РУ

Зарегистрироваться

Войти

Зарегистрироваться

Войти

Найти

Greek/Septuagint (gr)

Вся Библия

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ

Главы 1-12

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 1, στἰχοι 8-18

⁸πάντες οἱ λόγοι ἔγκοποι οὐ δυνήσεται ἀνὴρ του̃ λαλει̃ν καὶ οὐκ ἐμπλησθήσεται ὀφθαλμὸς του̃ ὁρα̃ν καὶ οὐ πληρωθήσεται οὐ̃ς ἀπὸ ἀκροάσεως

⁹τί τὸ γεγονός αὐτὸ τὸ γενησόμενον καὶ τί τὸ πεποιημένον αὐτὸ τὸ ποιηθησόμενον καὶ οὐκ ἔστιν πα̃ν πρόσφατον ὑπὸ τὸν ἥλιον

¹⁰ὃς λαλήσει καὶ ἐρει̃ ἰδὲ του̃το καινόν ἐστιν ἤδη γέγονεν ἐν τοι̃ς αἰω̃σιν τοι̃ς γενομένοις ἀπὸ ἔμπροσθεν ἡμω̃ν

¹¹οὐκ ἔστιν μνήμη τοι̃ς πρώτοις καί γε τοι̃ς ἐσχάτοις γενομένοις οὐκ ἔσται αὐτοι̃ς μνήμη μετὰ τω̃ν γενησομένων εἰς τὴν ἐσχάτην

¹²ἐγὼ 'Εκκλησιαστὴς ἐγενόμην βασιλεὺς ἐπὶ Ισραηλ ἐν Ιερουσαλημ

¹³καὶ ἔδωκα τὴν καρδίαν μου του̃ ἐκζητη̃σαι καὶ του̃ κατασκέψασθαι ἐν τη̨̃ σοφία̨ περὶ πάντων τω̃ν γινομένων ὑπὸ τὸν οὐρανόν ὅτι περισπασμὸν πονηρὸν ἔδωκεν ὁ θεὸς τοι̃ς υἱοι̃ς του̃ ἀνθρώπου του̃ περισπα̃σθαι ἐν αὐτω̨̃

¹⁴εἰ̃δον σὺν πάντα τὰ ποιήματα τὰ πεποιημένα ὑπὸ τὸν ἥλιον καὶ ἰδοὺ τὰ πάντα ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος

¹⁵διεστραμμένον οὐ δυνήσεται του̃ ἐπικοσμηθη̃ναι καὶ ὑστέρημα οὐ δυνήσεται του̃ ἀριθμηθη̃ναι

¹⁶ἐλάλησα ἐγὼ ἐν καρδία̨ μου τω̨̃ λέγειν ἐγὼ ἰδοὺ ἐμεγαλύνθην καὶ προσέθηκα σοφίαν ἐπὶ πα̃σιν οἳ ἐγένοντο ἔμπροσθέν μου ἐν Ιερουσαλημ καὶ καρδία μου εἰ̃δεν πολλά σοφίαν καὶ γνω̃σιν

¹⁷καὶ ἔδωκα καρδίαν μου του̃ γνω̃ναι σοφίαν καὶ γνω̃σιν παραβολὰς καὶ ἐπιστήμην ἔγνων ὅτι καί γε του̃τ' ἔστιν προαίρεσις πνεύματος

¹⁸ὅτι ἐν πλήθει σοφίας πλη̃θος γνώσεως καὶ ὁ προστιθεὶς γνω̃σιν προσθήσει ἄλγημα

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 2

¹εἰ̃πον ἐγὼ ἐν καρδία̨ μου δευ̃ρο δὴ πειράσω σε ἐν εὐφροσύνη̨ καὶ ἰδὲ ἐν ἀγαθω̨̃ καὶ ἰδοὺ καί γε του̃το ματαιότης

²τω̨̃ γέλωτι εἰ̃πα περιφορὰν καὶ τη̨̃ εὐφροσύνη̨ τί του̃το ποιει̃ς

³κατεσκεψάμην ἐν καρδία̨ μου του̃ ἑλκύσαι εἰς οἰ̃νον τὴν σάρκα μου καὶ καρδία μου ὡδήγησεν ἐν σοφία̨ καὶ του̃ κρατη̃σαι ἐπ' ἀφροσύνη̨ ἕως οὑ̃ ἴδω ποι̃ον τὸ ἀγαθὸν τοι̃ς υἱοι̃ς του̃ ἀνθρώπου ὃ ποιήσουσιν ὑπὸ τὸν ἥλιον ἀριθμὸν ἡμερω̃ν ζωη̃ς αὐτω̃ν

⁴ἐμεγάλυνα ποίημά μου ὠ̨κοδόμησά μοι οἴκους ἐφύτευσά μοι ἀμπελω̃νας

⁵ἐποίησά μοι κήπους καὶ παραδείσους καὶ ἐφύτευσα ἐν αὐτοι̃ς ξύλον πα̃ν καρπου̃

⁶ἐποίησά μοι κολυμβήθρας ὑδάτων του̃ ποτίσαι ἀπ' αὐτω̃ν δρυμὸν βλαστω̃ντα ξύλα

⁷ἐκτησάμην δούλους καὶ παιδίσκας καὶ οἰκογενει̃ς ἐγένοντό μοι καί γε κτη̃σις βουκολίου καὶ ποιμνίου πολλὴ ἐγένετό μοι ὑπὲρ πάντας τοὺς γενομένους ἔμπροσθέν μου ἐν Ιερουσαλημ

⁸συνήγαγόν μοι καί γε ἀργύριον καὶ χρυσίον καὶ περιουσιασμοὺς βασιλέων καὶ τω̃ν χωρω̃ν ἐποίησά μοι ἄ̨δοντας καὶ ἀ̨δούσας καὶ ἐντρυφήματα υἱω̃ν του̃ ἀνθρώπου οἰνοχόον καὶ οἰνοχόας

⁹καὶ ἐμεγαλύνθην καὶ προσέθηκα παρὰ πάντας τοὺς γενομένους ἔμπροσθέν μου ἐν Ιερουσαλημ καί γε σοφία μου ἐστάθη μοι

¹⁰καὶ πα̃ν ὃ ἤ̨τησαν οἱ ὀφθαλμοί μου οὐχ ὑφει̃λον ἀπ' αὐτω̃ν οὐκ ἀπεκώλυσα τὴν καρδίαν μου ἀπὸ πάσης εὐφροσύνης ὅτι καρδία μου εὐφράνθη ἐν παντὶ μόχθω̨ μου καὶ του̃το ἐγένετο μερίς μου ἀπὸ παντὸς μόχθου μου

¹¹καὶ ἐπέβλεψα ἐγὼ ἐν πα̃σιν ποιήμασίν μου οἱ̃ς ἐποίησαν αἱ χει̃ρές μου καὶ ἐν μόχθω̨ ὡ̨̃ ἐμόχθησα του̃ ποιει̃ν καὶ ἰδοὺ τὰ πάντα ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος καὶ οὐκ ἔστιν περισσεία ὑπὸ τὸν ἥλιον

¹²καὶ ἐπέβλεψα ἐγὼ του̃ ἰδει̃ν σοφίαν καὶ περιφορὰν καὶ ἀφροσύνην ὅτι τίς ὁ ἄνθρωπος ὃς ἐπελεύσεται ὀπίσω τη̃ς βουλη̃ς τὰ ὅσα ἐποίησεν αὐτήν

¹³καὶ εἰ̃δον ἐγὼ ὅτι ἔστιν περισσεία τη̨̃ σοφία̨ ὑπὲρ τὴν ἀφροσύνην ὡς περισσεία του̃ φωτὸς ὑπὲρ τὸ σκότος

¹⁴του̃ σοφου̃ οἱ ὀφθαλμοὶ αὐτου̃ ἐν κεφαλη̨̃ αὐτου̃ καὶ ὁ ἄφρων ἐν σκότει πορεύεται καὶ ἔγνων καί γε ἐγὼ ὅτι συνάντημα ἓν συναντήσεται τοι̃ς πα̃σιν αὐτοι̃ς

¹⁵καὶ εἰ̃πα ἐγὼ ἐν καρδία̨ μου ὡς συνάντημα του̃ ἄφρονος καί γε ἐμοὶ συναντήσεταί μοι καὶ ἵνα τί ἐσοφισάμην ἐγὼ τότε περισσὸν ἐλάλησα ἐν καρδία̨ μου διότι ἄφρων ἐκ περισσεύματος λαλει̃ ὅτι καί γε του̃το ματαιότης

¹⁶ὅτι οὐκ ἔστιν μνήμη του̃ σοφου̃ μετὰ του̃ ἄφρονος εἰς αἰω̃να καθότι ἤδη αἱ ἡμέραι αἱ ἐρχόμεναι τὰ πάντα ἐπελήσθη καὶ πω̃ς ἀποθανει̃ται ὁ σοφὸς μετὰ του̃ ἄφρονος

¹⁷καὶ ἐμίσησα σὺν τὴν ζωήν ὅτι πονηρὸν ἐπ' ἐμὲ τὸ ποίημα τὸ πεποιημένον ὑπὸ τὸν ἥλιον ὅτι τὰ πάντα ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος

¹⁸καὶ ἐμίσησα ἐγὼ σὺν πάντα μόχθον μου ὃν ἐγὼ μοχθω̃ ὑπὸ τὸν ἥλιον ὅτι ἀφίω αὐτὸν τω̨̃ ἀνθρώπω̨ τω̨̃ γινομένω̨ μετ' ἐμέ

¹⁹καὶ τίς οἰ̃δεν εἰ σοφὸς ἔσται ἢ ἄφρων καὶ ἐξουσιάζεται ἐν παντὶ μόχθω̨ μου ὡ̨̃ ἐμόχθησα καὶ ὡ̨̃ ἐσοφισάμην ὑπὸ τὸν ἥλιον καί γε του̃το ματαιότης

²⁰καὶ ἐπέστρεψα ἐγὼ του̃ ἀποτάξασθαι τη̨̃ καρδία̨ μου ἐπὶ παντὶ τω̨̃ μόχθω̨ ὡ̨̃ ἐμόχθησα ὑπὸ τὸν ἥλιον

²¹ὅτι ἔστιν ἄνθρωπος οὑ̃ μόχθος αὐτου̃ ἐν σοφία̨ καὶ ἐν γνώσει καὶ ἐν ἀνδρεία̨ καὶ ἄνθρωπος ὃς οὐκ ἐμόχθησεν ἐν αὐτω̨̃ δώσει αὐτω̨̃ μερίδα αὐτου̃ καί γε του̃το ματαιότης καὶ πονηρία μεγάλη

²²ὅτι τί γίνεται τω̨̃ ἀνθρώπω̨ ἐν παντὶ μόχθω̨ αὐτου̃ καὶ ἐν προαιρέσει καρδίας αὐτου̃ ὡ̨̃ αὐτὸς μοχθει̃ ὑπὸ τὸν ἥλιον

²³ὅτι πα̃σαι αἱ ἡμέραι αὐτου̃ ἀλγημάτων καὶ θυμου̃ περισπασμὸς αὐτου̃ καί γε ἐν νυκτὶ οὐ κοιμα̃ται ἡ καρδία αὐτου̃ καί γε του̃το ματαιότης ἐστίν

²⁴οὐκ ἔστιν ἀγαθὸν ἐν ἀνθρώπω̨ ὃ φάγεται καὶ ὃ πίεται καὶ ὃ δείξει τη̨̃ ψυχη̨̃ αὐτου̃ ἀγαθὸν ἐν μόχθω̨ αὐτου̃ καί γε του̃το εἰ̃δον ἐγὼ ὅτι ἀπὸ χειρὸς του̃ θεου̃ ἐστιν

²⁵ὅτι τίς φάγεται καὶ τίς φείσεται πάρεξ αὐτου̃

²⁶ὅτι τω̨̃ ἀνθρώπω̨ τω̨̃ ἀγαθω̨̃ πρὸ προσώπου αὐτου̃ ἔδωκεν σοφίαν καὶ γνω̃σιν καὶ εὐφροσύνην καὶ τω̨̃ ἁμαρτάνοντι ἔδωκεν περισπασμὸν του̃ προσθει̃ναι καὶ του̃ συναγαγει̃ν του̃ δου̃ναι τω̨̃ ἀγαθω̨̃ πρὸ προσώπου του̃ θεου̃ ὅτι καί γε του̃το ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 3

¹τοι̃ς πα̃σιν χρόνος καὶ καιρὸς τω̨̃ παντὶ πράγματι ὑπὸ τὸν οὐρανόν

²καιρὸς του̃ τεκει̃ν καὶ καιρὸς του̃ ἀποθανει̃ν καιρὸς του̃ φυτευ̃σαι καὶ καιρὸς του̃ ἐκτι̃λαι πεφυτευμένον

³καιρὸς του̃ ἀποκτει̃ναι καὶ καιρὸς του̃ ἰάσασθαι καιρὸς του̃ καθελει̃ν καὶ καιρὸς του̃ οἰκοδομη̃σαι

⁴καιρὸς του̃ κλαυ̃σαι καὶ καιρὸς του̃ γελάσαι καιρὸς του̃ κόψασθαι καὶ καιρὸς του̃ ὀρχήσασθαι

⁵καιρὸς του̃ βαλει̃ν λίθους καὶ καιρὸς του̃ συναγαγει̃ν λίθους καιρὸς του̃ περιλαβει̃ν καὶ καιρὸς του̃ μακρυνθη̃ναι ἀπὸ περιλήμψεως

⁶καιρὸς του̃ ζητη̃σαι καὶ καιρὸς του̃ ἀπολέσαι καιρὸς του̃ φυλάξαι καὶ καιρὸς του̃ ἐκβαλει̃ν

⁷καιρὸς του̃ ῥη̃ξαι καὶ καιρὸς του̃ ῥάψαι καιρὸς του̃ σιγα̃ν καὶ καιρὸς του̃ λαλει̃ν

⁸καιρὸς του̃ φιλη̃σαι καὶ καιρὸς του̃ μιση̃σαι καιρὸς πολέμου καὶ καιρὸς εἰρήνης

⁹τίς περισσεία του̃ ποιου̃ντος ἐν οἱ̃ς αὐτὸς μοχθει̃

¹⁰εἰ̃δον σὺν τὸν περισπασμόν ὃν ἔδωκεν ὁ θεὸς τοι̃ς υἱοι̃ς του̃ ἀνθρώπου του̃ περισπα̃σθαι ἐν αὐτω̨̃

¹¹σὺν τὰ πάντα ἐποίησεν καλὰ ἐν καιρω̨̃ αὐτου̃ καί γε σὺν τὸν αἰω̃να ἔδωκεν ἐν καρδία̨ αὐτω̃ν ὅπως μὴ εὕρη̨ ὁ ἄνθρωπος τὸ ποίημα ὃ ἐποίησεν ὁ θεός ἀπ' ἀρχη̃ς καὶ μέχρι τέλους

¹²ἔγνων ὅτι οὐκ ἔστιν ἀγαθὸν ἐν αὐτοι̃ς εἰ μὴ του̃ εὐφρανθη̃ναι καὶ του̃ ποιει̃ν ἀγαθὸν ἐν ζωη̨̃ αὐτου̃

¹³καί γε πα̃ς ὁ ἄνθρωπος ὃς φάγεται καὶ πίεται καὶ ἴδη̨ ἀγαθὸν ἐν παντὶ μόχθω̨ αὐτου̃ δόμα θεου̃ ἐστιν

¹⁴ἔγνων ὅτι πάντα ὅσα ἐποίησεν ὁ θεός αὐτὰ ἔσται εἰς τὸν αἰω̃να ἐπ' αὐτω̨̃ οὐκ ἔστιν προσθει̃ναι καὶ ἀπ' αὐτου̃ οὐκ ἔστιν ἀφελει̃ν καὶ ὁ θεὸς ἐποίησεν ἵνα φοβηθω̃σιν ἀπὸ προσώπου αὐτου̃

¹⁵τὸ γενόμενον ἤδη ἐστίν καὶ ὅσα του̃ γίνεσθαι ἤδη γέγονεν καὶ ὁ θεὸς ζητήσει τὸν διωκόμενον

¹⁶καὶ ἔτι εἰ̃δον ὑπὸ τὸν ἥλιον τόπον τη̃ς κρίσεως ἐκει̃ ὁ ἀσεβής καὶ τόπον του̃ δικαίου ἐκει̃ ὁ ἀσεβής

¹⁷εἰ̃πα ἐγὼ ἐν καρδία̨ μου σὺν τὸν δίκαιον καὶ σὺν τὸν ἀσεβη̃ κρινει̃ ὁ θεός ὅτι καιρὸς τω̨̃ παντὶ πράγματι καὶ ἐπὶ παντὶ τω̨̃ ποιήματι

