить отношения с Богом и со Христом во всей полноте, заставляет его искать опоры в том, что не имеет прямого отношения ни к Царству, ни к духовной жизни.

Религия — это костыли. Но можно ли отбирать костыли у того, кто не может без них обойтись, только потому, что другие, здоровые и сильные, прекрасно без них обходятся? Очевидно, нет. И даже бравировать своей силой и своим здоровьем перед теми, кто их лишён, не очень-то по-братски. Конечно, речь не идёт о том, чтобы здоровые изображали из себя больных или вели себя, как больные.

Но уж если так вышло, что путь приходится делить с теми, кто не может обойтись без костылей, именно здоровым приходится подстраиваться при движении по дороге под больных, а не наоборот. Конечно, человеку, ощущающему свою силу, всегда хочется дать ей волю и проявить себя во всей полноте. Но тогда о слабых, о тех, кто не может угнаться за сильными, придётся забыть. А вместе с ними придётся забыть и о любви, без которой никакая сила ничего не стоит.

В яхвизме, как и в иудаизме, понятия чистоты и нечистоты были ключевыми в религиозной жизни. На первый взгляд может показаться, что это сугубо ритуальные ограничения, частично заимствованные из языческого мира. Но это всё же не совсем так. Понятия чистоты и нечистоты были связаны с теми представлениями о жизни и человеке, которые были свойственны ещё допленному яхвизму и которые затем стали обычными и для иудаизма тоже. Библия описывает человека как двуединое, духовно-природное существо.

Бог «вдувает» человеку «в ноздри» (так в еврейском тексте) то дыхание жизни, которое и делает его человеком. А сама человеческая жизнь — это поток, который включает в себя и духовную, и природную составляющую. Божье дыхание жизни соприкасается в нём с природой, проникая в неё и меняя её качество. Этот поток жизни и называется тем еврейским словом, которое на русский язык переводят обычно как «душа».

Естественно, что интенсивность и качество этого жизненного потока могут быть разными. В мире и в человеческой жизни есть нечто такое, что засоряет его русло и замедляет течение — это и называется на библейском языке нечистотой или скверной. В первую очередь, конечно, оскверняют человека последствия совершённого греха. Но в дохристианские времена были в мире и другие вещи, которые могли осквернить человека, привести к обмелению и истощению потока его жизни.

Всё, что имеет отношение к смерти, распаду, энтропии — всё такое уменьшало меру полноты жизни человека и снижало её качество. А в таком состоянии и встреча с Богом оказывалась для человека проблематичной, а то и вовсе невозможной: ведь чтобы встретиться с Ним, пережить реальность Его присутствия на том месте, которое Он Сам выбрал, нужно уже обладать неким минимумом полноты и интенсивности собственного существования.

В шеоле, в царстве мёртвых, Бога не славят потому, что Его присутствие там не обнаруживает себя: ведь то существование, которое ведут там умершие — это существование по минимуму, когда поток жизни почти уже совершенно иссяк. До прихода Христа всё это приходилось учитывать. Но со Христом в мир вошло и Царство со всей своей полнотой жизни, прежде невиданной и неизвестной.

Теперь каждому, кто живёт этой жизнью, можно уже не опасаться того, что какие-то процессы в непреображённом мире помешают ему жить всей полнотой жизни Царства. Теперь помешать человеку может лишь его собственный грех. И, конечно, страх нечистоты: ведь страх часто сам создаёт свой собственный предмет. Кто по-прежнему боится нечистоты падшего мира, тот непременно столкнётся с её на себя воздействием. Остальным же, выбравшим Христа и Царство, можно на этот счёт не беспокоиться: ведь дыхание Царства сильнее любых разрушительных сил мира сего.

Непобедима в человечестве мечта об идеальном обществе, где все будет хорошо, справедливо и изобильно. Только почему-то не получается. Может быть, дело в том, что каждый из нас считает, что общество плохое, а я-то хороший. Христос, говоря о Царстве Божием, всегда подчеркивает духовный характер этого Царства, его осуществление внутри человека, а не в «обществе». Об этом же пишет и апостол Павел: наша принадлежность Христу определяется не внешними и телесными категориями, а действием Святого Духа в нас.

