Мысли вслух на Ин 8:31-59

Следующие, наиболее жесткие слова Иисуса обращены к... поверившим в Него иудеям. Видимо, они уверовали как-то не так, как хотел того Господь. Стало быть, и нам необходимо задуматься: так ли мы верим или нет? Они с гордостью заявляют, что рождены свободными, будучи детьми Авраама, избранным народом. Поэтому им не нужна свобода (они не рабы), не нужна истина (они ее уже знают). Они называют своим отцом Бога, но это следует уже из их принадлежности к святому народу, от них не требуется никакой шаг для усыновления Господу. И что самое страшное, все это характерно не только для иудеев. Разве мы верим не так? Разве мы не считаем себя избранными, у которых свобода и истина лежат в кармане, а Богу мы давно уже Свои люди? Если так, то зачем нам верить в Иисуса? Задумаемся над этим...

Христос обращается к уверовавшим, но даже им нелегко усвоить услышанное. По человечески нежелание признать себя рабами можно было бы даже и понять, вот только дети Авраамовы долгое время были рабами в Египте, и каждый год весь народ праздновал воспоминание об освобождении. О чём же вспоминали принимавшие участие в праздничном ритуале, если с такой лёгкостью в их сердцах взыграло горделивое нежелание признать себя потомками древних рабов? А ведь если память о былом рабстве вытеснена, исчезает и благодарность Тому, Кто от рабства избавил.

Но Христос идёт дальше и называет главное рабство - порабощение греху, а оно и впрямь посильнее социального рабства. Со времён земной жизни Христа рабовладение, пусть не окончательно, рухнуло или зашаталось во всём мире, общественное мнение к нему нетерпимо. Но кто назовёт страну, свободную от рабства греху, отношение к которому более, чем терпимо?

За потомками Авраама Христос отрицает право называться его детьми, не поступая подобно Аврааму. Мало иметь генеалогическую или традиционную связь со славными предками, доказавшими верность Богу, надо и самим проявлять верность Ему в делах, а иначе можно попасть под власть другого персонажа, стремящегося усыновить только для того, чтобы погубить. И это относится не только к древним иудеям, но и к нам, гордящимся тем, что великие святые были нашими соотечественниками.

Все евреи считают себя «детьми Авраама», и каждый верующий еврей готов заявить о верности Моисею. Так было и в евангельские времена, и прежде, до прихода в мир Христа, и сегодня в этом отношении в еврейском самосознании не изменилось ничего. А Иисус, кажется, ставит под сомнение очевидные каждому еврею вещи. Он говорит о рабстве — а Ему отвечают, что дети Авраама никогда не были никому рабами. И дело тут не только в том, что рабства в его классическом, греко-римском или египетском, варианте Израиль действительно никогда не знал, а в том, что каждый, кто верен Богу Авраама и Торе Моисея, свободен по определению. «Мы дети Божьи, мы не дети прелюбодеяния», говорят Иисусу слушающие Его люди. И дело не в том, что разврат был Израилю не знаком в принципе (к сожалению, это далеко не так), а в том, что всякий, принадлежащий к народу Божию, духовное дитя того Бога, Которому принадлежит от рождения. А Иисус ведёт речь о другом. Он имеет в виду не внешнюю, религиозную сторону дела, а его духовную суть. У вас нет рабства, вы не рабы, но если вы рабы греха, о какой свободе можно говорить? Вы говорите о себе, что вы дети Авраама. Но ведь Авраам умел слушать и слышать Бога, он не ставил милые сердцу обычаи и традиции выше слова Божия, выше откровения! А вы? Вы говорите, что ваш Отец Бог, обращается к Своим слушателям Иисус, но Он и Мой Отец; так почему же вы не принимаете ни Меня, ни того, что Я говорю? Ведь вы имели немало случаев убедиться, что Я пришёл от Бога. Так что же? Слушающим Иисуса людям нечего ответить на эти вопросы. И они продолжают обвинять и сомневаться. Как часто делают люди, которым нечего ответить по существу.