¹⁸ἐκει̃ εἰ̃πα ἐγὼ ἐν καρδία̨ μου περὶ λαλια̃ς υἱω̃ν του̃ ἀνθρώπου ὅτι διακρινει̃ αὐτοὺς ὁ θεός καὶ του̃ δει̃ξαι ὅτι αὐτοὶ κτήνη εἰσὶν καί γε αὐτοι̃ς

¹⁹ὅτι συνάντημα υἱω̃ν του̃ ἀνθρώπου καὶ συνάντημα του̃ κτήνους συνάντημα ἓν αὐτοι̃ς ὡς ὁ θάνατος τούτου οὕτως ὁ θάνατος τούτου καὶ πνευ̃μα ἓν τοι̃ς πα̃σιν καὶ τί ἐπερίσσευσεν ὁ ἄνθρωπος παρὰ τὸ κτη̃νος οὐδέν ὅτι τὰ πάντα ματαιότης

²⁰τὰ πάντα πορεύεται εἰς τόπον ἕνα τὰ πάντα ἐγένετο ἀπὸ του̃ χοός καὶ τὰ πάντα ἐπιστρέφει εἰς τὸν χου̃ν

²¹καὶ τίς οἰ̃δεν πνευ̃μα υἱω̃ν του̃ ἀνθρώπου εἰ ἀναβαίνει αὐτὸ εἰς ἄνω καὶ πνευ̃μα του̃ κτήνους εἰ καταβαίνει αὐτὸ κάτω εἰς γη̃ν

²²καὶ εἰ̃δον ὅτι οὐκ ἔστιν ἀγαθὸν εἰ μὴ ὃ εὐφρανθήσεται ὁ ἄνθρωπος ἐν ποιήμασιν αὐτου̃ ὅτι αὐτὸ μερὶς αὐτου̃ ὅτι τίς ἄξει αὐτὸν του̃ ἰδει̃ν ἐν ὡ̨̃ ἐὰν γένηται μετ' αὐτόν

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 4

¹καὶ ἐπέστρεψα ἐγὼ καὶ εἰ̃δον σὺν πάσας τὰς συκοφαντίας τὰς γινομένας ὑπὸ τὸν ἥλιον καὶ ἰδοὺ δάκρυον τω̃ν συκοφαντουμένων καὶ οὐκ ἔστιν αὐτοι̃ς παρακαλω̃ν καὶ ἀπὸ χειρὸς συκοφαντούντων αὐτοὺς ἰσχύς καὶ οὐκ ἔστιν αὐτοι̃ς παρακαλω̃ν

²καὶ ἐπή̨νεσα ἐγὼ σὺν τοὺς τεθνηκότας τοὺς ἤδη ἀποθανόντας ὑπὲρ τοὺς ζω̃ντας ὅσοι αὐτοὶ ζω̃σιν ἕως του̃ νυ̃ν

³καὶ ἀγαθὸς ὑπὲρ τοὺς δύο τούτους ὅστις οὔπω ἐγένετο ὃς οὐκ εἰ̃δεν σὺν τὸ ποίημα τὸ πονηρὸν τὸ πεποιημένον ὑπὸ τὸν ἥλιον

⁴καὶ εἰ̃δον ἐγὼ σὺν πάντα τὸν μόχθον καὶ σὺν πα̃σαν ἀνδρείαν του̃ ποιήματος ὅτι αὐτὸ ζη̃λος ἀνδρὸς ἀπὸ του̃ ἑταίρου αὐτου̃ καί γε του̃το ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος

⁵ὁ ἄφρων περιέλαβεν τὰς χει̃ρας αὐτου̃ καὶ ἔφαγεν τὰς σάρκας αὐτου̃

⁶ἀγαθὸν πλήρωμα δρακὸς ἀναπαύσεως ὑπὲρ πλήρωμα δύο δρακω̃ν μόχθου καὶ προαιρέσεως πνεύματος

⁷καὶ ἐπέστρεψα ἐγὼ καὶ εἰ̃δον ματαιότητα ὑπὸ τὸν ἥλιον

⁸ἔστιν εἱ̃ς καὶ οὐκ ἔστιν δεύτερος καί γε υἱὸς καὶ ἀδελφὸς οὐκ ἔστιν αὐτω̨̃ καὶ οὐκ ἔστιν περασμὸς τω̨̃ παντὶ μόχθω̨ αὐτου̃ καί γε ὀφθαλμὸς αὐτου̃ οὐκ ἐμπίπλαται πλούτου καὶ τίνι ἐγὼ μοχθω̃ καὶ στερίσκω τὴν ψυχήν μου ἀπὸ ἀγαθωσύνης καί γε του̃το ματαιότης καὶ περισπασμὸς πονηρός ἐστιν

⁹ἀγαθοὶ οἱ δύο ὑπὲρ τὸν ἕνα οἱ̃ς ἔστιν αὐτοι̃ς μισθὸς ἀγαθὸς ἐν μόχθω̨ αὐτω̃ν

¹⁰ὅτι ἐὰν πέσωσιν ὁ εἱ̃ς ἐγερει̃ τὸν μέτοχον αὐτου̃ καὶ οὐαὶ αὐτω̨̃ τω̨̃ ἑνί ὅταν πέση̨ καὶ μὴ ἠ̨̃ δεύτερος του̃ ἐγει̃ραι αὐτόν

¹¹καί γε ἐὰν κοιμηθω̃σιν δύο καὶ θέρμη αὐτοι̃ς καὶ ὁ εἱ̃ς πω̃ς θερμανθη̨̃

¹²καὶ ἐὰν ἐπικραταιωθη̨̃ ὁ εἱ̃ς οἱ δύο στήσονται κατέναντι αὐτου̃ καὶ τὸ σπαρτίον τὸ ἔντριτον οὐ ταχέως ἀπορραγήσεται

¹³ἀγαθὸς παι̃ς πένης καὶ σοφὸς ὑπὲρ βασιλέα πρεσβύτερον καὶ ἄφρονα ὃς οὐκ ἔγνω του̃ προσέχειν ἔτι

¹⁴ὅτι ἐξ οἴκου τω̃ν δεσμίων ἐξελεύσεται του̃ βασιλευ̃σαι ὅτι καί γε ἐν βασιλεία̨ αὐτου̃ ἐγεννήθη πένης

¹⁵εἰ̃δον σὺν πάντας τοὺς ζω̃ντας τοὺς περιπατου̃ντας ὑπὸ τὸν ἥλιον μετὰ του̃ νεανίσκου του̃ δευτέρου ὃς στήσεται ἀντ' αὐτου̃

¹⁶οὐκ ἔστιν περασμὸς τω̨̃ παντὶ λαω̨̃ τοι̃ς πα̃σιν ὅσοι ἐγένοντο ἔμπροσθεν αὐτω̃ν καί γε οἱ ἔσχατοι οὐκ εὐφρανθήσονται ἐν αὐτω̨̃ ὅτι καί γε του̃το ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος

¹⁷φύλαξον πόδα σου ἐν ὡ̨̃ ἐὰν πορεύη̨ εἰς οἰ̃κον του̃ θεου̃ καὶ ἐγγὺς του̃ ἀκούειν ὑπὲρ δόμα τω̃ν ἀφρόνων θυσία σου ὅτι οὔκ εἰσιν εἰδότες του̃ ποιη̃σαι κακόν

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 5

¹μὴ σπευ̃δε ἐπὶ στόματί σου καὶ καρδία σου μὴ ταχυνάτω του̃ ἐξενέγκαι λόγον πρὸ προσώπου του̃ θεου̃ ὅτι ὁ θεὸς ἐν τω̨̃ οὐρανω̨̃ καὶ σὺ ἐπὶ τη̃ς γη̃ς ἐπὶ τούτω̨ ἔστωσαν οἱ λόγοι σου ὀλίγοι

²ὅτι παραγίνεται ἐνύπνιον ἐν πλήθει περισπασμου̃ καὶ φωνὴ ἄφρονος ἐν πλήθει λόγων

³καθὼς ἂν εὔξη̨ εὐχὴν τω̨̃ θεω̨̃ μὴ χρονίση̨ς του̃ ἀποδου̃ναι αὐτήν ὅτι οὐκ ἔστιν θέλημα ἐν ἄφροσιν σὺν ὅσα ἐὰν εὔξη̨ ἀπόδος

⁴ἀγαθὸν τὸ μὴ εὔξασθαί σε ἢ τὸ εὔξασθαί σε καὶ μὴ ἀποδου̃ναι

⁵μὴ δω̨̃ς τὸ στόμα σου του̃ ἐξαμαρτη̃σαι τὴν σάρκα σου καὶ μὴ εἴπη̨ς πρὸ προσώπου του̃ θεου̃ ὅτι ἄγνοιά ἐστιν ἵνα μὴ ὀργισθη̨̃ ὁ θεὸς ἐπὶ φωνη̨̃ σου καὶ διαφθείρη̨ τὰ ποιήματα χειρω̃ν σου

⁶ὅτι ἐν πλήθει ἐνυπνίων καὶ ματαιότητες καὶ λόγοι πολλοί ὅτι σὺν τὸν θεὸν φοβου̃

⁷ἐὰν συκοφαντίαν πένητος καὶ ἁρπαγὴν κρίματος καὶ δικαιοσύνης ἴδη̨ς ἐν χώρα̨ μὴ θαυμάση̨ς ἐπὶ τω̨̃ πράγματι ὅτι ὑψηλὸς ἐπάνω ὑψηλου̃ φυλάξαι καὶ ὑψηλοὶ ἐπ' αὐτούς

⁸καὶ περισσεία γη̃ς ἐν παντί ἐστι βασιλεὺς του̃ ἀγρου̃ εἰργασμένου

⁹ἀγαπω̃ν ἀργύριον οὐ πλησθήσεται ἀργυρίου καὶ τίς ἠγάπησεν ἐν πλήθει αὐτω̃ν γένημα καί γε του̃το ματαιότης

¹⁰ἐν πλήθει τη̃ς ἀγαθωσύνης ἐπληθύνθησαν ἔσθοντες αὐτήν καὶ τί ἀνδρεία τω̨̃ παρ' αὐτη̃ς ὅτι ἀλλ' ἢ του̃ ὁρα̃ν ὀφθαλμοι̃ς αὐτου̃

¹¹γλυκὺς ὕπνος του̃ δούλου εἰ ὀλίγον καὶ εἰ πολὺ φάγεται καὶ τω̨̃ ἐμπλησθέντι του̃ πλουτη̃σαι οὐκ ἔστιν ἀφίων αὐτὸν του̃ ὑπνω̃σαι

¹²ἔστιν ἀρρωστία ἣν εἰ̃δον ὑπὸ τὸν ἥλιον πλου̃τον φυλασσόμενον τω̨̃ παρ' αὐτου̃ εἰς κακίαν αὐτου̃

¹³καὶ ἀπολει̃ται ὁ πλου̃τος ἐκει̃νος ἐν περισπασμω̨̃ πονηρω̨̃ καὶ ἐγέννησεν υἱόν καὶ οὐκ ἔστιν ἐν χειρὶ αὐτου̃ οὐδέν

¹⁴καθὼς ἐξη̃λθεν ἀπὸ γαστρὸς μητρὸς αὐτου̃ γυμνός ἐπιστρέψει του̃ πορευθη̃ναι ὡς ἥκει καὶ οὐδὲν οὐ λήμψεται ἐν μόχθω̨ αὐτου̃ ἵνα πορευθη̨̃ ἐν χειρὶ αὐτου̃

¹⁵καί γε του̃το πονηρὰ ἀρρωστία ὥσπερ γὰρ παρεγένετο οὕτως καὶ ἀπελεύσεται καὶ τίς περισσεία αὐτω̨̃ ἡ̨̃ μοχθει̃ εἰς ἄνεμον

¹⁶καί γε πα̃σαι αἱ ἡμέραι αὐτου̃ ἐν σκότει καὶ πένθει καὶ θυμω̨̃ πολλω̨̃ καὶ ἀρρωστία̨ καὶ χόλω̨

¹⁷ἰδοὺ ὃ εἰ̃δον ἐγὼ ἀγαθόν ὅ ἐστιν καλόν του̃ φαγει̃ν καὶ του̃ πιει̃ν καὶ του̃ ἰδει̃ν ἀγαθωσύνην ἐν παντὶ μόχθω̨ αὐτου̃ ὡ̨̃ ἐὰν μοχθη̨̃ ὑπὸ τὸν ἥλιον ἀριθμὸν ἡμερω̃ν ζωη̃ς αὐτου̃ ὡ̃ν ἔδωκεν αὐτω̨̃ ὁ θεός ὅτι αὐτὸ μερὶς αὐτου̃

¹⁸καί γε πα̃ς ὁ ἄνθρωπος ὡ̨̃ ἔδωκεν αὐτω̨̃ ὁ θεὸς πλου̃τον καὶ ὑπάρχοντα καὶ ἐξουσίασεν αὐτὸν του̃ φαγει̃ν ἀπ' αὐτου̃ καὶ του̃ λαβει̃ν τὸ μέρος αὐτου̃ καὶ του̃ εὐφρανθη̃ναι ἐν μόχθω̨ αὐτου̃ του̃το δόμα θεου̃ ἐστιν

¹⁹ὅτι οὐ πολλὰ μνησθήσεται τὰς ἡμέρας τη̃ς ζωη̃ς αὐτου̃ ὅτι ὁ θεὸς περισπα̨̃ αὐτὸν ἐν εὐφροσύνη̨ καρδίας αὐτου̃

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 6

¹ἔστιν πονηρία ἣν εἰ̃δον ὑπὸ τὸν ἥλιον καὶ πολλή ἐστιν ἐπὶ τὸν ἄνθρωπον

²ἀνήρ ὡ̨̃ δώσει αὐτω̨̃ ὁ θεὸς πλου̃τον καὶ ὑπάρχοντα καὶ δόξαν καὶ οὐκ ἔστιν ὑστερω̃ν τη̨̃ ψυχη̨̃ αὐτου̃ ἀπὸ πάντων ὡ̃ν ἐπιθυμήσει καὶ οὐκ ἐξουσιάσει αὐτω̨̃ ὁ θεὸς του̃ φαγει̃ν ἀπ' αὐτου̃ ὅτι ἀνὴρ ξένος φάγεται αὐτόν του̃το ματαιότης καὶ ἀρρωστία πονηρά ἐστιν

³ἐὰν γεννήση̨ ἀνὴρ ἑκατὸν καὶ ἔτη πολλὰ ζήσεται καὶ πλη̃θος ὅ τι ἔσονται ἡμέραι ἐτω̃ν αὐτου̃ καὶ ψυχὴ αὐτου̃ οὐκ ἐμπλησθήσεται ἀπὸ τη̃ς ἀγαθωσύνης καί γε ταφὴ οὐκ ἐγένετο αὐτω̨̃ εἰ̃πα ἀγαθὸν ὑπὲρ αὐτὸν τὸ ἔκτρωμα

⁴ὅτι ἐν ματαιότητι ἠ̃λθεν καὶ ἐν σκότει πορεύεται καὶ ἐν σκότει ὄνομα αὐτου̃ καλυφθήσεται

⁵καί γε ἥλιον οὐκ εἰ̃δεν καὶ οὐκ ἔγνω ἀνάπαυσις τούτω̨ ὑπὲρ του̃τον

⁶καὶ εἰ ἔζησεν χιλίων ἐτω̃ν καθόδους καὶ ἀγαθωσύνην οὐκ εἰ̃δεν μὴ οὐκ εἰς τόπον ἕνα τὰ πάντα πορεύεται

⁷πα̃ς μόχθος του̃ ἀνθρώπου εἰς στόμα αὐτου̃ καί γε ἡ ψυχὴ οὐ πληρωθήσεται

⁸ὅτι τίς περισσεία τω̨̃ σοφω̨̃ ὑπὲρ τὸν ἄφρονα διότι ὁ πένης οἰ̃δεν πορευθη̃ναι κατέναντι τη̃ς ζωη̃ς

⁹ἀγαθὸν ὅραμα ὀφθαλμω̃ν ὑπὲρ πορευόμενον ψυχη̨̃ καί γε του̃το ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος

¹⁰εἴ τι ἐγένετο ἤδη κέκληται ὄνομα αὐτου̃ καὶ ἐγνώσθη ὅ ἐστιν ἄνθρωπος καὶ οὐ δυνήσεται του̃ κριθη̃ναι μετὰ του̃ ἰσχυρου̃ ὑπὲρ αὐτόν

