Мысли вслух на Деян 14:1-28

В сегодняшнем чтении мы видим, как удивительна и трудна для человеческого понимания тайна человеческого со-трудничества с Богом. Для язычников-листрян гораздо проще принять, что чудо исцеления хромого связано с пришествием к ним Зевса или Гермеса. А когда оказывается, что апостолы — такие же люди, как они сами, они быстро теряют всякий авторитет и подвергаются побоям и преследованиям. Между тем, суть апостольского служения именно в том, что они действуют от имени Бога, но не вместо Него. Они знают, что Господь Сам присутствует в этом мире, в тех, кто верит в Него, и поэтому они с доверием предают новоутвержденные церкви Его благодатной защите. Несомненно, эта тайна сотрудничества, соработничества с Богом должна осуществиться и в нас, а это требует нашего согласия, доверия, преданности Ему. Только нужно помнить, что, с одной стороны — мы обычные люди, а с другой — с нами Бог.

В сегодняшнем отрывке из книги Деяний перед нами предстает интересное описание. Среди уже уверовавших фарисеев находятся люди, которые требуют от присоединившихся язычников обрезания и исполнения Моисеева закона (см. Деян. 14:5). И как нам может быть понятно это требование. Ведь «в чужой монастырь со своим уставом не ходят». Раз уж присоединяются, так пусть и выполняют то, что и мы. Ничего не напоминает? Чем эти люди отличаются от старшего брата в притче о блудном сыне (Лк. 15:11-32)? Эти люди, как и старший сын, очень хорошо помнят свои труды и усилия: в то время, как эти язычники где-то там верили в своих богов и жили в свое уловольствие, им, — иудеям, верующим в единого Бога, приходилось трудиться над исполнением закона. Вместо радости о спасении и обретении братьев — обида и желание отыграться... Но, к счастью, есть милостивый отец из притчи и апостол Петр, в которых отражается образ любящего Бога. Благодать Иисуса доступна всем, а значит, доступно и спасение. Ведь «мы веруем, что благодатию Господа Иисуса Христа спасемся» (Деян. 14:11).

На то, чтобы признать чудо, нужны силы. Силы согласиться на изменение привычного порядка вещей. Ведь нам легче отрицать действие Божие, чем начать разбираться с собой, с чем-то неправильным в наших отношениях с Богом, в наших отношениях с миром. Легче объяснить произошедшее каким-то явлением природы, чем увидеть в этом явлении дело рук Божиих. Так и для язычников Ликаонских городов проще увидеть в совершенном Павлом и Варнавой исцелении действие знакомых и привычных сил – богов греческого пантеона.

Историю с почитанием апостолов в качестве языческих богов можно было бы воспринять как комичное происшествие, если бы за недоразумением не стояли серьёзные духовные опасности. Проповедь Евангелия должна учитывать систему понятий и этнокультурный язык тех, к кому обращена, но есть предел, за которым использование образов, возникших в языческой среде, недопустимо, если мы не хотим, чтобы язычество заново восторжествовало, приняв другой облик. И когда противники христианства отрицают его уникальность и неповторимость среди всех учений, утверждая, в частности, что образы святых - это всего лишь перелицованные образы языческих божеств, то они неправы по сути. Но, к сожалению, они нередко оказываются правы в оценке некоторых "фольклорных" проявлений религиозности, при которых отношение к святым оказывается схожим с отношением к Павлу и Варнаве у поклонников Зевса и Гермеса.

А между тем иудеи готовы даже укрепить язычников в их заблуждениях, только бы те не слушали проповедь о спасении. Что ж, и это не миновало вместе со стародавними временами, и в наши дни неумеренные ревнители благочестия не раз действовали совместно с заведомыми безбожниками, только бы не допустить проповедь и церковное служение тех, кто им неугоден...