Иисус говорит о рабстве греху и освобождении от него. Фраза: «...всякий, делающий грех, есть раб греха», - напрочь отметает доводы, похожие на утверждение курящего или пьющего человека о том, что он в любой момент может бросить курить или пить. Да, можно прекратить грешить, но, совершив грех, любой становится его рабом, и освободиться не так-то просто. Сделать нас свободными, помочь нам остановиться может только Сын. Пребывая в Его слове, познавая истину, мы становимся Его учениками.

Удивительно, как Иисус подчеркивает Свою роль в освобождении. Если господин отпускает раба (а злой господин этого никогда по своей воле не сделает), то раб оказывается на улице, возможно, без средств к существованию и без крыши над головой, и любой может опять поработить его в его слабости (см. Мф.12:43-45). Для того чтобы обрести истинное освобождение, нам необходим Тот, Кто выкупит нас у злого господина и приведет в дом Отца Своего. Искупленные Его кровью, мы из рабов становимся сынами, но для этого нужно наше согласие и стремление к Сыну. И тогда Иисус разделит с нами Свои обители (см. Ин.14:2).

Если отделить то, что говорит Господь в сегодняшнем отрывке от дискуссии с иудеями, не желающими принять Его слов, то мы увидим удивительное откровение о том, что такое спасение. Господь призывает нас познать истину, говоря, что это она сделает нас свободными. Повторяя то же самое в другой формулировке, Он говорит, что если Сын Божий освободит нас, то мы будем истинно свободны. А мы нуждаемся в освобождении, потому что всякий, делающий грех, есть раб греха.

Это только человек думает, что он свободно выбирает согрешить — на самом деле это самое настоящее рабство, избавить от которого может только Сын Божий. Признать этот факт совершенно необходимо, но очень трудно и неприятно. Поэтому иудеи и спорят с Иисусом.

Очень многие (даже не читавшие Евангелие) люди знают слова Иисуса: «Истина сделает вас свободными». Смысл этих слов на первый взгляд кажется вполне доступным и пленяет иллюзией вседозволенности, однако чем дольше задумываешься над ними, тем более они загадочны.

Христос соединяет в одну сложную логическую цепочку несопоставимые с нашей человеческой точки зрения понятия – истину и грех. Получается, что быть во власти греха – несовместимо с истиной, светом Божьей правды. То есть грех становится синонимом обмана. И вправду, когда мы грешим, нам скорее всего кажется, что мы выбираем то, что нам нравится, потакаем своим желаниям. Но получается, что грех властвует нами, удовлетворяя наше своеволие, мы покоряем свою волю страшной, разрушительной силе. И тем самым уже не властны над собой – «всякий, делающий грех, есть раб греха». И только один выход показывает нам Господь: пребывать в Его слове, соблюдать Его заповеди, жить по закону взаимной любви, заповеданному нам Иисусом на Тайной вечере. Только совершив хотя бы маленький собственный выбор в пользу добра, человек делает небольшой шаг к истине, к свободе.

Как часто люди неверующие говорят, что христианство — это сплошные проблемы. Да и нам, верующим, иногда бывает как-то обидно: кажется, куда не сунься — всё нельзя... Проблема в том, что в как бы удобной системе мира сего очень быстро обнаруживаешь, что можно-то вроде всё, да вот ничто не доступно. Иисус говорит просто: «Делающий грех есть раб греха». Вроде бы можно позволить себе что угодно — но, находясь в рабстве греха, мы не находим в себе сил почти ни на что. Наша жизнь движется по инерции... Иисус обещает освободить нас от этой инерции. То, что даёт Он, — подлинная свобода: свобода быть самим собой, делать свой выбор не автоматически, а по-настоящему. И за эту нашу свободу Он заплатил Своей Кровью. Стоит задуматься — ценим ли мы Его жертву? Или не замечаем её?