¹¹ὅτι εἰσὶν λόγοι πολλοὶ πληθύνοντες ματαιότητα τί περισσὸν τω̨̃ ἀνθρώπω̨

¹²ὅτι τίς οἰ̃δεν τί ἀγαθὸν τω̨̃ ἀνθρώπω̨ ἐν τη̨̃ ζωη̨̃ ἀριθμὸν ἡμερω̃ν ζωη̃ς ματαιότητος αὐτου̃ καὶ ἐποίησεν αὐτὰς ἐν σκια̨̃ ὅτι τίς ἀπαγγελει̃ τω̨̃ ἀνθρώπω̨ τί ἔσται ὀπίσω αὐτου̃ ὑπὸ τὸν ἥλιον

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 7

¹ἀγαθὸν ὄνομα ὑπὲρ ἔλαιον ἀγαθὸν καὶ ἡμέρα του̃ θανάτου ὑπὲρ ἡμέραν γενέσεως αὐτου̃

²ἀγαθὸν πορευθη̃ναι εἰς οἰ̃κον πένθους ἢ ὅτι πορευθη̃ναι εἰς οἰ̃κον πότου καθότι του̃το τέλος παντὸς του̃ ἀνθρώπου καὶ ὁ ζω̃ν δώσει εἰς καρδίαν αὐτου̃

³ἀγαθὸν θυμὸς ὑπὲρ γέλωτα ὅτι ἐν κακία̨ προσώπου ἀγαθυνθήσεται καρδία

⁴καρδία σοφω̃ν ἐν οἴκω̨ πένθους καὶ καρδία ἀφρόνων ἐν οἴκω̨ εὐφροσύνης

⁵ἀγαθὸν τὸ ἀκου̃σαι ἐπιτίμησιν σοφου̃ ὑπὲρ ἄνδρα ἀκούοντα ἀ̨̃σμα ἀφρόνων

⁶ὅτι ὡς φωνὴ τω̃ν ἀκανθω̃ν ὑπὸ τὸν λέβητα οὕτως γέλως τω̃ν ἀφρόνων καί γε του̃το ματαιότης

⁷ὅτι ἡ συκοφαντία περιφέρει σοφὸν καὶ ἀπόλλυσι τὴν καρδίαν εὐτονίας αὐτου̃

⁸ἀγαθὴ ἐσχάτη λόγων ὑπὲρ ἀρχὴν αὐτου̃ ἀγαθὸν μακρόθυμος ὑπὲρ ὑψηλὸν πνεύματι

⁹μὴ σπεύση̨ς ἐν πνεύματί σου του̃ θυμου̃σθαι ὅτι θυμὸς ἐν κόλπω̨ ἀφρόνων ἀναπαύσεται

¹⁰μὴ εἴπη̨ς τί ἐγένετο ὅτι αἱ ἡμέραι αἱ πρότεραι ἠ̃σαν ἀγαθαὶ ὑπὲρ ταύτας ὅτι οὐκ ἐν σοφία̨ ἐπηρώτησας περὶ τούτου

¹¹ἀγαθὴ σοφία μετὰ κληροδοσίας καὶ περισσεία τοι̃ς θεωρου̃σιν τὸν ἥλιον

¹²ὅτι ἐν σκια̨̃ αὐτη̃ς ἡ σοφία ὡς σκιὰ του̃ ἀργυρίου καὶ περισσεία γνώσεως τη̃ς σοφίας ζωοποιήσει τὸν παρ' αὐτη̃ς

¹³ἰδὲ τὰ ποιήματα του̃ θεου̃ ὅτι τίς δυνήσεται του̃ κοσμη̃σαι ὃν ἂν ὁ θεὸς διαστρέψη̨ αὐτόν

¹⁴ἐν ἡμέρα̨ ἀγαθωσύνης ζη̃θι ἐν ἀγαθω̨̃ καὶ ἐν ἡμέρα̨ κακίας ἰδέ καί γε σὺν του̃το σύμφωνον τούτω̨ ἐποίησεν ὁ θεὸς περὶ λαλια̃ς ἵνα μὴ εὕρη̨ ὁ ἄνθρωπος ὀπίσω αὐτου̃ μηδέν

¹⁵σὺν τὰ πάντα εἰ̃δον ἐν ἡμέραις ματαιότητός μου ἔστιν δίκαιος ἀπολλύμενος ἐν δικαίω̨ αὐτου̃ καὶ ἔστιν ἀσεβὴς μένων ἐν κακία̨ αὐτου̃

¹⁶μὴ γίνου δίκαιος πολὺ καὶ μὴ σοφίζου περισσά μήποτε ἐκπλαγη̨̃ς

¹⁷μὴ ἀσεβήση̨ς πολὺ καὶ μὴ γίνου σκληρός ἵνα μὴ ἀποθάνη̨ς ἐν οὐ καιρω̨̃ σου

¹⁸ἀγαθὸν τὸ ἀντέχεσθαί σε ἐν τούτω̨ καί γε ἀπὸ τούτου μὴ ἀνη̨̃ς τὴν χει̃ρά σου ὅτι φοβούμενος τὸν θεὸν ἐξελεύσεται τὰ πάντα

¹⁹ἡ σοφία βοηθήσει τω̨̃ σοφω̨̃ ὑπὲρ δέκα ἐξουσιάζοντας τοὺς ὄντας ἐν τη̨̃ πόλει

²⁰ὅτι ἄνθρωπος οὐκ ἔστιν δίκαιος ἐν τη̨̃ γη̨̃ ὃς ποιήσει ἀγαθὸν καὶ οὐχ ἁμαρτήσεται

²¹καί γε εἰς πάντας τοὺς λόγους οὓς λαλήσουσιν μὴ θη̨̃ς καρδίαν σου ὅπως μὴ ἀκούση̨ς του̃ δούλου σου καταρωμένου σε

²²ὅτι πλειστάκις πονηρεύσεταί σε καὶ καθόδους πολλὰς κακώσει καρδίαν σου ὅπως καί γε σὺ κατηράσω ἑτέρους

²³πάντα ταυ̃τα ἐπείρασα ἐν τη̨̃ σοφία̨ εἰ̃πα σοφισθήσομαι

²⁴καὶ αὐτὴ ἐμακρύνθη ἀπ' ἐμου̃ μακρὰν ὑπὲρ ὃ ἠ̃ν καὶ βαθὺ βάθος τίς εὑρήσει αὐτό

²⁵ἐκύκλωσα ἐγώ καὶ ἡ καρδία μου του̃ γνω̃ναι καὶ του̃ κατασκέψασθαι καὶ ζητη̃σαι σοφίαν καὶ ψη̃φον καὶ του̃ γνω̃ναι ἀσεβου̃ς ἀφροσύνην καὶ σκληρίαν καὶ περιφοράν

²⁶καὶ εὑρίσκω ἐγὼ πικρότερον ὑπὲρ θάνατον σὺν τὴν γυναι̃κα ἥτις ἐστὶν θηρεύματα καὶ σαγη̃ναι καρδία αὐτη̃ς δεσμοὶ χει̃ρες αὐτη̃ς ἀγαθὸς πρὸ προσώπου του̃ θεου̃ ἐξαιρεθήσεται ἀπ' αὐτη̃ς καὶ ἁμαρτάνων συλλημφθήσεται ἐν αὐτη̨̃

²⁷ἰδὲ του̃το εὑ̃ρον εἰ̃πεν ὁ 'Εκκλησιαστής μία τη̨̃ μια̨̃ του̃ εὑρει̃ν λογισμόν

²⁸ὃν ἔτι ἐζήτησεν ἡ ψυχή μου καὶ οὐχ εὑ̃ρον ἄνθρωπον ἕνα ἀπὸ χιλίων εὑ̃ρον καὶ γυναι̃κα ἐν πα̃σι τούτοις οὐχ εὑ̃ρον

²⁹πλὴν ἰδὲ του̃το εὑ̃ρον ὃ ἐποίησεν ὁ θεὸς σὺν τὸν ἄνθρωπον εὐθη̃ καὶ αὐτοὶ ἐζήτησαν λογισμοὺς πολλούς

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 8

¹τίς οἰ̃δεν σοφούς καὶ τίς οἰ̃δεν λύσιν ῥήματος σοφία ἀνθρώπου φωτιει̃ πρόσωπον αὐτου̃ καὶ ἀναιδὴς προσώπω̨ αὐτου̃ μισηθήσεται

²στόμα βασιλέως φύλαξον καὶ περὶ λόγου ὅρκου θεου̃ μὴ σπουδάση̨ς

³ἀπὸ προσώπου αὐτου̃ πορεύση̨ μὴ στη̨̃ς ἐν λόγω̨ πονηρω̨̃ ὅτι πα̃ν ὃ ἐὰν θελήση̨ ποιήσει

⁴καθὼς λαλει̃ βασιλεὺς ἐξουσιάζων καὶ τίς ἐρει̃ αὐτω̨̃ τί ποιήσεις

⁵ὁ φυλάσσων ἐντολὴν οὐ γνώσεται ῥη̃μα πονηρόν καὶ καιρὸν κρίσεως γινώσκει καρδία σοφου̃

⁶ὅτι παντὶ πράγματι ἔστιν καιρὸς καὶ κρίσις ὅτι γνω̃σις του̃ ἀνθρώπου πολλὴ ἐπ' αὐτόν

⁷ὅτι οὐκ ἔστιν γινώσκων τί τὸ ἐσόμενον ὅτι καθὼς ἔσται τίς ἀναγγελει̃ αὐτω̨̃

⁸οὐκ ἔστιν ἄνθρωπος ἐξουσιάζων ἐν πνεύματι του̃ κωλυ̃σαι σὺν τὸ πνευ̃μα καὶ οὐκ ἔστιν ἐξουσία ἐν ἡμέρα̨ του̃ θανάτου καὶ οὐκ ἔστιν ἀποστολὴ ἐν τω̨̃ πολέμω̨ καὶ οὐ διασώσει ἀσέβεια τὸν παρ' αὐτη̃ς

⁹καὶ σὺν πα̃ν του̃το εἰ̃δον καὶ ἔδωκα τὴν καρδίαν μου εἰς πα̃ν ποίημα ὃ πεποίηται ὑπὸ τὸν ἥλιον τὰ ὅσα ἐξουσιάσατο ὁ ἄνθρωπος ἐν ἀνθρώπω̨ του̃ κακω̃σαι αὐτόν

¹⁰καὶ τότε εἰ̃δον ἀσεβει̃ς εἰς τάφους εἰσαχθέντας καὶ ἐκ τόπου ἁγίου ἐπορεύθησαν καὶ ἐπη̨νέθησαν ἐν τη̨̃ πόλει ὅτι οὕτως ἐποίησαν καί γε του̃το ματαιότης

¹¹ὅτι οὐκ ἔστιν γινομένη ἀντίρρησις ἀπὸ τω̃ν ποιούντων τὸ πονηρὸν ταχύ διὰ του̃το ἐπληροφορήθη καρδία υἱω̃ν του̃ ἀνθρώπου ἐν αὐτοι̃ς του̃ ποιη̃σαι τὸ πονηρόν

¹²ὃς ἥμαρτεν ἐποίησεν τὸ πονηρὸν ἀπὸ τότε καὶ ἀπὸ μακρότητος αὐτω̨̃ ὅτι καί γε γινώσκω ἐγὼ ὅτι ἔσται ἀγαθὸν τοι̃ς φοβουμένοις τὸν θεόν ὅπως φοβω̃νται ἀπὸ προσώπου αὐτου̃

¹³καὶ ἀγαθὸν οὐκ ἔσται τω̨̃ ἀσεβει̃ καὶ οὐ μακρυνει̃ ἡμέρας ἐν σκια̨̃ ὃς οὐκ ἔστιν φοβούμενος ἀπὸ προσώπου του̃ θεου̃

¹⁴ἔστιν ματαιότης ἣ πεποίηται ἐπὶ τη̃ς γη̃ς ὅτι εἰσὶ δίκαιοι ὅτι φθάνει πρὸς αὐτοὺς ὡς ποίημα τω̃ν ἀσεβω̃ν καὶ εἰσὶν ἀσεβει̃ς ὅτι φθάνει πρὸς αὐτοὺς ὡς ποίημα τω̃ν δικαίων εἰ̃πα ὅτι καί γε του̃το ματαιότης

¹⁵καὶ ἐπή̨νεσα ἐγὼ σὺν τὴν εὐφροσύνην ὅτι οὐκ ἔστιν ἀγαθὸν τω̨̃ ἀνθρώπω̨ ὑπὸ τὸν ἥλιον ὅτι εἰ μὴ του̃ φαγει̃ν καὶ του̃ πιει̃ν καὶ του̃ εὐφρανθη̃ναι καὶ αὐτὸ συμπροσέσται αὐτω̨̃ ἐν μόχθω̨ αὐτου̃ ἡμέρας ζωη̃ς αὐτου̃ ὅσας ἔδωκεν αὐτω̨̃ ὁ θεὸς ὑπὸ τὸν ἥλιον

¹⁶ἐν οἱ̃ς ἔδωκα τὴν καρδίαν μου του̃ γνω̃ναι σοφίαν καὶ του̃ ἰδει̃ν τὸν περισπασμὸν τὸν πεποιημένον ἐπὶ τη̃ς γη̃ς ὅτι καί γε ἐν ἡμέρα̨ καὶ ἐν νυκτὶ ὕπνον ἐν ὀφθαλμοι̃ς αὐτου̃ οὐκ ἔστιν βλέπων

¹⁷καὶ εἰ̃δον σὺν πάντα τὰ ποιήματα του̃ θεου̃ ὅτι οὐ δυνήσεται ἄνθρωπος του̃ εὑρει̃ν σὺν τὸ ποίημα τὸ πεποιημένον ὑπὸ τὸν ἥλιον ὅσα ἂν μοχθήση̨ ὁ ἄνθρωπος του̃ ζητη̃σαι καὶ οὐχ εὑρήσει καί γε ὅσα ἂν εἴπη̨ ὁ σοφὸς του̃ γνω̃ναι οὐ δυνήσεται του̃ εὑρει̃ν

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 9

¹ὅτι σὺν πα̃ν του̃το ἔδωκα εἰς καρδίαν μου καὶ καρδία μου σὺν πα̃ν εἰ̃δεν του̃το ὡς οἱ δίκαιοι καὶ οἱ σοφοὶ καὶ ἐργασίαι αὐτω̃ν ἐν χειρὶ του̃ θεου̃ καί γε ἀγάπην καί γε μι̃σος οὐκ ἔστιν εἰδὼς ὁ ἄνθρωπος τὰ πάντα πρὸ προσώπου αὐτω̃ν

²ματαιότης ἐν τοι̃ς πα̃σιν συνάντημα ἓν τω̨̃ δικαίω̨ καὶ τω̨̃ ἀσεβει̃ τω̨̃ ἀγαθω̨̃ καὶ τω̨̃ κακω̨̃ καὶ τω̨̃ καθαρω̨̃ καὶ τω̨̃ ἀκαθάρτω̨ καὶ τω̨̃ θυσιάζοντι καὶ τω̨̃ μὴ θυσιάζοντι ὡς ὁ ἀγαθός ὡ̃ς ὁ ἁμαρτάνων ὡ̃ς ὁ ὀμνύων καθὼς ὁ τὸν ὅρκον φοβούμενος

³του̃το πονηρὸν ἐν παντὶ πεποιημένω̨ ὑπὸ τὸν ἥλιον ὅτι συνάντημα ἓν τοι̃ς πα̃σιν καί γε καρδία υἱω̃ν του̃ ἀνθρώπου ἐπληρώθη πονηρου̃ καὶ περιφέρεια ἐν καρδία̨ αὐτω̃ν ἐν ζωη̨̃ αὐτω̃ν καὶ ὀπίσω αὐτω̃ν πρὸς τοὺς νεκρούς

⁴ὅτι τίς ὃς κοινωνει̃ πρὸς πάντας τοὺς ζω̃ντας ἔστιν ἐλπίς ὅτι ὁ κύων ὁ ζω̃ν αὐτὸς ἀγαθὸς ὑπὲρ τὸν λέοντα τὸν νεκρόν

⁵ὅτι οἱ ζω̃ντες γνώσονται ὅτι ἀποθανου̃νται καὶ οἱ νεκροὶ οὔκ εἰσιν γινώσκοντες οὐδέν καὶ οὐκ ἔστιν αὐτοι̃ς ἔτι μισθός ὅτι ἐπελήσθη ἡ μνήμη αὐτω̃ν

⁶καί γε ἀγάπη αὐτω̃ν καί γε μι̃σος αὐτω̃ν καί γε ζη̃λος αὐτω̃ν ἤδη ἀπώλετο καὶ μερὶς οὐκ ἔστιν αὐτοι̃ς ἔτι εἰς αἰω̃να ἐν παντὶ τω̨̃ πεποιημένω̨ ὑπὸ τὸν ἥλιον

⁷δευ̃ρο φάγε ἐν εὐφροσύνη̨ ἄρτον σου καὶ πίε ἐν καρδία̨ ἀγαθη̨̃ οἰ̃νόν σου ὅτι ἤδη εὐδόκησεν ὁ θεὸς τὰ ποιήματά σου