Эпизод в Листре наглядно показывает ту главную опасность, с которой Церкви придётся столкнуться тогда, когда её еврейская составляющая если не исчезнет вовсе, то станет малозаметной. Произойдёт это, конечно, существенно позже, но первые признаки будущих проблем, как видно, проявились уже в первохристианские времена. Суть проблемы, если выразить её кратко, сводилась к нарушению недавними язычниками второй заповеди Декалога. Или к постоянным попыткам её нарушить, которая стала в конце концов в Церкви нездоровой духовной тенденцией. Причём речь идёт вовсе не о чём-то злонамеренном: вторую заповедь нарушали из самых лучших побуждений. Но нарушение оставалось нарушением, и результатом становилась потеря Бога, утрата Божьего присутствия в жизни отдельных людей, а иногда и целых общин.

В Листре всё было ещё очень наивно и наглядно в своей наивности, но суть проблемы обозначилась вполне отчётливо. Логика проста: они исцеляют, значит, они боги. Язычники были не совсем лишены духовного опыта, хотя весьма специфического. Они вполне допускали явления богов. А облик этих богов во время их явления мог быть самым неожиданным. Но чаще всего они являлись в человеческом образе. Ничто не мешает язычнику видеть бога в том, через кого действует Божья сила.

Тут как раз именно логика язычника, который в принципе верит и в Единого, будучи уверен, что все боги и духи — проявления Его силы. И человек может быть проявлением и воплощением силы Единого. Или одного из других богов. В этом смысле человек может быть и Зевсом, и Гермесом. Казалось бы, тут чисто языческая наивность. Но тогда придётся признать, что её хватало и в народе Божьем — до Вавилонского плена уж точно. Историю с золотым тельцом можно считать архетипической. И ведь этого самого тельца вовсе не считали языческим богом, каким-нибудь египетским Аписом.

В нём видели Бога Моисея, того самого Бога, который вывел народ из Египта! Символ? Да. Но не на Яхве указывающий, а всё-таки на Аписа: слишком уж много у образа ассоциаций с Аписом, а вот с Яхве — никаких. Символ заслонил собой Бога. Простой символ. Что же тогда говорить о настоящей теофании? О явлении силы Божьей? Такое явление заслоняет собой Бога легко и просто. Парадоксальным образом оказывается, что падшего человека в падшем мире от Бога легче всего уводит именно теофания.

Явление Божьей силы. Достаточно лишь оторвать взгляд от Бога и перевести его на те эффекты, которые вызывает действие этой силы. С Него Самого на совершаемые Им чудеса, исцеления, воскрешения. Не случайно Иисус всегда отказывал в «заказных» чудесах. А если Божья сила действует через человека, то увидеть в этом человеке бога проще простого. Но это и становится нарушением второй заповеди: тут именно священное изображение, которому начинают поклоняться вместо Бога. Конечно, в истории Церкви всё это будет не так наивно, как тогда в Листре.

Но по сути зачастую так же, хоть и более благочестиво внешне. Какой святой помогает в том или ином случае? А какая икона исцеляет от болезни? Не стоит обманываться: ставя вопрос так, мы мало чем отличаемся от тех жителей Листры, которые принимали апостолов за Зевса и Гермеса. Потому, что помогает только Бог — а кто Ему в этом содействует и что Он для такой помощи использует, значения не имеет. Иначе мир для нас будет полон богов, но Богу в нём места не будет. И в нашей жизни тоже.

«Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие»… Что это значит? Беды необходимы для спасения? Или просто неизбежны? Иначе говоря, где ударение в этой фразе? Видимо, акцент нужно ставить совсем не там, где мы привыкли. Главное в этой фразе – не «скорби», а «войти в Царствие». Скорби есть и будут у всех – и у христиан, и у язычников. Бывает, что у христиан скорбей становится значительно больше, чем у прочих, бывает, что в таком невыгодном положении люди находятся вовсе не по религиозному, а, например, по национальному признаку… Павел сообщает радостную весть: эти скорби могут и должны стать нашим путём в Царствие Божие. И только от нас самих зависит, воспользуемся ли мы этой возможностью – предать всё в руки Божии и от Него снова принять всё, и таким образом войти в Царствие.

Как сложно иногда бывает нам переносить проблемы, нехватку чего-либо или просто непогоду... Все не так, настроения нет, нет радости. Понимание того, что за все нужно благодарить Бога, лишь усиливает раздражение, которое и так уже отравляет день... И что же делать? Хочется вырваться из этого состояния, но как? Не будет новостью ответ: лишь с Божией помощью. Да, через недовольство и нежелание признать свое состояние грешным, через стыд за все это — предать себя Господу, Его благодати (Деян.14:23). Молитвами братьев и сестер, своим предстоянием придти к Нему, не боясь того, что Он не примет (Ин.6:37).