Христос очень хорошо знает людские души. Ему — Богу, сотворившему каждую из этих душ, — прекрасно видна полная картина того, что у нас внутри. Гораздо более полная, чем та, которую видим мы сами. Чаще всего мы склонны впадать в крайности — либо спокойно считать себя «хорошими» и ничего не предпринимать, либо так же бездеятельно считать себя «плохими» и соглашаться на такое положение вещей. Что по сути — практически одно и то же. Христос же видит нас сразу и со всеми нашими «гадостями», и со всем нашим «положительным потенциалом». Он знает, что слово Его по определению не вмещается в нас (см. Ин. 8:37), но несмотря на это зовет нас стать Его учениками. Он гораздо больше верит в нас, чем мы сами. Потому что только Ему известно, на что мы способны по-настоящему, какими мы можем быть в Его Царстве. И только с Ним мы действительно становимся свободными (см. Ин. 8:32) — от собственного греха. Именно Он выводит нас «из себя» — за рамки собственных закостенелых представлений о себе самих. И тогда мы уже не пытаемся впихнуть в эти рамки невместимое Слово Божие, Его волю. Наоборот, выйдя из них, мы обнаруживаем, что можем пребывать в Его Слове (см. Ин. 8:31).

Разговор Иисуса со слушающими Его фарисеями на первый взгляд кажется простым недоразумением. Спором о словах, которые каждый понимает по-своему. А Сам Иисус между тем как будто и не очень стремится это недоразумение разрешить. Он, наоборот, говорит так, что к одним вопросам прибавляются другие, на прежние недоумения и недоразумения наслаиваются новые. На первый взгляд может показаться, что Иисус старается как можно больше запутать Своих собеседников. А Он на самом деле пытается помочь им увидеть и самих себя, и ту жизнь, которой они живут, совершенно не так, как они привыкли всё это видеть. Они привыкли видеть себя самих и свою жизнь с точки зрения той религиозной традиции, носителями которой были.

Для человека верующего религиозность можно считать в известном смысле естественным состоянием, и потому неудивительно, что всё окружающее такой человек воспринимает через призму своей религии. Фарисеи не были исключением; наоборот, фарисейство как особое движение внутри иудаизма можно в известном смысле назвать квинтэссенцией религиозности как таковой. И взгляд фарисеев на мир, на свою жизнь и на свою историю был, естественно, религиозным.

Иисус пытается вывести их за рамки этой религиозности. Он, например говорит им: вы думаете, вы свободны? А грех? Или рабство греху вы рабством не считаете? Вы потомки Авраама? Так быть потомком Авраама означает продолжать то дело, которое он начал, а не декларировать свою верность традиции. А что делаете вы? Хотите убить меня за то, что Я вам свидетельствую о том, что Мне открыто Богом? И это вы считаете делом, достойным Авраама? Иисус всё время пытается вывести слушающих Его людей за рамки их собственной религиозности.

Он хочет дать им понять, что такое духовная жизнь во всей её чистоте и полноте. Не ограниченная никакими человеческими рамками, включая религиозные. Он говорит слушающим Его людям: Традиция — это не религия. Традиция — это жизнь с Богом и в Боге. Всякий, кто живёт такой жизнью, продолжает Традицию. Авраам — не основатель новой религии, он положил начало Традиции богообщения и жизни с Богом.

И только так можно продолжить его дело. Подлинная Традиция, Традиция с большой буквы и есть Традиция жизни с Богом. А полнота и завершение этой Традиции — жизнь в том самом Царстве, которое принёс в мир Он, Иисус. Вот об этой жизни и пытается Спаситель рассказать слушающим Его фарисеям, повергая их в полное недоумение. Недоумение, постепенно перерастающее в раздражение, а там и в ненависть. И приводящее земной путь Христа к закономерному в такой ситуации исходу.

Евреи всегда считали себя детьми (потомками) Авраама, и это несомненный исторический факт. Этого факта каждому еврею во все времена было достаточно, чтобы считать себя принадлежащим к народу Божьему. Но вот приходит Мессия — и ставит вопрос иначе.

Оказывается, мало быть потомком Авраама по крови, надо быть ещё его преемником по духу. А с этим сложнее. В самом деле: как поступил Авраам? Он пошёл за Богом, Который его позвал. Но что это для него означало? О позвавшем его Боге Авраам не знал ничего, для него Бог Израиля был ещё неведомым Богом. Знакомился с Ним Авраам уже по пути в Палестину, и позже, в самой Палестине. А вначале надо было просто довериться Тому, Кого не знаешь. Поверить при первой встрече. Авраам, конечно, слышал голос Бога, но ведь в те времена услышать голос какого-нибудь бога или духа было не такой уж редкостью.