⁸ἐν παντὶ καιρω̨̃ ἔστωσαν ἱμάτιά σου λευκά καὶ ἔλαιον ἐπὶ κεφαλήν σου μὴ ὑστερησάτω

⁹ἰδὲ ζωὴν μετὰ γυναικός ἡ̃ς ἠγάπησας πάσας ἡμέρας ζωη̃ς ματαιότητός σου τὰς δοθείσας σοι ὑπὸ τὸν ἥλιον πάσας ἡμέρας ματαιότητός σου ὅτι αὐτὸ μερίς σου ἐν τη̨̃ ζωη̨̃ σου καὶ ἐν τω̨̃ μόχθω̨ σου ὡ̨̃ σὺ μοχθει̃ς ὑπὸ τὸν ἥλιον

¹⁰πάντα ὅσα ἂν εὕρη̨ ἡ χείρ σου του̃ ποιη̃σαι ὡς ἡ δύναμίς σου ποίησον ὅτι οὐκ ἔστιν ποίημα καὶ λογισμὸς καὶ γνω̃σις καὶ σοφία ἐν ἅ̨δη̨ ὅπου σὺ πορεύη̨ ἐκει̃

¹¹ἐπέστρεψα καὶ εἰ̃δον ὑπὸ τὸν ἥλιον ὅτι οὐ τοι̃ς κούφοις ὁ δρόμος καὶ οὐ τοι̃ς δυνατοι̃ς ὁ πόλεμος καί γε οὐ τοι̃ς σοφοι̃ς ἄρτος καί γε οὐ τοι̃ς συνετοι̃ς πλου̃τος καί γε οὐ τοι̃ς γινώσκουσιν χάρις ὅτι καιρὸς καὶ ἀπάντημα συναντήσεται τοι̃ς πα̃σιν αὐτοι̃ς

¹²ὅτι καί γε οὐκ ἔγνω ὁ ἄνθρωπος τὸν καιρὸν αὐτου̃ ὡς οἱ ἰχθύες οἱ θηρευόμενοι ἐν ἀμφιβλήστρω̨ κακω̨̃ καὶ ὡς ὄρνεα τὰ θηρευόμενα ἐν παγίδι ὡς αὐτὰ παγιδεύονται οἱ υἱοὶ του̃ ἀνθρώπου εἰς καιρὸν πονηρόν ὅταν ἐπιπέση̨ ἐπ' αὐτοὺς ἄφνω

¹³καί γε του̃το εἰ̃δον σοφίαν ὑπὸ τὸν ἥλιον καὶ μεγάλη ἐστὶν πρός με

¹⁴πόλις μικρὰ καὶ ἄνδρες ἐν αὐτη̨̃ ὀλίγοι καὶ ἔλθη̨ ἐπ' αὐτὴν βασιλεὺς μέγας καὶ κυκλώση̨ αὐτὴν καὶ οἰκοδομήση̨ ἐπ' αὐτὴν χάρακας μεγάλους

¹⁵καὶ εὕρη̨ ἐν αὐτη̨̃ ἄνδρα πένητα σοφόν καὶ διασώσει αὐτὸς τὴν πόλιν ἐν τη̨̃ σοφία̨ αὐτου̃ καὶ ἄνθρωπος οὐκ ἐμνήσθη σὺν του̃ ἀνδρὸς του̃ πένητος ἐκείνου

¹⁶καὶ εἰ̃πα ἐγώ ἀγαθὴ σοφία ὑπὲρ δύναμιν καὶ σοφία του̃ πένητος ἐξουδενωμένη καὶ λόγοι αὐτου̃ οὔκ εἰσιν ἀκουόμενοι

¹⁷λόγοι σοφω̃ν ἐν ἀναπαύσει ἀκούονται ὑπὲρ κραυγὴν ἐξουσιαζόντων ἐν ἀφροσύναις

¹⁸ἀγαθὴ σοφία ὑπὲρ σκεύη πολέμου καὶ ἁμαρτάνων εἱ̃ς ἀπολέσει ἀγαθωσύνην πολλήν

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 10

¹μυι̃αι θανατου̃σαι σαπριου̃σιν σκευασίαν ἐλαίου ἡδύσματος τίμιον ὀλίγον σοφίας ὑπὲρ δόξαν ἀφροσύνης μεγάλης

²καρδία σοφου̃ εἰς δεξιὸν αὐτου̃ καὶ καρδία ἄφρονος εἰς ἀριστερὸν αὐτου̃

³καί γε ἐν ὁδω̨̃ ὅταν ἄφρων πορεύηται καρδία αὐτου̃ ὑστερήσει καὶ ἃ λογιει̃ται πάντα ἀφροσύνη ἐστίν

⁴ἐὰν πνευ̃μα του̃ ἐξουσιάζοντος ἀναβη̨̃ ἐπὶ σέ τόπον σου μὴ ἀφη̨̃ς ὅτι ἴαμα καταπαύσει ἁμαρτίας μεγάλας

⁵ἔστιν πονηρία ἣν εἰ̃δον ὑπὸ τὸν ἥλιον ὡς ἀκούσιον ὃ ἐξη̃λθεν ἀπὸ προσώπου του̃ ἐξουσιάζοντος

⁶ἐδόθη ὁ ἄφρων ἐν ὕψεσι μεγάλοις καὶ πλούσιοι ἐν ταπεινω̨̃ καθήσονται

⁷εἰ̃δον δούλους ἐφ' ἵππους καὶ ἄρχοντας πορευομένους ὡς δούλους ἐπὶ τη̃ς γη̃ς

⁸ὁ ὀρύσσων βόθρον ἐν αὐτω̨̃ ἐμπεσει̃ται καὶ καθαιρου̃ντα φραγμόν δήξεται αὐτὸν ὄφις

⁹ἐξαίρων λίθους διαπονηθήσεται ἐν αὐτοι̃ς σχίζων ξύλα κινδυνεύσει ἐν αὐτοι̃ς

¹⁰ἐὰν ἐκπέση̨ τὸ σιδήριον καὶ αὐτὸς πρόσωπον ἐτάραξεν καὶ δυνάμεις δυναμώσει καὶ περισσεία του̃ ἀνδρείου σοφία

¹¹ἐὰν δάκη̨ ὁ ὄφις ἐν οὐ ψιθυρισμω̨̃ καὶ οὐκ ἔστιν περισσεία τω̨̃ ἐπά̨δοντι

¹²λόγοι στόματος σοφου̃ χάρις καὶ χείλη ἄφρονος καταποντιου̃σιν αὐτόν

¹³ἀρχὴ λόγων στόματος αὐτου̃ ἀφροσόνη καὶ ἐσχάτη στόματος αὐτου̃ περιφέρεια πονηρά

¹⁴καὶ ὁ ἄφρων πληθύνει λόγους οὐκ ἔγνω ὁ ἄνθρωπος τί τὸ γενόμενον καὶ τί τὸ ἐσόμενον ὀπίσω αὐτου̃ τίς ἀναγγελει̃ αὐτω̨̃

¹⁵μόχθος τω̃ν ἀφρόνων κοπώσει αὐτούς ὃς οὐκ ἔγνω του̃ πορευθη̃ναι εἰς πόλιν

¹⁶οὐαί σοι πόλις ἡ̃ς ὁ βασιλεύς σου νεώτερος καὶ οἱ ἄρχοντές σου ἐν πρωία̨ ἐσθίουσιν

¹⁷μακαρία σύ γη̃ ἡ̃ς ὁ βασιλεύς σου υἱὸς ἐλευθέρων καὶ οἱ ἄρχοντές σου πρὸς καιρὸν φάγονται ἐν δυνάμει καὶ οὐκ αἰσχυνθήσονται

¹⁸ἐν ὀκνηρίαις ταπεινωθήσεται ἡ δόκωσις καὶ ἐν ἀργία̨ χειρω̃ν στάξει ἡ οἰκία

¹⁹εἰς γέλωτα ποιου̃σιν ἄρτον καὶ οἰ̃νος εὐφραίνει ζω̃ντας καὶ του̃ ἀργυρίου ἐπακούσεται σὺν τὰ πάντα

²⁰καί γε ἐν συνειδήσει σου βασιλέα μὴ καταράση̨ καὶ ἐν ταμιείοις κοιτώνων σου μὴ καταράση̨ πλούσιον ὅτι πετεινὸν του̃ οὐρανου̃ ἀποίσει σὺν τὴν φωνήν καὶ ὁ ἔχων τὰς πτέρυγας ἀπαγγελει̃ λόγον

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 11

¹ἀπόστειλον τὸν ἄρτον σου ἐπὶ πρόσωπον του̃ ὕδατος ὅτι ἐν πλήθει τω̃ν ἡμερω̃ν εὑρήσεις αὐτόν

²δὸς μερίδα τοι̃ς ἑπτὰ καί γε τοι̃ς ὀκτώ ὅτι οὐ γινώσκεις τί ἔσται πονηρὸν ἐπὶ τὴν γη̃ν

³ἐὰν πληρωθω̃σιν τὰ νέφη ὑετου̃ ἐπὶ τὴν γη̃ν ἐκχέουσιν καὶ ἐὰν πέση̨ ξύλον ἐν τω̨̃ νότω̨ καὶ ἐὰν ἐν τω̨̃ βορρα̨̃ τόπω̨ οὑ̃ πεσει̃ται τὸ ξύλον ἐκει̃ ἔσται

⁴τηρω̃ν ἄνεμον οὐ σπερει̃ καὶ βλέπων ἐν ται̃ς νεφέλαις οὐ θερίσει

⁵ἐν οἱ̃ς οὐκ ἔστιν γινώσκων τίς ἡ ὁδὸς του̃ πνεύματος ὡς ὀστα̃ ἐν γαστρὶ τη̃ς κυοφορούσης οὕτως οὐ γνώση̨ τὰ ποιήματα του̃ θεου̃ ὅσα ποιήσει σὺν τὰ πάντα

⁶ἐν πρωία̨ σπει̃ρον τὸ σπέρμα σου καὶ εἰς ἑσπέραν μὴ ἀφέτω ἡ χείρ σου ὅτι οὐ γινώσκεις ποι̃ον στοιχήσει ἢ του̃το ἢ του̃το καὶ ἐὰν τὰ δύο ἐπὶ τὸ αὐτὸ ἀγαθά

⁷καὶ γλυκὺ τὸ φω̃ς καὶ ἀγαθὸν τοι̃ς ὀφθαλμοι̃ς του̃ βλέπειν σὺν τὸν ἥλιον

⁸ὅτι καὶ ἐὰν ἔτη πολλὰ ζήσεται ὁ ἄνθρωπος ἐν πα̃σιν αὐτοι̃ς εὐφρανθήσεται καὶ μνησθήσεται τὰς ἡμέρας του̃ σκότους ὅτι πολλαὶ ἔσονται πα̃ν τὸ ἐρχόμενον ματαιότης

⁹εὐφραίνου νεανίσκε ἐν νεότητί σου καὶ ἀγαθυνάτω σε ἡ καρδία σου ἐν ἡμέραις νεότητός σου καὶ περιπάτει ἐν ὁδοι̃ς καρδίας σου καὶ ἐν ὁράσει ὀφθαλμω̃ν σου καὶ γνω̃θι ὅτι ἐπὶ πα̃σι τούτοις ἄξει σε ὁ θεὸς ἐν κρίσει

¹⁰καὶ ἀπόστησον θυμὸν ἀπὸ καρδίας σου καὶ παράγαγε πονηρίαν ἀπὸ σαρκός σου ὅτι ἡ νεότης καὶ ἡ ἄνοια ματαιότης

ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 12, στἰχοι 1-2

¹καὶ μνήσθητι του̃ κτίσαντός σε ἐν ἡμέραις νεότητός σου ἕως ὅτου μὴ ἔλθωσιν ἡμέραι τη̃ς κακίας καὶ φθάσωσιν ἔτη ἐν οἱ̃ς ἐρει̃ς οὐκ ἔστιν μοι ἐν αὐτοι̃ς θέλημα

²ἕως οὑ̃ μὴ σκοτισθη̨̃ ὁ ἥλιος καὶ τὸ φω̃ς καὶ ἡ σελήνη καὶ οἱ ἀστέρες καὶ ἐπιστρέψωσιν τὰ νέφη ὀπίσω του̃ ὑετου̃

Читать далее:ΕΚΚΛΗΣΙΑΣΤΗΣ, κεφαλίς 12

Для корректного отображения некириллических текстов желательно установить шрифты Lucida Sans Unicode (для текстов на греческом) и Hirmos (для текстов на церковнославянском). Если Ваш браузер поддерживает технологию CSS3, шрифты будут загружены автоматически.

Комментарии:

Комментарий к «Брюссельской Библии»

Комментарий к текущему отрывку

Комментарий к книге

Комментарий к разделу

1:4-9 Детерминизм космоса - монотонный ритм человеческого существования удручает Екклесиаста, в то время как стройность мироздания вызывает восхищение Иова (Иов 38-40) и псалмопевца (Пс 103) и приводит их к поклонению Творцу.

1:12-14 Сам Соломон, несмотря на всю свою мудрость (3 Цар 4:29) и роскошь, в которой он жил (3 Цар 10:4-7), не познал счастья.

2:12-16 "Мудрость, безумие и глупость" - мудрость не дает никакого преимущества: мудрый будет забыт, как и глупый. Однако лучше обладать мудростью: мудрый ходит в свете, а глупый - во тьме.

2:24 Это изречение эпикурейского стиля является полемическим аргументом. Хотя автор пользуется им как припевом (Екк 3:12-13; Екк 5:15; Екк 8:15; Екк 9:7), этим не ограничивается его понимание смысла жизни, неотделимое от убеждения, что человек должен "делать доброе" (Екк 3:12), трудиться и видеть "доброе во всяком труде своем" (Екк 3:13), что Бог "дает мудрость, знание и радость" тому, кто "добр перед лицом Его" (Екк 2:26).

2:26 Грешник должен "копить, чтобы после отдать доброму" - так утверждали мудрые, чтобы противодействовать соблазну, который мог возникнуть при виде богатства нечестивых (ср Притч 11:8; Притч 13:22; Иов 27:16сл). Екклесиаст относится к этому, не удовлетворяющему его, утверждению несколько иронически и заключает: "И это суета и томление духа".

3 В жизни светлое и мрачное чередуются. Смерть наложила свой отпечаток на жизнь, состоящую из последовательности несогласованных действий (стт Екк 3:1-8), без цели (стт Екк 3:9-13), если не считать целью смерть, которая, однако, бесцельна (стт Екк 3:14-22).

3:11 Бог "вложил мир в сердце их" (букв целость времени) - человек может размышлять о совокупности происходящего в мире (или во времени) и становиться выше текущего момента, но не может "до конца" постигнуть дел Божиих.

4 Отрицательные стороны общественной жизни: угнетение слабых сильными (Екк 4:1-3), бесплодный труд одинокого человека (Екк 4:8-12), неразумное увлечение политикой (Екк 4:13-16), внешняя религиозность и злоупотребление обетами (Екк 4:17-5:6).

5:5 "Не говори пред Ангелом: это ошибка!" Перед Ангелами нельзя оправдываться, ибо им поручено взвешивать добрые дела (ср Тов 12:12сл; Деян 10:4); под ангелом иногда понимается священник, ждущий исполнения обета (ср Мал 2:7). У LXX "ангел" заменен словом "Бог". О грехах по ошибке, т.е. по неведению, грехах невольных, см Лев 4; Числ 15:22сл.

5:9-13 Здесь дано сатирическое изображение не скупого богача, как у пророков, а самого богатства. Оно непрочно и не приносит счастья, независимо от того, как приобретено и как им пользуются. Эти критические замечания подготовляют к принятию евангельского призыва - отрешиться от богатства (см Мф 6:19-21, Мф 6:24, Мф 6:25-34).

7:8-15 15 Закон утверждал принцип коллективного воздаяния: Израиль будет счастлив, если останется верным; в случае же неверности его постигнет несчастье (ср Втор 7:12сл; Втор 11:26-28 Втор 28:1-68; Лев 26). Мудрые применили этот принцип к личной судьбе человека: Бог воздает каждому по делам его (Притч 24:12; Пс 61:13; Иов 34:11). Отсюда они заключали, что судьба человека зависит от его верности Закону. Когда опыт жизни противоречил этому, говорили: счастье злого преходяще, несчастье праведного временно (ср Пс 36и речи друзей Иова). Екклесиаст опровергает этот тезис. Классическому ответу ( Екк 7:7-8) он противопоставляет скептицизм (Екк 7:9-12). Судьбу надо принимать такой, какой она приходит, не стараясь ее объяснить (Екк 7:13-15). Если даже жизнь и смерть распределены как будто несправедливо (Екк 7:15), не стоит делать сверхчеловеческих усилий (Екк 7:16-18). Репутация не имеет значения (Екк 7:19-22). Факты необъяснимы, реальность представляет собой непостижимую тайну (Екк 7:23). Слепая безжалостная судьба, которой и царь не избегает (Екк 8:1-9), вызывает недоумение и огорчает (Екк 8:10-14). Заключение: Екк 8:15.