Продолжая разговор о религии в её отношении к Царству, Павел предлагает критерии, которыми можно руководствоваться в том, что касается религиозных обязанностей. Прежде всего, он обращает внимание, что в Царстве в принципе нет и не может быть ничего такого, что было бы греховно или нечисто само по себе, ведь грех и нечистота не могут быть частью Царства по определению. Проблема возникает тогда, когда кто-то из живущих в Царстве начинает видеть грех или нечистоту там, где их нет; в этом случае для видящего ситуацию таким образом они могут стать реальностью, сделав для него жизнь в Царстве проблематичной (ст. 14). Конечно, если бы Царство уже теперь было явлено миру во всей своей полноте, такого рода проблемы были бы лишь проблемами отдельных, конкретных людей. Но Царство ещё не раскрылось полностью, оно лишь завоёвывает мир, и прежний порядок вещей, ещё не до конца преобразившись, может оказывать влияние на умы не только ищущих Царства, но и тех, кто уже соприкоснулся с ним. Не каждый из обретших Царство пока ещё укоренён в нём настолько, чтобы всё, связанное с прежним порядком вещей, включая религию, стало бы для него духовно безразличным, и с этим приходится считаться, чтобы кто-нибудь не потерял Царства лишь из-за того, что живущие рядом с ним не сочли нужным снизойти к его слабости (ст. 15 – 16).

Проблема религии здесь, как видно, связана уже не с духовным наполнением религиозности как таковой, а с воздействием её на души ищущих Царства и тех, кто только что его обрёл (ст. 13). Но есть и другой критерий, позволяющий убедиться в собственной искренности перед Богом. Речь идёт о сомнениях, которые вполне естественным образом могут появиться у того, кто не следует общепринятым религиозным нормам. И здесь апостол весьма категоричен: если есть хотя бы малейшее сомнение в своей правоте, значит, речь идёт именно о нарушении нормы, а не о свободе, свойственной живущим в Царстве (ст. 21 – 22). В самом деле, общепринятые нормы можно просто нарушать, не считаясь с ними, а можно быть выше их. Но опыт Царства исключает сомнения, и, если они всё же появляются, то можно сказать с уверенностью, что речь идёт именно о нарушении нормы. Но, поскольку живущий в Царстве не игнорирует общепринятые религиозные нормы и правила, он лишь чувствует себя совершенно свободным в том, что касается религии, ему не составляет труда им следовать ради духовной пользы ближнего. Главной задачей в отношениях с ближним для живущих в Царстве оказывается сохранение того мира и радости, без которых нет Царства, а не борьба с религиозностью как таковая. Потому-то им и не составляет труда следовать религиозным нормам и правилам, если это облегчает жизнь ближнему (ст. 17 – 21).

Иногда при серьезных разговорах с людьми складывается впечатление, что самое главное событие человеческой жизни — это смерть. Только при столкновении со смертью или при размышлении о ней мы начинаем ценить жизнь и даже, может быть, задумываться о Боге. Для апостола Павла (и вообще в христианстве) все наоборот. На первом месте Бог, Его вечное существование, Его полнота жизни. Следующий по значению факт — это наша принадлежность Ему. И уже в этом свете рассматривается вопрос о нашей человеческой жизни и смерти. И тогда оказывается, что моя физическая смерть ничего не меняет в том, что более значимо: в существовании Бога и в моей принадлежности Ему, — а значит, она не очень важна в моей жизни, она не может ее прекратить. В этом, наверное, и состоит Христова победа над смертью в моем конкретном случае.

"Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает". Осуждение себя - это не выполнение того, что мы принимаем на себя перед Богом. Не осуждать себя в своем избрании - это не оглядываться и не фантазировать. Не предполагать, "что было бы если бы...". Это навык прямого хождения перед Богом в тайне сердца. Это умение вести жизнь терпения и не завидовать тем, кто живет по-другому. Бывает, что мы смотрим на людей, которые не исполняют поста и думаем, что их жизнь легче, веселее, проще. Мы отступаем от своего выбора Христа. Через сомнение и фантазии мы впускаем в свою жизнь лукавство и недоверие Богу.