Богов и духов было много, голосов было тоже много, а вот кому доверять — решал для себя сам человек. Голос же, позвавший за собой Авраама, был голосом Неведомого. Обещал этот голос много, но можно ли ему верить? Авраам поверил. Сердце подсказало ему, что Неведомый не обманывает. И в этом он полная противоположность тем глубоко религиозным, но очень недоверчивым фарисеям, которые всё время требовали от Иисуса доказательств Его мессианства. Да притом ещё таких доказательств, которые соответствовали бы их собственным представлениям о Мессии.

Будь Авраам таким, еврейского народа не было бы, просто потому, что такой Авраам никогда бы не поверил неведомому Богу. И, конечно, при такой открытости, какая была свойственна Аврааму, он бы никогда не стал преследовать или тем более покушаться убить человека, пытающемуся рассказать ему о его Боге что-то новое. Этим-то и отличается Авраам от тех, кто оказался его потомками по крови, но не по духу. У Авраама были все возможности войти в Царство. А вот у его потомков с этим были большие проблемы. Не у всех, конечно, но у многих. Особенно у тех, кто считал себя совершенно готовым и к встрече с Мессией, и к Царству.

Разговор Христа с иудеями, который мы читаем сегодня в Евангелии от Иоанна, происходит с огромным напряжением, которое очень заметно в евангельском тексте. Господь говорит страшную правду, слышать которую для иудеев решительно невозможно, а противопоставить ей нечего. «Кто из вас обличит Меня в грехе» (в Синодальном тексте — «в неправде»), восклицает Господь. Авторы Синодального перевода даже не нашли возможным поставить такое слово применительно ко Христу, хотя в греческом оригинале стоит именно оно. Если же обличить Господа Иисуса в грехе невозможно, то из этого с очевидностью следует, что Он говорит истину, и иудеи не хотят принять ее из-за того, что сами пребывают в грехе.

Противопоставить словам Христа нечего, поэтому иудеи «переходят на личности». «Ты самарянин и бес в Тебе», говорят они. В нашей сегодняшней реальности такого рода аргумент звучал бы «Ты сумасшедший, еврей и чеченец», потому что иудеи относились к самарянам так, как мы, к стыду нашему, относимся к некоторым народам. Между прочим, иудеи здесь весьма неоригинальны: мы все, когда спорить невозможно, начинаем поносить того, с кем спорим.

Поражает при этом, насколько разнится то, что говорят спорящие стороны. Слова Христа существуют в каком-то ином измерении, Он не опускается до пикировки на человеческом уровне. И поэтому для нас важно содержание того, что Он говорит, независимо от перипетий полемики. В первую очередь, Он говорит о том, что Он чтит Отца Небесного, и речь здесь идет о том богопочитании, от которого отрекается все грешное человечество. В этих словах залог грядущего создания Церкви, которая станет Телом Христовым и участвуя в которой, мы участвуем в этом Христовом почитании Отца. И, конечно, исключительную важность имеют для нас слова о том, что соблюдающий слово Его не увидит смерти вовек. Ведь это единственная для нас надежда разделить со Христом Его победу над смертью.