7:14 ""Чтобы человек ничего не мог сказать против Него" (букв - чтобы человек ничего не находил за собою, т.е., чтобы ни на что не мог опереться, помимо Бога).

9:1 ""Человек ни любви, ни ненависти не знает" - хотя он испытывает эти чувства, они для него таинственны. Любовь слепа, как смерть и участь, и действие ее неотвратимо.

9:5-6 Смерть положит конец всему. Эта уверенность умеряет призыв к радости (стт Екк 9:7-8; ср Екк 2:24), который завершается советом быть верным супружеской любви вплоть до окончательной разлуки.

11:1 " Отпускай хлеб твой по водам" - некоторые истолкователи полагают, что речь идет о приманке для рыбы, которая возвращается бросившему в ее виде улова; другие же считают, что автор имеет в виду мореплавание из коммерческих побуждений. Во всяком случае это увещание- не бояться риска - дополняет поучение Екклесиаста своим ученикам: с одной стороны, он предостерегает их от иллюзий, чтобы у них не было разочарований и неудач, с другой- он не хочет их обескураживать и в конечном итоге советует идти на риск.

11:7-8 Долголетие было наградой, обещанной израильтянам (во Втор 5:16, Втор 5:33; Втор 11:9, Втор 11:21; Втор 22:7и т.д.), высшим блаженством праведника согласно учению мудрых. По мнению же Екклесиаста, старость не приносит счастья, она неотделима от страха смерти, сожаления об ушедшей юности (Екк 1:8-12:2); это замедленная жизнь (Екк 12:3-5), ожидание неизбежного (Екк 12:5-7).

Эта небольшая книга называется в евр. Библии «Слово Когелета, сына Давидова, царя в Иерусалиме». Однако слово «Когелет» (ср Екк 1:2 и Екк 12; Екк 7:27; Екк 12:8-10) — имя не собственное, а нарицательное и по своей грамматической форме — женского рода. Его смысл не вполне ясен. Согласно наиболее вероятному объяснению, оно обозначает профессиональную обязанность говорящего на собрании и происходит от евр «кагал» — собрание. Поэтому оно и переведено греч словом «Екклесиаст» («екклесиа» — собрание, а потом Церковь). Отсюда и пояснительное название в русском переводе — Проповедник, заимствованное из перевода Библии Лютером на немецкий язык. Автора отождествляют с Соломоном, на это есть косвенное указание в тексте (Екк 1:16 ср 3 Цар 3:12; 3 Цар 5:10-11; 3 Цар 10:7 или Екк 2:7-9 ср 3 Цар 3:13; 3 Цар 10:23). Но по всем данным мы имеем дело с характерным для литературы той эпохи приемом: авторы вкладывали свои размышления в уста самого знаменитого из мудрецов Израиля, как бы показывая этим, что они продолжают его традицию. Как язык книги, так и ее доктринальное содержание не позволяют отнести ее к допленной эпохе. Нередко оспаривали принадлежность этой книги одному автору. В настоящее время все более отказываются от ее расчленения и признают единство смысла, стиля и словарного состава Екк. Однако, судя по первым и последним стт, где о «мудром Екклесиасте» говорится в третьем лице, мы обязаны его ученику тем, что эта книга сохранилась для последующих поколений.

В этом произведении, как и в других книгах Премудрости, напр, кн. Иова или Премудрости Иисуса сына Сирахова, не говоря уже о многосоставных Притчах Соломоновых, мысль движется свободно, то повторяясь, то сама себя исправляя. В книге отсутствует какой-либо определенный план. Она представляет собой вариации на тему о тщете всего человеческого (см Екк 1:2 и Екк 12:8). Когелет, как и Иов, напряженно размышляет над проблемой воздаяния за добро и зло на земле. Но если кн. Иова представляет собой трагический диалог человека с Богом, то в кн. Екк мы видим размышления человека здравомыслящего, верующего в справедливость Божию, начитанного в Писаниях и в то же время предрасположенного к скептицизму.

По всей вероятности, кн. написана в Палестине в 3 в. до Р. Х., когда иудейство уже имело некоторые контакты с эллинизмом. Сам Екклесиаст — палестинский еврей, по всей вероятности из самого Иерусалима. Он пишет на позднем евр. языке, испещренном арамеизмами. В книге встречаются два персидских слова, что дает основание предполагать, что она написана после Плена, но до начала 2-го в., когда ею пользовался сын Сирахов. Это подтверждается данными палеографии, датирующей приблизительно 150-м годом до Р.Х. отрывки кн Екк, найденные в Кумранских пещерах. В то время в Палестине, подчиненной Птолемеям, развивается гуманистическое течение, но еще не наступил религиозный подъем эпохи Маккавеев.

Книга Екк носит переходный характер и является поворотной точкой иудейской мысли: многое из традиционной уверенности уже поколеблено, но ищущий ум еще не нашел новых точек опоры. Высказывалось предположение, что Екклесиаст стремился найти такого рода опору в философских течениях стоицизма, эпикурейства и кинизма, но его нельзя считать достаточно основательным, ибо по своему умонастроению автор весьма далек от греческих философов. По-видимому, более обоснованы параллели с такими произведениями египетской поэзии, как «Диалог страдающего со своей душой» и «Песнь Арфиста», а также с месопотамской письменностью мудрости и эпопеей о Гильгамеше. Сближение происходит вокруг очень древних тем, ставших общим достоянием восточной мудрости, продуманной самим Екклесиастом, как об этом свидетельствует его ученик в Екк 12:9.

Это произведение отражает только один момент развития еврейской религиозной мысли. Свящ. писателя уже не удовлетворяют некоторые традиционные концепции и он ставит проблемы, совершенное решение которых могло принести только НЗ-ное учение.

Взятая в отдельности, кн Екк — пафос которой направлен на развенчание земных идеалов и ценностей — не несет ничего, кроме безысходности. Включенная же в общий контекст Писания, она знаменует один из важнейших моментов в ВЗ-ном сознании: переоценку значения посюсторонних благ. Это необходимый этап внутренней диалектики веры. Если за пределами земного бытия для человека нет ничего, жизнь его — суета и тщета. Разочарование в самодовлеющей ценности земных благ явилось трагическим преддверием к откровению о вечности, дарованному человеку, и подготовило людей к принятию евангельской заповеди о блаженстве нищих духом (Лк 6:20).

«Книгами Премудрости» или «мудрых» называют пять книг: Иова, Притчей, Екклесиаста, Иисуса сына Сирахова и Премудрости Соломоновой. К ним присоединили Псалтирь и Песнь Песней, в которых мы находим ту же направленность мысли, выраженной в поэтической форме. Произведения такого рода были распространены на всем древнем Востоке. В Египте на протяжении его вековой истории появилось немало книг мудрости. В Месопотамии, начиная с шумерийской эпохи, составлялись притчи, басни, поэмы о страдании, в какой-то мере напоминающие нам кн. Иова. Эта месопотамская мудрость проникла в Ханаан: в Рас-Шамре были найдены тексты о мудрости на аккадском языке. «Премудрость Ахиахара», появившаяся в Ассирии и распространившаяся в кругах, говоривших по-арамейски, была затем переведена на несколько древних языков. Этот род мудрости по существу международен и не является собственно религиозным. В центре внимания мудрых стоит жизненный путь человека, но их метод — не философская рефлексия, как у греков, а собирание плодов жизненного опыта. Они преподают искусство жить и находиться на интеллектуальном уровне своей среды и эпохи; учат человека сообразовываться с порядком мироздания и указывают, как достигать счастья и успеха. Однако их советы не всегда приводят к желанным результатам, и этот опыт служит исходной точкой пессимизма, которым проникнут ряд произведений мудрости как в Египте, так и в Месопотамии.

Такая мудрость процветала и у израильтян. Характерно, что израильские мудрецы признавали свою связь с мудростью «сынов Востока и Египта» и лучшей похвалой премудрости Соломона считали утверждение о ее превосходстве над мудростью языческой (3 Цар 4:29). Широкой известностью пользовались аравийские и едомские мудрецы (Иер 49:7; Вар 3:22-23; Авд 1:8). Иов и его три друга-мудреца жили в Едоме. Автор кн. Товита знал Премудрость Ахиахара, а Притч 22:17-23:11 напоминают египетские изречения Аменемопе. Некоторые псалмы приписаны Еману и Ефану, которые, согласно 3 Цар 4:31, были ханаанскими мудрецами. Притчи содержат Слова Агура (Притч 30:1-14) и Слова Лемуила (Притч 31:1-9), которые оба происходили из племени Масса, жившего в северной Аравии (Быт 25:14).

Поэтому не удивительно, что первые израильские произведения мудрости во многом родственны произведениям соседних народов. Наиболее древние части кн. Притч содержат одни только предписания человеческой мудрости. Самые важные богословские темы Ветхого Завета: Закон, Союз-Завет, Избрание, Спасение — в этих книгах почти не затрагиваются. Исключение составляют кн. Иисуса сына Сирахова и Премудрости Соломоновой, написанные значительно позже. Израильские мудрецы как будто бы не интересуются историей и будущим своего народа. Подобно своим восточным собратьям, они больше заняты личной судьбой человека, но рассматривают ее в более высоком плане — в освещении религии Ягве. Таким образом, несмотря на общность происхождения, между мудростью языческой и израильской имеется существенное различие, усиливающееся по мере того, как постепенно раскрывается Откровение.

Противопоставление мудрости и безумия становится противопоставлением правды и неправды, благочестия и нечестия. Истинная премудрость — это страх Божий, а страх Божий — синоним благочестия. Если восточную мудрость можно определить как своего рода гуманизм, то премудрость израильскую можно назвать гуманизмом религиозным.

Однако эта религиозная ценность премудрости выявилась не сразу. Содержание евр. термина «хохма» весьма сложно. Он может обозначать ловкость движений или профессиональную сноровку, политическое чутье, проницательность, а также и хитрость, умение, искусство магии. Такая человеческая мудрость может служить как добру, так и злу, и эта двузначность в какой-то мере объясняет отрицательные суждения некоторых пророков о мудрецах (Ис 5:21; Ис 29:14; Иер 8:9). Этим объясняется также, что в евр. письменности тема Премудрости Божией (евр. «хохмот» — множ. число, употребляемое в значении превосходной степени) появляется довольно поздно, хотя происхождение мудрости от Бога никогда не отрицалось, и уже в Угорите мудрость считалась свойством великого бога Эла. Только после Плена стали утверждать, что Бог мудр Премудростью надмирной, действие которой человек видит в творении, но которая в своей сущности недосягаема и «неисследима» (Иов 28; Иов 38-39; Сир 1:1-10; Сир 16:24 сл; Сир 39:12 сл; Сир 42:15-43:33 и т.д.). В большом прологе кн. Притч (Притч 1-9) Премудрость Божия говорит как некое лицо, она присуща Богу от вечности и действует с Ним в творении (гл. обр. Притч 8:22-31). В Сир 24 Премудрость сама свидетельствует, что она вышла из уст Всевышнего, обитает на небесах и послана Израилю от Бога. В Прем 7:22-8:1 она определена как излияние славы Всемогущего, образ Его совершенства. Так Премудрость, являясь свойством Божиим, отделяется от Него и представляется как Личность. Для ветхозаветного человека эти выражения являются, по-видимому, яркими поэтическими сравнениями, но в них уже заложена тайна, подготавливающая откровение Св. Троицы. Подобно Логосу в евангелии от Иоанна, эта Премудрость одновременно и в Боге и вне Бога, и во всех этих текстах обосновывается наименование «Премудрость Божия», которое ап. Павел дает Христу (1 Кор 1:24).

Вопрос об участи человека тесно связан у мудрецов с проблемой воздаяния. В древних частях Притч (Притч 3:33-35; Притч 9:6, Притч 9:18) Премудрость, т.е. праведность, непременно ведет к благополучию, а безумие, т.е. нечестие, приводит к разорению, ибо Богу свойственно награждать добрых и наказывать злых. Однако жизненный опыт зачастую как будто противоречит такому взгляду. Как объяснить бедствия, постигающие праведников? Этой проблеме посвящена кн. Иова. Те же вопросы, хотя и в несколько другом аспекте, тревожат Екклесиаста. Сын Сирахов в основном придерживается традиционных взглядов и хвалит счастье мудрого (Сир 14:21-15:10), но его преследует мысль о смерти. Он знает, что все зависит от этого последнего часа: «Легко для Господа в день смерти воздать человеку по делам его» (Сир 11:26, ср Сир 1:13; Сир 7:36; Сир 28:6; Сир 41:12). Он смутно предчувствует откровение о конечной участи человека. Вскоре после него пророк Даниил (Дан 12:2) уже ясно выражает веру в загробное воздаяние, связанное с верой в воскресение мертвых, так как евр. мысль не представляет себе жизни духа, отделенного от плоти. Параллельное и вместе с тем более разработанное учение появляется в александрийском иудаизме. Учение Платона о бессмертии души помогло евр. мысли осознать, что «Бог создал человека для нетления» (Прем 2:23) и после смерти праведники вкусят вечное блаженство у Бога, а нечестивые получат заслуженное наказание (Прем 3:1-12).

Исходной формой письменности мудрых можно считать машал (в русском переводе — притча). Таково во множественном числе заглавие книги, которую мы называем кн. Притчей. Машал — это краткое, выразительное изречение, близкое к народной мудрости, сохранившейся в пословицах. Древние сборники притчей содержат лишь подобные краткие изречения, но со временем машал развивается, достигая размеров небольшой притчи или аллегорического повествования. Это развитие, ясно выраженное в дополнительных разделах и особенно в прологе кн. Притчей (Притч 1-9), ускоряется в последующих книгах мудрых: кн. Иова и Премудрости Соломоновой представляют собой крупные литературные произведения.

Первоначальное происхождение мудрости следует искать в жизни семьи или рода. Наблюдения над природой или людьми, накоплявшиеся из поколения в поколение, выражались в изречениях, в народных поговорках, в пословицах, имевших моральный характер и служивших правилами поведения. Аналогично происхождение первых формулировок обычного права, которые иногда близки не только по содержанию, но и по форме изречениям мудрости. Эта традиция народной мудрости продолжала существовать параллельно с возникновением письменных сборников мудрости. Ей обязаны своим происхождением, напр., притчи в 1 Цар 24:14; 3 Цар 20:11, басни в Суд 9:8-15, басня в 4 Цар 14:9. Даже пророки черпали из этого наследия (напр. Ис 28:24-28; Иер 17:5-11).

Краткие изречения, запечатлевающиеся в памяти, предназначаются для устной передачи. Отец или мать учит им своего сына дома (Притч Притч 1:8; Притч 4:1; Притч 31:1; Сир 3:1), а затем мудрые продолжают преподавать их в своих школах (Сир 41:23; Сир 41:26; ср Притч 7:1 сл; Притч 9:1 сл). С течением времени мудрость становится привилегией образованного класса: мудрые и книжники фигурируют рядом в Иер 8:8-9. Сын Сирахов Сир 38:24-39:11 восхваляет профессию книжника, дающую ему возможность приобретать мудрость в противоположность ручным ремеслам. Из книжников выходили царские чиновники, и учение мудрости культивировалось сначала при дворе. То же самое происходило и в других центрах восточной мудрости, в Египте и в Месопотамии. Один из сборников притчей Соломона был составлен «мужами Езекии, царя Иудейского», Притч 25:1. Эти мудрецы не только собирали древние изречения, но и сами писали. Два произведения, составленные, по всей вероятности, при дворе Соломона — история Иосифа и история преемства престола Давидова — можно тоже рассматривать как писания мудрых.

Таким образом, круги мудрых значительно отличаются от той среды, в которой появились священнические и пророческие писания. Иер 18:18 перечисляет три различных класса — священников, мудрых и пророков. Мудрые не особенно интересуются культом, их как будто не волнуют несчастья их народа и не захватывает поддерживающая его великая надежда. Однако в эпоху Плена эти три течения сливаются. В прологе Притчей слышится тон пророческой проповеди, в кн. Сир (Сир 44-49) и Прем (Прем 10-19) содержится много размышлений над Священной историей; сын Сирахов почитает священство, ревнует о культе и даже отождествляет Премудрость и Закон (Сир 24:23-34): перед нами уже союз книжника (или мудрого) с законоучителем, который можно видеть и в евр. среде евангельских времен.