И в Антиохии Писидийской, и в Иконии события развиваются сходно. Первоначально братья проповедуют в синагоге, где недавние язычники, открывшие для себя Бога Израилева, проявляют к проповеди больший интерес, чем иудеи. Видимо, тем, кто недавно открыл библейское Откровение, легче сделать из него выводы, о которых говорят апостолы, нежели тем, для кого традиция вытеснила открытость Слову. Трагедия неузнавания Бога Своим народом усиливается, и назрел момент, когда Павел и Варнава вынуждены открыто провозгласить, что отныне они намерены обращаться к язычникам.

Трагедия усугубляется еще и тем, что противники апостольской проповеди подстрекали участвовать в гонениях набожных, почётных женщин и первых в городе людей. Было бы легче, если бы можно было обвинить гонителей в том, что все они негодяи и отбросы общества, в таком случае можно уйти от мучительного вопроса о том, почему же достойные люди нас не приняли, а заодно возвеличить себя за счёт унижения противников. Но нет, среди врагов и даже среди тех, кто служит злу, могут находиться достойные люди. Как часто мечты о братстве людей доброй воли разбиваются о реальность обращённости воли добрых людей на зло, принимаемое за добро...

Павел и его спутники уже не следовали жёстко тому правилу, которому следовали первые свидетели, вынужденные уехать из Иерусалима из-за гонений. Те свидетельствовали только евреям, эти готовы были свидетельствовать каждому, кто готов слушать и принимать их свидетельство. Ситуация в этом отношении изменилась кардинально. И дело не просто в расширении аудитории. Дело в том, где проходит граница народа Божьего. Тем, первым свидетелям казалось как нечто само собой разумеющееся, что границы эти совпадают с границами еврейского народа.

Они, разумеется, были христианами (вернее, мессианистами: христианами стали называть себя мессианисты из язычников). Они не сомневались в том, что Иисус из Назарета — Мессия и Сын Божий. Но они были так же уверены в том, что пойти за Ним можно, лишь будучи евреем. И если ты не родился евреем, значит, вначале тебе нужно им стать, приняв иудаизм, а там уже можно будет говорить и о Мессии.

Церковь они видели как продолжение еврейского народа и как его часть, как его мессианскую составляющую. Павел же и его спутники смотрели на ситуацию совершенно иначе. Церковь для них — не простое продолжение еврейского народа и не мессианская его часть. Для них Церковь и есть народ Божий во всей его полноте. И принадлежность к ней не определяется принадлежностью к еврейскому народу. Разумеется, Церковь открыта для каждого еврея, принимающего Иисуса как Мессию и как Сына Божия. Но она так же открыта и для любого другого, даже если этот другой к еврейству никакого отношения не имеет.

Важно лишь одно: человек должен принимать Иисуса как Мессию и как Сына Божия. И должен иметь свои, глубоко личные, отношения с Ним. И дело тут, разумеется, не в том, что Павел специально пересмотрел традиционные нормы Торы с тем, чтобы расширить границы Церкви. Дело в том, что Бог открыл Своё Царство для язычников, и Павел не мог этого не знать. А границы Церкви (той, которая с большой буквы) совпадают с границами Царства. И чтобы их перешагнуть, евреем быть не обязательно.

А значит, если где-нибудь в большом (или не очень большом) городе еврейская община в основной своей массе остаётся к свидетельству о Христе равнодушной, значит, можно и нужно свидетельствовать всем остальным. Не в пику местной синагоге, а просто потому, что в том же самом городе могут найтись люди, готовые войти в Царство, а значит, и в Церковь. И обусловливать их вхождение в Церковь отношением к Церкви местного еврейского квартала было бы неправильно и несправедливо по отношению к ним. Более того: это было бы прямым нарушением Божьего плана и препятствованием Его действию в мире. На такое не пошёл бы ни один подлинный свидетель Христов, включая, разумеется, и Павла с его спутниками.