Обращаясь к слушающим Его фарисеям, Иисус всё время старается вернуть их к самым основам того, что называется духовной жизнью. Он говорит им: вы же видите, что Я делаю, и всё же бесчестите Меня. Значит, вы не от Бога. На первый взгляд, аргумент может показаться несколько странным: ведь Иисус Сам прекрасно понимает, что Его слушатели сомневаются в Нём и не доверяют Ему. Заявлять им при таком к Себе отношении, что, мол, Я от Бога, а вы, если Меня не принимаете, то, стало быть, не от Бога, на первый взгляд, несколько наивно: делать себя критерием, когда тебе не верят, кажется наивностью. Но ведь Иисус говорит не о Себе Самом, а о Своих делах. О тех самых делах, о которых и многие фарисеи не могли сказать ничего, кроме того, что они от Бога. Простая логика должна была бы заставить их в таком случае признать и то, что Совершающий эти дела тоже от Бога. Но ничего подобного не происходит. Что же мешает слушающим Иисуса признать очевидное? И что хочет сказать Он, говоря им, что «их отец — дьявол»? Конечно, когда дело касается лжесвидетельства, т.е. прямого нарушения девятой заповеди, притом нарушения, в котором нарушители не собираются раскаиваться, можно говорить уже о прямом подчинении дьяволу, как духу лжи. Но почему так происходит? Ведь речь идёт о людях глубоко и искренне религиозных, для которых сознательное нарушение заповеди означает измену собственной религии! Так; но, как видно, всё это справедливо лишь до тех пор, пока дело не касается религии, как таковой. А если находится Кто-то, Кто посягает на религию саму по себе, Такого считают врагом по определению, и заповеди на Него уже не распространяются: ведь Он сам ставит себя вне того религиозного закона, которому следуют фарисеи. С таким нечего разговаривать, «он самарянин» (страшнее ругательства на религиозном языке фарисеев было, наверное, не придумать), «в нём бес», и неважно, что Он творит чудеса: чудеса не доказательство, если Совершающий их не соответствует религиозным нормам. А Иисус вновь и вновь пытается вернуть Своих слушателей к нормальному, не религиозному, а духовному видению ситуации: смотрите не на свою религию, говорит Он им, а на Того, Кто делает дела Божии, смотрите непредвзято, незашоренными глазами. Иначе попадётесь в сети отца лжи. И потеряете всё, несмотря на всю свою религиозность.

Противникам Христа мало Его отвергнуть, им надо ещё и оклеветать. Но, утверждая, что в Нём бес, они не только клевещут на одного из неугодных им людей, что само по себе отвратительно, но и восстают на Бога, Которого, как им кажется, чтут. Получается, что противление Богу может принимать вид служения Ему и «охоты на ведьм». Зло может не просто прикидываться добром, но и приписывать тому, кого надо оклеветать, собственные качества. Падший ангел, любящий принимать вид ангела света (2 Кор 11:14), может прикинуться даже борцом против бесов, вот только борьба его мнимая, подобная борьбе Азефа с террористами. Но задурить простодушным людям мозги и внушить им, что подлинный праведник «сомнителен», ему нередко удаётся. Впрочем, не навсегда.

Христос, говоря о радости Авраама, буквально не произнёс, что видел его, и формально ироничное замечание противников вроде бы не должно к Нему относиться. Но не таится ли в том, как выражено их недоверие, смутная догадка, что Он и в самом деле мог видеть Авраама?

Должно быть, именно поэтому следующими словами Христос прямо свидетельствует о Себе: «прежде, нежели был Авраам, Я есмь» (не просто был), то есть использует грамматическую форму, напоминающую об Имени Бога — Сущий. Похоже, что не только Христа врагам хочется побить камнями, но и собственные ощущения, что Он говорит правду.

На протяжении всей восьмой главы Евангелия от Иоанна иудеи (а точнее, книжники, то есть интеллектуалы) вопрошают Иисуса о том, кто Он такой. И все же неоднократно в разных формулировках повторенный им ответ — «от начала Сущий», «Свет миру», «Я от Бога исшел и пришел» — они словно не слышат. Или не хотят слышать. И в конце концов открывающаяся им Истина оказывается для них неприемлемой, невместимой простым человеческим разумом – в конце концов, и правда невозможно постичь повседневной логикой то, что стоящий перед ними Иисус из Назарета и есть Христос, Спаситель людей, Бог, идущий на смерть из любви к своему созданию.

Между тем Иисус не только утверждает Свою Божественную природу. Он все время старается заставить своих слушателей задуматься о выборе, который Его приход на землю ставит перед ними – между светом и тьмой, между рабством греху и свободой в Боге, и в итоге между жизнью и смертью. И когда разговор доходит до этой последней черты, неспособность вместить Весть, необходимость веры (исходящей из сердца, а не из интеллекта) порождает в Его слушателях лишь агрессию, и они кидаются на Христа с камнями. Не стоит думать, что такую реакцию на Божественное откровение можно было встретить только у интеллектуалов I века нашей эры.