Так завершается долгий путь, начало которому в ВЗ положил Соломон. Все учение мудрых, постепенно преподававшееся избранному народу, подготавливало умы к восприятию нового откровения — откровения Воплощенной Премудрости, которая «больше Соломона» (Мф 12:42).

Комментарий к «Толковой Библии» Лопухина

Комментарий к текущему отрывку

Комментарий к книге

Комментарий к разделу

1:8 Все вещи в труде. Евр. dabar имеет два значения: вещь и слово. То и другое значение встречается и в книге Екклезиаста. Это дает основание многим переводчикам и толкователям начало восьмого стиха переводить: все слова слабы, бессильны (передать однообразное движение вещей). Так передает греческий и славянский перевод. Трудно сделать выбор из этих двух пониманий, так как оба они вполне отвечают контексту. Постоянное, однообразное движение вещей столь велико, что могло бы дать бесконечный материал для человеческой способности говорить, видеть и слышать.

1:9 Постоянное, однообразное движение вещей в одном и том же направлении, движение по своей окружности, конечно, не может произвести ничего нового. Результаты его всегда одни и те же.

1:10 Если иногда и думают, что произошло нечто новое, сделан шаг вперед, то на самом деле и здесь мы имеем дело с повторением старого.

1:11 Ошибка в этом случае происходит от недостатка исторической памяти, оттого, что о прежних поколениях забывают последующие. Вместо о прежнем и о том, что будет, следует переводить «о прежних» и «о позднейших», так как множественное число мужского рода в евр. подлиннике указывает, очевидно, на людей.

1:12 Бесцельное круговращение мировых стихий само по себе не доказывает еще, что невозможно высшее счастье для человека. Человеческая жизнь сложнее, чем жизнь природы, идет своим самостоятельным путем и потому, может быть, таит в себе особые задатки для удовлетворения человеческого стремления к вечному счастью. Поэтому писатель считает нужным от наблюдений над внешней природой обратиться к психологическому опыту. Соломон, в котором с мудростью соединялись, по-видимому, все дары счастья, более всех других имел основание ответить на вопрос о возможности личного счастья; в его богатом жизненном опыте произведена оценка всем благам с точки зрения совершенного счастья, фактически проверено то, что писатель книги решает теоретически. Понятно, насколько полезно было ему воспользоваться опытом Соломона. Однако, пройдя через богопросвещенное сознание священного писателя, этот опыт должен был получить некоторые новые черты, несвойственные исторической личности Соломона; он естественно должен был получить характер философских исканий, философских экспериментов: если исторический Соломон в поисках счастья поступал по влечению сердца, по естественной страсти, подобно прочим людям, то идеальный Соломон — Екклезиаст руководился в этом случае идеальными мотивами, «мудростью» (ст. 13; 2:3), желанием на опыте исследовать величайший для человечества вопрос: что хорошо для сынов человеческих и что должны были бы они делать под небом во дни своей суетной жизни.

1:13 Цель опыта Екклезиаста заключалась в исследовании всего, что делается под небом, с точки зрения вопроса о счастье. Первым результатом, к которому пришел Екклезиаст в своих исследованиях, было сознание, что уже самое стремление людей познать и оценить дела человеческие составляет тяжелое, мучительное занятие, которое, будучи вложено самим Богом в природу человека, как бы против его воли овладевает им. Некоторые толкователи выражение «тяжелое занятие» относят не к исследованию дел человеческих, а к самим делам. Но едва ли оно соответствует выражению: «все, что делается под небом». Тяжелым, мучительным занятием исследование дел человеческих является вследствие крайней неутешительности его результатов.

1:14 Вывод, к которому пришел Екклезиаст в своих исследованиях, был тот, что все — суета и томление духа. К своему излюбленному выражению hebel Екклезиаст присоединяет новое — reuth ruach. Это выражение переводится различно. Одни (пер. халдейский, сирский, Вульгата), производя встречающееся лишь у Екклезиаста слово reuth от raah — бушевать, разламывать, переводят: волнение, томление духа (как русский). Другие (Акила, Феодотион и Симмах), производя от raah — пасти, переводят: пасение ветра. Третьи, производя от того же глагола с значением домогаться, переводят: стремление ветра, затея ветряная (LXX — προαίρεσις πνεύματος) или погоня за ветром. Последние два понимания более соответствуют контексту и имеют весьма близкое параллельное место в книге пророка Ос 12:1, в словах: Ефрем пасет ветер (raah ruach) и гоняется за восточным ветром. Назвав все дела человеческие пасением ветра или погоней за ветром, Екклезиаст указывает на ничтожность, призрачность их результатов в смысле достижения прочного счастья.

1:15 В этом стихе объясняется причина безрезультатности человеческой деятельности. Последняя не в состоянии изменить существующий порядок, исправить все недостатки и несовершенства во внешней природе и в природе человека, пересоздать ту и другую.

1:16 Если все дела и стремления человеческие ничтожны и безрезультатны, как дым, как погоня за ветром, вследствие неустранимых недостатков и несовершенств мира, то само собою понятно, что исследование их мудростью и самая мудрость не могут дать нравственного удовлетворения человеку. Под выражением больше всех, которые были прежде меня над Иерусалимом, некоторые толкователи разумеют не царей, так как до Соломона был лишь один царь в Иерусалиме — Давид, а вообще израильтян. Однако предлог «над» (al) заключает в себе понятие господства и может указывать, следовательно, лишь на царей иерусалимских. Екклезиаст приписывает себе обладание мудростью, как религиозным и нравственно-практическим познанием, и вообще знанием, как теоретическим, научным постижением вещей.

1:17-18 Екклезиаст на собственном опыте убедился, что приобретение мудрости и знания оказалось такой же суетой, такой же погоней за ветром, как и все в человеческой жизни. Оно не только не доставило ему счастья, но напротив увеличило его страдания, показав всю призрачность человеческих надежд, всю безрезультатность человеческих стремлений, обнажив ничтожество всего земного.

2:1 Убедившись в том, что познание истины усиливает внутреннюю неудовлетворенность, лишает человека спокойствия и повседневных радостей, Екклезиаст решает взглянуть на жизнь беспечными глазами, со всею беззаботностью отдаться веселию, искать счастья не в духовных, а в чувственных наслаждениях. Славянское «виждь во блазе» значит: испытай на опыте наслаждения.

2:2 Но и эта попытка кончилась неудачей. Беспечная веселость, забавляющаяся, в сущности, ничтожными и пошлыми вещами, не более как глупость и не может дать чего-нибудь положительного для человеческого счастья. Смех и веселие представляются здесь в образе лиц, к которым Екклезиаст обращается с речью. Следует переводить: «смеху сказал я: глупость! и веселию: что оно делает».

2:3 Екклезиаст отдавался чувственным удовольствиям не по естественному влечению сердца, а с критическою целью, как исследователь, философ; решая придержаться глупости, т. е. беспечного и легкомысленного веселия, он не переставал руководиться мудростью, философски взвешивать, насколько действительно испытываемое им счастье.

2:4 Домы, т. е. собственные жилища Соломона, но не храм, построенный им. О виноградниках Соломона упоминается лишь в Песни Песней (Песн 8:11).

2:5 О существовании царских садов в Иерусалиме говорится в 4 Цар 21:18,26; 25:4; Иер 39:4; 52:7; Неем 2:8; 3:15.

2:6 О царском водоеме упоминается в Неем 2:14 (ср. Ис 22:9,11). О том, что этот водоем построен был Соломоном, говорит лишь книга Екклезиаста. Иудейское предание также усвояет его Соломону. В настоящее время по дороге от Иерусалима к Хеврону на расстоянии 2Ѕ часов пути находятся так называемые пруды Соломона. По свидетельству Иосифа Флавия, вода из прудов Соломона была проведена в Иерусалим для нужд храма и всего города. Это свидетельство заслуживает полного доверия, так как пруды эти стоят выше площади Харама, на которой стоял храм Соломонов, приблизительно на 130 футов, и так как теперь еще сохранились остатки водопроводов, соединяющих пруды Соломона с Иерусалимом.

2:7 Домочадцы, т. е. рожденные от рабов в доме господина.

2:8 О получении даров от царей говорится в 3 Цар 4:21; 10:15. Под областями разумеются 12 округов, на которые Соломон разделил всю свою страну (3 Цар 4:6 и далее). Услаждения сынов человеческих — разные музыкальные орудия. Евр. слово schiddan и множ. schiddoth переводится различно. LXX, Вульгата, Иероним (в толковании) и славянский перевод, производя от халд. scheda, переводят «виночерпцы и виночерпицы». Другие, как русский перевод, производя слово от арабского корня, переводят: «разные музыкальные орудия». Третьи, производя от schadad — господствовать, переводят: «госпожу и госпож». Некоторые, наконец, производя от араб. schadid (полнота) или евр. schadah (течь), переводят: «полноту и обилие наслаждений сынов человеческих», т. е. множество жен и наложниц. Слово schidah встречается лишь у Екклезиаста. Поэтому с уверенностью определить значение его нельзя. Однако, по-видимому, следует отдать предпочтение двум последним пониманиям, так как, выражаясь словами Михаэлиса, «почти невероятно, чтобы Соломон в рассказе о своих чувственных удовольствиях мог забыть о женщинах». Как видно из 3 Цар 11:3, у Соломона было 700 жен и 300 наложниц.

2:9 И мудрость моя пребыла со мною. Екклезиаст не забывал о конечной цели своих опытов исследовать сущность истинного счастья и вместе с тем смысл человеческой жизни (ст. 3).

2:10 Радости и увеселения Екклезиаста не были развлечениями ленивого и бездеятельного человека. Они были отдыхом и наградою за тяжелые труды и, по-видимому, должны были бы дать ему полное нравственное удовлетворение.

2:11 Надежда Екклезиаста не сбылась. Радости труда не удовлетворили его стремление к счастью. Он увидел, что нет полного счастья (Ithron) на земле.

2:12 Опыт Екклезиаста дал ему полную возможность сделать сравнительную оценку мудрости и глупости с точки зрения счастья. Более других одаренный мудростью и изведавший все, чем довольствуется глупость, он лучше других мог знать различие мудрости и глупости. После него никто не мог бы прибавить чего-либо к его выводам. Так следует понимать вторую половину 12 стиха. Слова: «ибо что человек, который будет идти после царя» (точный перевод), многие экзегеты понимают в связи с ст. 18-19, где выражается сомнение Екклезиаста относительно того, каков будет его преемник, мудрый и глупый, и переводят таким образом: «ибо что за человек, который будет идти после царя, по сравнению с тем, кого давно сделали (царем)». Но в таком случае вторая половина стиха нисколько не объясняла бы первой, т. е. непонятно было бы, почему именно Екклезиаст счел себя авторитетным в вопросе о мудрости и глупости. Русский перевод 12 ст., хотя и не буквален, однако правильно передает мысль подлинника. Славянский перевод: яко кто человек, иже пойдет в след совета, елика сотвори в нем, как и у LXX, не имеет смысла, благодаря порче текста. Вместо τη̃ς βουλη̃ς следует читать του̃ βασιλέως, вместо «совета» — «царя».

2:13 Екклезиаст не отрицает громадного превосходства мудрости перед глупостью, как света перед тьмой.

2:14 Но, освещая все, что для глупого остается во мраке, мудрость не может изменить естественного порядка вещей. Перед ним она столь же бессильна, как и глупость. Неустранимая власть естественного миропорядка над мудростью особенно обнаруживается в том, что и мудрый и глупый одинаково подвержены смерти.

2:15 Если смерть одинаково царствует над мудрым и глупым, оставляя в удел тому и другому жизнь в шеоле, лишенную размышления, знания и мудрости (9:10), то значение мудрости ничтожно. Она не может дать человеку счастья.

2:16 Мудрый не может утешить себя и так называемым историческим бессмертием. С течением времени и он, подобно глупому, будет забыт. Смерть одинаково тяжела и для мудрого и для глупого.

2:17 Факт смерти, господствующей одинаково над мудрыми и глупыми, настолько поразил сознание и нравственное чувство Екклезиаста, что жизнь потеряла в его глазах свою ценность, свой смысл, стала для него предметом ненависти и отвращения. Не важно то, пережил ли Екклезиаст такое состояние в действительности или пришел к этому выводу теоретически, путем наблюдений и размышлений; несомненно то, что человек, ищущий полного счастья в границах земного бытия, ставящий себе идеалы в пределах эмпирических фактов, неизбежно приходит к полному разочарованию и в конце концов к крайнему пессимизму. Эмпирическое, чувственное миросозерцание не в состоянии вместить в себе вечных идеалов человечества и потому рождает в нем ощущение ничтожества, бесцельности существования. Все эти идеалы неумолимо разрушаются уже одним фактом смерти.

2:18-19 С мыслью о смерти до некоторой степени могла бы примирить человека уверенность, что созданное им не умрет, но послужит основанием, на котором последующие поколения возведут прочное здание человеческого счастья. Но и этой уверенности нет у человека, так как он не знает, какой будет его наследник и преемник, продолжит ли он или разрушит его дело.

2:20 Это обстоятельство отнимает у труда всякую ценность, всякий смысл. Екклезиаст отрекается от труда, от всякой надежды найти в нем удовлетворение.

2:21 Уже одно то, что плодом трудов одного пользуется другой, не принимавший в них никакого участия, является вопиющей несправедливостью, величайшим злом.

2:22-23 Для самого же трудящегося труд не дает ничего действительно ценного. Его постоянные сопутники — скорби и беспокойства.

2:24-26 Результат труда настолько ничтожен, что не может вполне обеспечить человеку даже самые элементарные блага. Екклезиаст из жизненного опыта убедился, что даже такие блага, как вкушение пищи и питье, зависят от Божественного промысла, который отнимает их у глупых и дает мудрым. Этот порядок вещей, который между деятельностью человека и ее результатом вводит новое начало, делает счастье человека на земле еще более непрочным, неустойчивым, увеличивая суетность земного блага. Не во власти человека и то благо, чтобы, есть и пить. Русский перевод этого места не точен. Буквальный перевод еврейского текста должен быть таков: «нет счастья (Tob) человеку есть и пить». LXX придали этому месту такой смысл: «нет счастья человеку, который (ὅ) ест и пьет». Однако такой смысл был бы в противоречии со многими местами книги Екклезиаста, особенно с 3:12,22; 8:15, где прямо выражается мысль, что нет ничего лучшего (Tob), как есть и пить. Вульгата переводит в форме вопроса: «не лучше ли для человека есть, пить». Но в таком сочетании слово Tob не встречается в книге. Всего вероятнее, это место по аналогии с параллельными местами (3:12,22; 8:15) следует понимать так: «нет ничего лучшего (или счастья), как есть и пить (т. е. прибавить частицу מ). Так читают некоторые греческие кодексы (πλὴν ὃ), сирский перевод, таргум, Иероним в своем толковании (nisi). Кто может наслаждаться без него. По теперешнему евр. тексту вместо «без него» следовало бы перевести: «без меня» (mimeni), т. е. более меня, как я. Так переводят Вульгата, Лютер и некоторые экзегеты. Но, во-первых, выражение «без меня» нельзя еще понимать в смысле: «как я», во-вторых, выраженная таким образом мысль стояла бы вне всякой связи с предшествующим и последующим стихами, где говорится о зависимости материальных благ от Бога. Вместо теперешнего mimeni следует читать mimenu, как читали LXX, сирский и др. переводчики.

3:1-8 В конце второй главы Екклезиаст подошел к главной причине неосуществимости человеческого стремления к счастью. Между человеческим хотением и его выполнением стоит Некто, Кто может отнять хлеб у одного и дать другому. Теперь в 3 главе он углубляется в эту мысль и распространяет ее на всю сферу человеческой жизни. И здесь Екклезиаст находит тоже беспрогрессивное круговращение, тоже неустранимое влияние законов, и здесь все человеческие желания и предприятия стоят в постоянной зависимости от времени и обстоятельств и, подобно явлениям внешней природы, проходят в строгой последовательности. Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Hephez значит собственно: склонность, намерение, предприятие. Екклезиаст говорит здесь не о предметах природы, а о деятельности человеческой, о явлениях человеческой жизни, как это видно и из дальнейшего развития мысли. Он хочет сказать, что факты человеческой жизни не суть продукты вполне свободной воли человека, лежат вне пределов его сознательных желаний.

3:9 В этой зависимости человеческой жизни от посторонних влияний, неустранимых волею человека, лежит главная причина бесплодности человеческих усилий, неосуществимости человеческого стремления к счастью.

3:10 А между тем человек не может погасить в себе жажды высшего блага. Его стремление, к счастью, вложенное в него Самим Богом, постоянно и неудержимо толкает его на новые труды, на новые искания.

3:11 Мир полон гармонии, и дух человека носит на себе печать вечности; однако Божественный миропорядок остается непостижимым для человека и не может быть приведен в гармонию с человеческой волей. Все соделал Он прекрасным в свое время, т. е. все, созданное Богом, прекрасно в свое время и в своем месте, в общей системе мирового бытия. И вложил мир в сердце их. Евр. слово olam в переводах передается различно: «вечность» (LXX), «мир» (Вульгата и перевод), «разум», «покров» и т. д. Но так как это слово вообще в Библии и в частности в книге Екклезиаста (1:4,10; 2:16; 3:14; 9:16 и др.) значит «вечность», то и в данном месте следует держаться этого значения. Лишь в послебиблейской литературе словом olam стал обозначаться и мир, как бесконечно продолжающийся. «Вложить в человека вечность» значит одарить его богоподобными свойствами, наложить на человеческую природу отпечаток вечности, божественности. Стремление человека к высочайшему благу, к вечному счастью, служит выражением его богоподобности.

3:12-13 Глубокое противоречие, скрытое в природе человека, с одной стороны, стремление к вечности, с другой — ограниченность его разума, являются главной причиной неудовлетворенности человеческого духа, его всегдашних разочарований. Чтобы более или менее избежать последних, человек должен примириться раз навсегда с мыслью о том, что высшее счастье (Ithron) под солнцем невозможно. Он должен, так сказать, понизить свои требования к жизни и, отбросив искание высочайшего блага, удовольствоваться относительным благом, тем, что сравнительно хорошо, что «лучше» (Tob). Если высшее благо — Ithron невозможно, то относительное благо Tob вполне доступно человеку. В чем же заключается это Tob? Познал я, что нет для них ничего лучшего (Tob), как веселиться и делать доброе в жизни своей. Благой труд и спокойное наслаждение земными радостями — вот единственно доступное для человека счастье. Пока человек стремится к абсолютному счастью на земле, он осужден на постоянные разочарования. Даже и лучшие моменты его жизни отравляются мыслью о непрочности счастья, удручающею заботою о будущем. Напротив, человек, отказавшийся от искания полного счастья, бывает доволен и тем немногим, что дает ему жизнь, радуется, веселится без заботы о завтрашнем дне. Он, как дитя, отдается всякой радости, посылаемой Богом, отдается полным своим существом, непосредственно, не разрушая ее анализом, критикой, бесцельными сомнениями. И эти малые радости, соединенные с добрым трудом и чистою совестью, делают жизнь приятною, относительно счастливою. Стихи 12-13 нисколько не выражают эвдемонистического взгляда на жизнь, который ставит целью жизни одно наслаждение. Во-первых, рядом с земными радостями Екклезиаст ставит другое необходимое условие относительно счастливой жизни, именно «делание добра»: во-вторых, пользование земными благами соединяется с сознанием зависимости от воли Божией, с благодарною мыслью, что «это дар Божий». Таким образом, то наслаждение жизнью, к которому призывает Екклезиаст, покоится на религиозном миросозерцании, предполагает, как свое необходимое условие, веру в Божественный промысл.

3:14 В начале 3 главы Екклезиаст говорил о постоянстве и неизменности законов, управляющих человеческой жизнью. Теперь он говорит о них определеннее. Законы эти являются выражениями вечной и неизменной воли Божией. Человек бессилен что-либо прибавить к ним или отбавить от них. В том и заключается цель Божественного промысла, чтобы показать людям их полную зависимость от Бога и таким образом научить их страху Божию.

3:15 Бог воззовет прошедшее. LXX и сирский переводят: Бог взыщет преследуемого (слав.: «гонимого»). Но согласно с контекстом лучше понимать в среднем роде: прогнанное, удаленное, прошедшее.

3:16-17 Промысл Божий обнаруживается не только в естественных явлениях, но и в нравственной жизни человека. В человеческом суде живут неправда и беззаконие. Но над судом людей есть суд Божий, который воздаст должное праведным и нечестивым. Для этого суда, как и для всякой вещи, настанет свое время. Праведного и нечестивого будет судить Бог, потому что время для всякой вещи и над всяким делом там. Слово «там» (scham) не совсем ясно. Вульгата передает его словом «тогда» (tune), Иероним — «во время суда» (in tempore judicii), но евр. scham есть наречие не времени, а места. Вероятно, оно значит здесь: на суде Божием, в параллель слову «там» в ст. 16 для обозначения суда человеческого. Некоторые экзегеты вместо scham (מׁש) читают sam (מׂש) и переводят: всему (Бог) назначил свое время. Мысль совершенно согласна с контекстом, но действительно ли повреждена здесь еврейская пунктуация, сказать трудно.

3:18-21 Эти стихи подробнее выясняют цель Божественного промысла, кратко указанную уже в словах 14 ст.: «чтобы благоговели пред лицом Его». Зависимость человека от Божественного провидения имеет целью научить людей тому, что сами по себе, со своими естественными силами, естественною волею и разумением, думая жить без Бога, вне Божественного промышления, они подобны животным и не могут иметь никаких оснований к уверенности в бессмертии своего духа. Если факты естественного сознания с непобедимою силою убеждают человека в том, что и человек и животное одинаково умирают, теряют дыхание и источник жизни, превращаясь в прах, то, живя без Бога, не признавая Божественного промысла, откуда он может знать, что дух животного снисходит вниз, а дух человека восходит вверх? В ст. 18-21, как видно, не выражается собственный взгляд Екклезиаста на человеческое существо, его личное сомнение в духовности и бессмертии человеческой природы. Это противоречило бы 12:7, где прямо говорится, что не все в человеке идет в одно место, но что в прах превращается лишь тело, а дух возвращается к Богу, Который дал его, и 2:11, где говорится о вечности человеческого духа. В приведенных стихах Екклезиаст выясняет, как должен смотреть на себя человек, живущий «сам по себе», руководящийся лишь естественной точкой зрения, не признающий Божественного провидения.

3:18 Сказал я — о сынах человеческих. Русский перевод не точен. Следует перевести: «сказал я — (это) для сынов человеческих». Для пользы людей установлен тот порядок вещей, в силу которого человеческая жизнь стоит в постоянной зависимости от Божественного промысла и суда. Чтобы испытал их Бог. Barar значит: выделить, испытать, очистить (ср. Дан 11:35: пострадают некоторые и из разумных для испытания (lebarer) их, очищения и убеления к последнему времени). Цель Божественного промысла — довести людей до сознания собственного ничтожества и таким образом очистить их.

3:20 Все идет в одно место, не в шеол, как думают некоторые экзегеты, а в землю, как видно из дальнейших слов.

3:22 Выяснив цель Божественного промысла, Екклезиаст возвращается к своему прежнему выводу, сделанному уже в ст. 12-13. Если человек во всем зависит от Божественного провидения, если сам по себе он бессилен и ничтожен, то должно отказаться от мысли о полном счастье на земле и удовольствоваться радостями богоугодного труда. Наслаждаться человеку делами своими. В этом выражении Екклезиаст объединяет два условия относительного счастья: наслаждение жизнью и добрую деятельность (ст. 12), так как то и другое, по нему, неразрывно. Ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него. Здесь речь не о будущей, загробной жизни человека, как в ст. 21, а о том, что будет «после него», т. е. как сложится жизнь на земле после его смерти. Человек не должен обременять себя и отравлять доступные ему радости излишними беспокойными заботами о далеком будущем.

4 В предшествующих главах, доказывая суетность человеческой жизни, Екклезиаст исходил главным образом из общих оснований. Теперь он подтверждает свою мысль на частных фактах, делающих счастье человека неустойчивым, временным, случайным.

4:2-3 Насилие, угнетение сильных и богатых над слабыми и бедными до такой степени проникли во все общество и заразили весь общественный строй, что нравственно чуткий и впечатлительный Екклезиаст почувствовал отвращение к жизни и счел мертвых более счастливыми, чем живых, и еще более счастливыми тех, кто никогда не существовал и не был свидетелем злых дел на земле. Екклезиаст, конечно, не возводит в принцип превосходство небытия над бытием, но подавленный созерцанием нравственного зла изливает лишь свои чувства глубокого негодования и отвращения, подобно Иову (Иов 3:10-13) и Иеремии (Иер 20:18). В другом месте, спокойно рассуждая, он говорит напротив, что лучше псу живому, чем мертвому льву (9:4).

4:4 Даже лучшее, что есть в жизни, труд и радости труда служат источником зла, вызывая в людях зависть и вражду.

4:5 Глупый человек вместо того, чтобы трудиться по мере сил, сидит сложа руки и снедается завистью и злостью.

4:6 Лучше горсть, приобретенная с душевным спокойствием, чем пригоршни, соединенные с беспокойными заботами и суетливою хлопотливостью.

4:7-12 Екклезиаст отмечает новую черту в современном ему обществе, разрушающую человеческое благополучие, именно внутреннее обособление людей, их нравственное разъединение. Человек богат, но он одинок; нет у него «другого», т. е. искреннего друга, ни сына, ни брата. Он не знает, для кого он трудится и лишает себя благ. А между тем жизнь вдвоем имеет много преимуществ, так как дает каждому нравственную и материальную поддержку.

4:13-16 Екклезиаст приводит случай, доказывающий изменчивость и непостоянство человеческого счастья. Бедный, но умный юноша занимает место неразумного царя, не умеющего принимать советы. Все переходят на сторону юноши, но, увы, последующее поколение будет холодно и равнодушно к нему. Лучше (Tob) бедный, но умный юноша. Слово Tob следует понимать в смысле «счастливее». Но это счастье непродолжительно. Оно — суета и погоня за ветром. Многие комментаторы видели в этих стихах намек на определенные исторические лица, одни на Иосифа, другие на Саула и Давида, третьи на Иеровоама и Равоама и т. п. Но, вероятнее всего, Екклезиаст имел здесь в виду просто возможный случай, чтобы сильнее показать превратность человеческого счастья.

4:17 До сих пор Екклезиаст рассуждал, знакомил читателя со своими наблюдениями и выводами; теперь он обращается к нему с положительными советами и увещаниями применительно к высказанным ранее положениям. Он подробно описывает настроение человека, ищущего счастья в добром труде и чистых радостях. Такой человек должен тщательно следить за собой во время богослужения, избегая всего, что может нарушить благочестивое расположение духа, сообразуя с ним даже свое внешнее поведение. Его благочестие должно выражаться не столько в механических жертвоприношениях без веры и покаяния, сколько в благоговейном слушании и исполнении слова Божия. Ибо они не думают, что худо делают. Екклезиаст говорит о своих современниках, жертвы которых, чуждые веры и благоговения, были «мерзостью пред Господом» (ср. Притч 21:27).

5 С богослужением неразрывны молитва и обеты. Екклезиаст дает наставления и по этим предметам.

5:1 Он предостерегает читателя от торопливой и многоречивой молитвы. Сознание величия Бога, живущего на небе, и ничтожности человека, живущего на земле, должно побуждать последнего взвешивать каждое свое слово, говорить от глубины сердца, с смирением и благоговением. И в Новом Завете Спаситель предостерегает от многословной и неблагоговейной молитвы (Мф 6:7-8).

5:2 Как излишняя беспокойная озабоченность вызывает множество сновидений, нарушающих покой спящего, так глупая суетливость во время молитвы рождает бессмысленное и бесцельное многословие.

5:4 Обязательно исполнение обетов, но не самые обеты. «Если же ты не дал обета, то не будет на тебе греха» (Втор 23:22).

5:5 Вводить в грех плоть значит или возбуждать к греху чувственность (ср. Иак 3:6 и далее) или подвергать тело испытанию, наказанию. Вернее последнее понимание, так как выражение «вводить в грех тело» не вполне соответствует библейскому словоупотреблению, по которому грешит не тело и даже не плоть, но воля человеческая. Ангел или посланник означает здесь священника, которому поручено было надзирать за обетами (Лев 27:2,8). В таком же смысле употреблено это слово и у Мал 2:7. Греческий и сирский перевод вместо «перед Ангелом» читают: «перед Богом» (слав.: «пред лицем Божиим»). Они или имели в данном месте другое еврейское чтение или понимали выражение «ангел» в смысле самооткровения Божия. Екклезиаст предостерегает, в случае неисполнения обета говорить священнику: «это — ошибка», т. е. грех слабости, так как такое лицемерное самооправдание навлечет на виновного гнев Божий и наказание.

5:7 Чтобы понять связь 7 стиха с предшествующими, следует припомнить, что в кодексе обычной еврейской мудрости рядом с заповедью о страхе к Богу стояла заповедь о почтении к царю (ср. Притч 24:21). Екклезиаст хочет сказать здесь, что несправедливости и притеснения не должны уменьшать почтения к царю, так как они вполне естественны там, где много правителей. Слово «область» (medinah) встречается лишь в книгах позднейшего времени (2 и 3 Цар, кн. Плач, кн. Иез, Дан, Езд и Неем) и обозначает провинции азиатских царств, в частности царства Персидского. В кн. Ездры (1 Езд 5:8) и Неемии (Неем 1:3; 7:6; 11:3) так называется Палестина, как персидская провинция. В этом смысле, вероятно, употреблено слово «область» и в книге Екклезиаста. А над ними еще высший, буквально с еврейского — высшие (םיהבג). Под последним словом многие комментаторы разумеют Бога, видя во множественном числе указание на величие Божие, как в 12:1. Смысл стиха в таком случае был бы такой: не удивляйся несправедливости, так как над высшими надзирает сам Бог, Который восстановит правду (ср. 3:16-17). Однако такое понимание второй половины 7 стиха не вполне соответствует контексту. Екклезиаст предупреждает здесь не возмущение и ропот при виде несправедливостей, а просто удивление. Он предлагает, следовательно, не утешение, а объяснение факта. Существование же суда Божия нисколько не объясняет несправедливости суда человеческого. Сверх того и 8 ст., в котором говорится о преимуществе страны, управляемой царем, с трудом связывается с таким пониманием. Более оснований в 7 ст. видеть указание на особенности деспотического царства, именно Персидского, где начальство над областью поручалось сатрапу, над сатрапом надзирал особый инспектор, над ними обоими стоял царь с его многочисленным двором. Этою сложностью управления деспотического царства, в котором каждый начальник преследует свои интересы, и объясняются несправедливости и притеснения.

5:8 Деспотическому государству противопоставляется патриархальное царство с царем, который самолично управляет народом и заботится о благосостоянии его. Точный перевод стиха должен быть таков: «преимущество же страны всегда в царе, преданном полю». Выражение «полю» (lesadeh) указывает на земледелие, как главное занятие народа и главный предмет заботливости патриархального царя.

5:9 Сребролюбец не в силах утолить своей жажды к богатству и потому всегда остается неудовлетворенным и несчастливым.

5:10 Потребляющие его. По мнению одних, здесь разумеются члены фамилии, по мнению других — слуги и клиенты, расточающие богатство хозяина. В том и другом случае богатому приходится не столько пользоваться своим богатством, сколько смотреть, как пользуются им другие.

5:12-16 Екклезиаст приводит случай, когда богатство не только не дает счастья, но и делает человека положительно несчастным. Неожиданная потеря богатства, в особенности когда есть дети, есть величайшее несчастье, которое гораздо тяжелее всегдашней бедности.

5:17-19 Показав суетность богатства, Екклезиаст возвращается к своему выводу, что самое лучшее в жизни — наслаждаться добрым трудом и пользоваться земными благами в той мере, в какой посылает их Бог, не обременяя себя мучительными заботами о приумножении богатства. Мысль Екклезиаста, в сущности та же, что и в словах Спасителя: не пецытеся убо на утрей, утренний бо собою печется: довлеет дневи злоба его (Мф 6:34).

6:1-6 Екклезиаст продолжает развивать свою излюбленную мысль о неумении людей пользоваться богатством и вообще жизнью. Очень часто случается, что люди, обладающие большими богатствами, не извлекают из них никаких радостей. На их долю приходятся лишь труды и заботы, а жизненные радости достаются другим. Эти богачи, не видевшие при жизни ни света, ни радости, несчастнее выкидышей, так как они сходят в шеол с горьким сознанием бессмысленно проведенной жизни. Не было бы ему и погребения, т. е. не испытавши радостей при жизни, он не встретил сочувствия и почета по смерти.

6:7 Все труды человека имеют своею целью приобретение благ в удовлетворение потребностей. Но желания человека безграничны, и он вместо того, чтобы наслаждаться тем, что имеет, стремится лишь к новым приобретениям.

6:8 Бедняка, умеющего ходить пред живущими, т. е. бедняка, умеющего жить в общении с людьми и таким образом проводить приятную и спокойную жизнь. Преимущество мудрого перед глупым состоит в том, что в то время как богатый скупец в мрачном уединении избегает людей, мудрый наслаждается общением с людьми, менее всего думая о приумножении богатства.