Что заставило слушающих Иисуса людей схватиться за камни? Очевидно, Его слова об Аврааме и о Себе. «Я есмь» (или, выражаясь современным русским языком, «Я сущий») означало указание на Себя, как на Того, Кто несёт в Себе полноту Божию. Такого не прощали: это в глазах всякого религиозного человека было самым настоящим кощунством: можно быть пророком или даже Мессией, но Богом быть нельзя. Тот, кто заявляет такое, или сумасшедший, или язычник: ведь язычники верили в «божественность» некоторых людей, имея в виду их сверхъестественные свойства или связь с миром богов. На сумасшедшего этот Человек не похож, значит, Он, как видно, отступник, возомнивший себя неким сверхъестественным существом в языческом смысле слова. Как бы то ни было, налицо было отступничество и кощунство, за которое наказывали смертью. Казалось бы, от Мессии можно было бы ожидать чего-то подобного, ведь называл же, к примеру, Исайя Иерусалимский Мессию «отцом вечности». Но в иудаизме евангельских времён эти слова воспринимались в контексте представлений о Мессии, Которого Бог задумал ещё в начале времён. Богом же Мессию, разумеется, никто не считал. А Иисус, как видно, хочет донести до Своих слушателей именно эту истину, неотделимую от Своего земного служения. В самом деле, ведь Он пришёл в мир с тем, чтобы принести в него Царство, притом во всей полноте. Царство, которое Он с самого начала целиком нёс в Себе, ведь оно, по собственным Его словам, «не от мира сего», нигде в мире, кроме как в Нём Самом после Его рождения в мир, Царства быть не могло. А ведь полнота Царства Божия и полнота Божия, в сущности, одно и то же: Тот, Кто вмещает в Себя полноту Царства, вмещает и полноту Божию. Именно это, по-видимому, и хочет объяснить Иисус слушающим Его людям. И не для того, чтобы как-то возвеличить Себя, а для того, чтобы дать им понять, что такое Царство, какое оно на самом деле. Но чтобы понять это, нужно выйти за рамки собственной религиозности. А они не хотят или не могут сделать этого. И хватаются за камни.

В конце разговора Христа с иудеями, который передает нам в 8-й главе евангелист Иоанн, до них наконец «доходит», что же говорит Господь. И смысл Его слов оказывается таким грандиозным, что реакция иудеев не заставила себя ждать. «Кем Ты Себя делаешь?», спрашивают они. И в ответ на этот вопрос Господь говорит две взаимодополняющие вещи. «Авраам,- говорит Господь,- возликовал, видя день Мой». Следовательно, смысл обетования Божия Аврааму и дар завета заключались в том, что Аврааму было дано участвовать в грядущем искуплении. Завет открыл для Авраама дверь в вечность, где Крест и Воскресение, «предстоящие» с земной точки зрения, уже совершились.

И, кроме того, следующие слова Христа «прежде, нежели был Авраам, Я есмь», содержат много более, чем откровение о предвечности Сына Божия, что само по себе тоже немало. Господь употребляет священное имя Божие, произносить которое запрещалось под страхом смерти, и прилагает его к Себе.

«Я — Сущий», говорит Он. Тот самый, Кто открылся с этим именем Моисею, а Аврааму не открыл его (как Он Сам говорит в Исх. 6:3). Тот, кто вывел избранный Им народ рукою крепкою и мышцею простертою из Египта, из дома рабства. «Это Я», говорит Иисус. Эти слова так поразительны, что иудеи не выдерживают и берутся за камни. Но если принять эти слова как истину, то все содержание Ветхого завета оживает, и он становится живой историей борьбы Бога за наше спасение.

Почему-то нам часто кажется неприличным и нетактичным свидетельствовать о своей вере. Нет, сказать, что мы верим в Бога и ходим в Церковь, ещё как-то получается. Но когда речь заходит об истинах веры, мы становимся удивительно застенчивыми. Причём, что характерно, мы можем ожесточённо спорить с братьями по вере — но в беседе с человеком неверующим так хочется обойти все подводные камни, сказать: «Ну, это сложный вопрос... Я, в общем, не знаю...» Иисус говорит жёстко: «Если Я скажу, что не знаю Его, то буду подобный вам лжец». Казалось бы, такое самоуверенное заявление — Я знаю Самого Отца! Но Иисусу совершенно чужда ложная скромность. Он говорит только правду и не ставит Себе цели «пощадить чувства» слушателей, которые могут быть «не готовы» к этой правде.

Что это значит для нас? В ситуации, когда мы твёрдо знаем учение Церкви, мы не имеем права сглаживать углы и говорить, что не знаем, не уверены и вообще мимо проходили. Отказ от свидетельства об истине — уже ложь.

Слушающие Иисуса упорно не могут Его понять. Он им говорит и притчами-образами, и напрямую. Но притчи все равно потом приходится объяснять, а истина, сказанная «в лоб», вызывает такую реакцию, что если бы не чудесное исчезновение, то Христа бы убили сильно раньше, чем настал бы Его час. Сегодня мы читаем, что абсолютная правда о том, что Иисус видел Авраама и, вообще, был прежде Авраама, неимоверно раздражает иудеев. В их голову не вмещается (см. Ин.8:37) то, что кто-то из людей может быть выше отца их Авраама. То, что Иисус может быть не просто человеком, но Богом, очень трудно понять и принять. Потому что в этом случае Иисуса надо слушать и соблюдать Его слова. Готовым сделать этот сложный шаг доверия оказывается не каждое сердце. Как скажет потом апостол Павел, «мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор. 1:23).

Обещание, которое дает Иисус, очень серьезно и для нас жизненно важно. Очень хочется, чтобы оно исполнилось. Но похоже, что нам нужно прояснить для себя пару вопросов. Во-первых, что значит — соблюсти слово Христа? Идет ли речь о выполнении заповедей, данных Им в Нагорной проповеди? Или Он имеет в виду, что нам нужно просто принять на веру все, что Он говорит здесь в этой главе Евангелия от Иоанна? Но первое невозможно человеческими силами, а второе — что ж, разве мы этому не верим? Непонятно. А во-вторых, что значит — не увидит смерти вовек? Никогда не увидит чьей-то смерти? Или своей смерти? Или не просто смерти, а «смерти вовек»? Пожалуй, разобраться с этими вопросами — это достойная задача для сегодняшнего дня.

Обычно читающие эти строки думают, будто Он сказал нечто такое, что должно было восприниматься фарисеями как несомненное богохульство: ведь Он говорит о Себе как о Боге, используя даже, как может показаться, соответствующие выражения, применяемые только к Богу. Между тем, на самом деле всё не так просто и однозначно.

Иисус в данном случае свидетельствует о Себе как о Мессии в первую очередь, если не прямо, то намёками. Это о Мессии пророки говорили как о Том, Кто существует от начала мира. В иудаизме эпохи Второго Храма общепринятым было представление о том, что Мессия был задуман Богом ещё до сотворения мира.

И в этом смысле говорилось даже о божественности Мессии, хотя, конечно, не в смысле Его богочеловечества. Но ведь и слова Спасителя можно было понять не только в этом смысле. Даже «Я есмь» (точнее, соответствующие этому «Я есмь» греческое и еврейское выражения) можно интерпретировать не только в смысле декларации божественности, но и в смысле провозглашения теофании, в частности, теофании мессианской. В словах Спасителя не было ничего такого, что, по зрелом размышлении, должно было бы требовать каменования.

Другое дело, если очень хочется найти повод для того, чтобы схватиться за камни. Тут уж, конечно, все неоднозначности интерпретируются не в пользу обвиняемого. И слушающие Иисуса фарисеи, очевидно, понимают Его слова именно так. Не потому, что в них слишком много чего-то откровенно вызывающего. Вызывающим было другое: весь смысл приведённой евангелистом речи Спасителя.

Ведь вся она свидетельствовала о том, что слушающие Иисуса фарисеи вовсе не являлись носителями подлинной Традиции и хранителями правоверия, какими они были в своих собственных глазах. Более того: оказывалось, что со всей своей религиозностью к подлинной Традиции они, в сущности, имели очень мало отношения, если вообще имели. А человеку религиозному такая позиция кажется вызовом Богу по определению.

Такой человек действительно не видит разницы между Традицией подлинной и традицией собственной религии. При желании, конечно, её увидеть можно, хотя и не всегда просто. Но у человека религиозного такое желание часто перевешивает страх за собственную религиозную идентичность, от которой ему неизбежно придётся отказаться, если он посмотрит на себя и на мир так, как призывает его посмотреть Иисус. Этот-то страх и заставляет фарисеев хвататься за камни. И прокладывает Спасителю дорогу на крест.