6:9 Лучше созерцать глазами то, что есть, чем скитаться душой среди неосуществимых надежд и невыполнимых желаний. Лучше наслаждаться тем немногим, что имеешь, чем жить в постоянных заботах о будущем. Екклезиаст, однако, не забывает, что созерцание глазами, т. е. доступные человеку радости вовсе не составляют полного счастья, Ithron. Они, в сущности, тоже суетны, так как скоропреходящи.

6:10-13 Неизменность существующего порядка, невозможность для человека препираться с его Виновником и многое другое умножают суету жизни. Человеку поневоле приходится довольствоваться немногим, так как он не знает лучшего счастья, и будущее ему неизвестно.

7:1-6 До 7 главы то отношение к жизни, которому научал Екклезиаст, то «лучшее», что находил он в жизни, было указано им кратко и общо. Благодаря этому, его наставления могли подать повод к слишком одностороннему пониманию. Могло показаться (так не раз и случалось), что Екклезиаст приглашает к эпикурейскому наслаждению жизнью, к извлечению из нее всевозможных удовольствий и особенно чувственных. Его «ешь, пей, веселись» могло быть понято, как призыв к разнузданному веселию на жизненном пиру, как приглашение брать от жизни возможно больше наслаждений, не смущаясь мыслью о неизвестном будущем. Глава седьмая устраняет всякую возможность такого перетолкования и устанавливает истинный смысл наставлений Екклезиаста. Внушая «веселиться», он имел в виду не то легкомысленное, пошлое веселие среди мирских забав и развлечений, которое оставляет по себе ощущение пустоты и нравственной неудовлетворенности, но светлое, праздничное настроение, которое во всем совершающемся видит проявление Божественного разума и потому умеет извлекать минуты чистой, безмятежной радости даже из самых страданий, будут ли они чужие или собственные. Внутренний опыт научил Екклезиаста, что созерцание человеческих страданий и даже смерти вызывает в душе ту особенную полноту нравственного чувства, которая создает более прочное счастье, чем все пошлые развлечения, столь же кратковременные, как треск тернового хвороста (ст. 6). Человек научается тогда понимать истинный смысл жизни, примиряться со злом, не бояться смерти, оставаться безмятежно радостным при всех обстоятельствах жизни. Ввиду этого Екклезиаст советует предпочитать день смерти дню рождения, дом плача дому пира, сетование смеху, обличение мудрых песням глупых. При печали лица сердце делается лучше, точнее с еврейского: делается веселее, счастливее (ср. 11:9; Суд 19:6,9; Руфь 3:7; 3 Цар 21:7).

7:1 Хороша мудрость с наследством и особенно для видящих солнце. Частица םִע имеет здесь, как в 2:16, значение «ровно как», «подобно». Следует перевести: хороша мудрость как и наследство и преимущественнее (наследства) для видящих солнце, т. е. для людей.

7:7 И подарки портят сердце. Разумеются преимущественно подарки должностным лицам.

7:8-10 Екклезиаст предостерегает от того угрюмого и нетерпеливого недовольства, которое во всем старается отыскать дурное.

7:12 Преимущество мудрости в том, что она дает жизнь, жизнь не только истинно нравственную, но и физическую, поскольку отвращает человека от страстей, губящих тело.

7:14 Не мог сказать против Него. ויָרהא как в 3:22; 6:12 значит: после него. Следует перевести: не мог сказать после себя. Для того Бог посылает человеку благополучие и несчастье, чтобы он не знал будущего и чувствовал постоянную зависимость от Бога.

7:16 Не будь слишком строг, буквально: не будь слишком праведен. В этих словах некоторые видели выражение стоического принципа жить сообразно с природой и стоического понятия о добродетели, как искусстве μεσως ἔχειν — держаться средины. На самом же деле, продолжая развивать свою прежнюю мысль о разумном наслаждении жизнью, Екклезиаст предостерегает здесь лишь от излишнего педантизма и узкого ригоризма, в силу превратных нравственных понятий стремящегося изгнать из жизни все невинные радости, вполне дозволенные удовольствия.

7:17 Однако в стремлении к счастью человек не должен переходить границы дозволенного, так как всякий грех ускоряет не только нравственную, но и физическую смерть.

7:18 Мудрый человек сумеет найти средину и избежать крайностей бездушного ригоризма в нравственной распущенности, разумно пользуясь жизнью и оставаясь праведным. Некоторые толкователи находят здесь намеки на фарисейский ригоризм и распущенность саддукеев.

7:20 Ту же мысль выразил Соломон в своей молитве, именно в словах: ибо нет человека, который не грешил бы (3 Цар 8:46). Эта мысль легко связывается с последующими стихами, в которых внушается снисходительность к людям; но связь ее с предшествующим не ясна. А между тем 20-й стих начинается частицею ὅτι, которая указывает на то, что этот стих содержит обоснование предшествующей мысли. Ход мыслей, вероятно, таков. Необходимо заботиться о приобретении мудрости, охраняющей человека и от излишней строгости и от нравственной распущенности, так как нет человека на земле, который делал бы и не грешил.

7:23 Начало стиха правильнее перевести так: «далеко то, что есть, и глубоко-глубоко», т. е. далеко и глубоко отстоит от человеческого ведения все существующее, «дела, которые делает Бог» (3:11). Ср. Иов 28:12-22.

7:26 Вникая глубже в причину греха, несчастья, безумия, Екклезиаст находит, что она находится отчасти в женщине. Женщина — сеть и силки для человека слабого.

7:28 Отсюда Екклезиаст заключает, что женщина вообще в нравственном отношении испорченнее и развращеннее мужчины. Осуждение женщины у Екклезиаста не безусловно. В другом месте (9:9) жизнь с женою он считает одним из благ, доступных человеку.

7:29 Екклезиаст предупреждает возможный неправильный вывод из его предшествующих рассуждений. Бог, сотворивший человека правым, не есть виновник нравственной развращенности людей вообще и женщин в частности. Бог создал человека правым, т. е. нравственно здоровым, способным идти правым путем и не грешить. А люди пустились во многие помыслы, буквально: выдумки, мудрования. (Ср. 2 Пар 26:15: и сделал он в Иерусалиме искусно придуманные машины).

8:1 Никто не может понять сущность вещей так, как мудрый. Это глубокое понимание жизни создает в мудром радостное, покойное, все примиряющее настроение, отражающееся и на его наружности. Евр. dabar значит и вещь и слово. Отсюда LXX (и славянский), сирский перевод и Иероним перевели «значение слова», именно изречения, высказанного в следующем стихе.

8:2 Пред словами: слово царское храни, в подлиннике стоит местоимение первого лица — «я», при котором подразумевается глагол: говорю! О верноподданнической клятве говорится в 4 Цар 11:17; 17:12 и др.

8:3-4 Екклезиаст внушает повиновение и такт в отношении к царю, мотивируя это могуществом и безответственностью последнего. Не спеши уходить от лица его. По мнению одних комментаторов, Екклезиаст предостерегает здесь от самовольного отпадения от царя, от оставления верности и послушания ему. Другие видят здесь совет Екклезиаста не приходить в раздражение и не уходить от царя с негодованием, если он окажется в чем-либо неблагосклонным. В последнем случае слово dabar понимается в смысле «слова», а не «дела», и дальнейшее выражение переводится так: «не упорствуй в худом слове». Второе толкование подтверждается 10:4. И кто скажет ему: что ты делаешь? Этот оборот служит обыкновенно для описания всемогущества Божия (Иов 9:12; Ис 45:9; Дан 4:32; Прем 12:12). Здесь он применен к неограниченному царю деспотического государства.

8:5-7 Как в этом, так и во всяких других обстоятельствах, мудрость сумеет предотвратить зло. Мудрый знает, что всему есть время и устав, и потому старается все понять, ко всему примениться, не пытаясь вступать в бесплодную борьбу с неизбежным и неизвестным ходом вещей, властвующим над самою жизнью. Не будучи в состоянии предвидеть исхода своих предприятий, не думая о том, что для всякого дела есть свое время, свой суд, люди часто впадают в великие несчастья за свои попытки изменить существующий порядок вещей, существующие формы общественной жизни. Под «заповедью» в 5 ст. ближе всего разуметь повеления и законы царя, хотя в дальнейшем течении мысль Екклезиаста, очевидно, расширяется и дает возможность придавать этому слову нравственный смысл.

8:8 Человек не в состоянии бороться с установленным порядком вещей, так как последний господствует над самою его жизнью. В этой борьбе он никогда не встретит пощады, от неумолимого конца не спасет его никакое беззаконие, никакое отступление от закона (от правил борьбы).

8:9-10 Екклезиаст отмечает факт видимой несправедливости, когда нечестивые удостаивались почетного погребения, напротив праведники лишались его. Ст. 10 следует перевести так: «видел я тогда, что нечестивые были погребаемы и приходили (имеется в виду, в могилу, ср. Ис 62:2), но далеко удалялись от святого места (Иерусалима, храма или гроба) и были забываемы в городе те, которые поступали право». LXX и Вульгата, неправильно прочитав подлинник, перевели «восхваляемы» (ср. слав.) вместо «забываемы». Евр. ken, переведенное в русской Библии словом «знак», в данном месте; значит «справедливо», «так как следует» (ср. 4 Цар 7:9; Чис 27:7; 36:5).

8:11-13 Хота беззакония людей долгое время остаются ненаказанными, Екклезиаст все же верит, что в свое время Бог воздаст каждому по заслугам. Вера в праведное воздаяние выражается им решительно, но выражается догматически («я знаю»), не как несомненный факт наблюдаемой действительности, но как безусловное требование религиозного сознания. Екклезиаст не имеет ясного представления о том, когда, как и при каких обстоятельствах обнаружится Божественное воздаяние, он не говорит, будет ли это в земной или загробной жизни; он убежден лишь в одном, что Бог должен воздать каждому по заслугам. Выражение же: «недолго продержится тот, который не благоговеет перед Богом», скорее говорит за то, что Екклезиаст верит в воздаяние на земле.

8:14 Так как идея праведного воздаяния вытекала у Екклезиаста не из данных опыта, а из религиозной веры, то он не в силах был примирить ее с фактами страданий праведников и благоденствия грешников. Эти факты нисколько не потеряли своей очевидности в глазах Екклезиаста и после того, как он выразил свою непоколебимую веру в праведное воздаяние. Он снова с горечью останавливается на них, показывая тем, что в своей вере он не нашел еще полного успокоения.

8:15-17 Горькое сознание невозможности примирить веру с печальными фактами жизни приводит Екклезиаста к его излюбленной мысли, что следует трудиться и наслаждаться жизнью, не стремясь постигнуть того, чего постичь невозможно.

9 Ближе всматриваясь в судьбу праведников, Екклезиаст находит новое доказательство суетности человеческой жизни и необходимости довольствоваться теми немногими радостями, которые доступны людям.

9:1 Праведники и мудрые находятся в полной зависимости от Бога. Даже их действия и чувства не вполне обусловливаются их свободной волей, но подчинены бывают времени и случаю. Человек не может предвидеть, где и когда зародится в нем любовь или ненависть, и не в силах любовь превратить в ненависть, ненависть в любовь. Во всем том, что перед ним, т. е. во всем, что предстоит ему, что случится с ним.

9:2 Всему и всем одно. Буквальное с еврейского: «все, как всем» (LXX и слав. неправильно перевели: «суета во всех»), т. е. с праведниками все случается, как со всеми людьми. Одна участь — смерть и для праведников и для грешников. После слова «доброму» LXX, Вульгата и сирский перевод прибавляют «злому» (см. слав.). Возможно, что таково было первоначальное чтение и в подлиннике.

Клянущемуся. Следует разуметь не вообще произносящего клятву, так как Екклезиаст, как видно из 8:2, не считает ее грехом, но призывающего имя Божие всуе (Исх 20:7), без нужды, легкомысленно и даже ложно. Такая клятва у пророка Захарии ставится наряду с воровством (Зах 5:3). Некоторые экзегеты под боящимися клятвы и неприносящими жертвы разумеют ессеев, отрицавших клятву и жертвы. Но о столь раннем возникновении ессейской секты мы ничего не знаем из исторических памятников.

9:3 Великое зло в том, что участь и праведников и грешников одна. Те и другие одинаково умирают и отходят в шеол.

9:4-6 В шеоле же все равны, все равно ничтожны, ничтожны настолько, что жизнь самого незначительного человека ценнее пребывания в шеоле великого человека, так как умершие не знают ни надежды, ни воздаяния, ни любви, ни ненависти и вообще не имеют части ни в чем, что делается под солнцем. Все проявления духовной жизни человека, любовь, ненависть, звание, мудрость, размышление (ст. 10) Екклезиаст ставит в неразрывную связь с условиями земного существования, как явления, возможные лишь «под солнцем», в соединении с телом. С разрушением тела прекращаются и жизненные проявления, наступает состояние глубокого сна, состояние полужизни. При таком представлении о загробной жизни, разумеется, не могло быть речи о различии в судьбе праведников и грешников, о воздаянии за гробом. Утверждая вообще существование суда Божия, Екклезиаст нигде не распространяет его на потустороннюю жизнь. Мало того, он описывает ее в чертах, исключающих всякую мысль о воздаянии.

9:7-10 Свои печальные размышления Екклезиаст заключает по обыкновению, призывом к наслаждению жизнью. Чем мрачнее будущее человека, тем более он должен ценить радости земного существования.

9:11-12 Но, взирая радостными глазами на жизнь, человек ни на одну минуту не должен забывать о своей зависимости от времени и случая; он должен приготовиться ко всякой случайности, так как обыкновенно случается, что внешний успех не соответствует внутреннему достоинству человека. Благодаря полной неизвестности будущего человек не в состоянии бывает предупредить печальное для него стечение обстоятельств.

9:13-18 Но даже и здесь мудрость спасает человека от многих зол и умеет иногда направить ход событий ко благу людей. Хотя мудрость часто бывает предметом пренебрежения, однако она сильнее крика властелина, сильнее воинских орудий. Однако же никто не вспоминал об этом бедном человеке. Одни толкователи видят здесь указание на прежнюю неизвестность бедного человека до спасения города, другие — на скорое забвение его заслуг современниками. Контекст и грамматическое построение допускают то и другое понимание. Трудно сказать, взял ли Екклезиаст возможный случай или воспользовался определенным историческим фактом, чтобы иллюстрировать свою мысль. Некоторые толкователи видели в бедном и мудром человеке образ презренного Израиля.

10:1 Не только один грешник может погубить много доброго, но даже один глупый поступок, так сказать, небольшая доза глупости, может поколебать и погубить нравственное достоинство человека, его мудрость и честь, подобно мертвой мухе, попавшей в благовонную масть. «Малая закваска все тесто квасит», говорит апостол (1 Кор 5:6)¹.

10:2 «Правый», «правая сторона», как и во всех языках, выражает понятие истинно доброго, справедливого; ««левый», «левая сторона» напротив — понятие ложного, злого, несправедливого.

10:3 По какой бы дороге ни шел глупый, у него (всегда) недостает смысла. Точнее следует перевести: «и по дороге, когда глупый идет, ему недостает смысла», т. е. глупый не делает ни одного шага, чтобы не обнаружить своей глупости. И всякому он выскажет, что он глуп, т. е. всякому покажет свою глупость. Перевод Иеронима и Симмаха: «он всякого считает за глупого», мало вяжется с контекстом.

10:4 Екклезиаст продолжает характеристику мудрого и глупого. Мудрый человек должен спокойно относиться к раздражению своего начальника, не спешит оставлять свое место, зная, что незаслуженный гнев начальника пройдет, что спокойствие и кротость обезоруживают людей в случаях даже серьезных проступков.

10:5-7 По вине правителей глупые и недостойные уважения остаются в унижении и презрении. Ст. 5 следует точнее передать так: «есть зло, которое видел я под солнцем, подобное погрешности, происходящей от властелина». Богатые сидят низко; разумеются лица знатных и заслуженных родов. Случаи, указанные Екклезиастом, часто имели место в Персидском царстве.

10:8-10 Связь этих стихов с предшествующими понимается различно. Одни находят здесь изображение тех интриг, путем которых добивались высокого положения низшие и глупые люди. Другие видят в этих стихах продолжение характеристики мудрого и глупого. Кто неосторожно берется за рискованные и опасные предприятия, к своей ли выгоде или ко вреду другим, тот легко может повредить себе. Мудрость же научит человека соразмерять желания со своими силами, не расточать непроизводительно своей энергии. Она заранее сознает всю опасность и всю трудность каждого предприятия и умеет вовремя устранить их: Мудрость умеет это исправить; точнее с еврейского: «преимущество успешного действия — мудрость».

10:11 Этот стих следует перевести так: «если змей ужалит незаговоренный, то не имеет никакой пользы заклинатель». Заклинание, по этим словам, предполагается ранее укушения. Пс 57:5 говорит о змее, который жалит, не допуская над собой заклинания. В образной речи Екклезиаст указывает на бесполезность запоздалых действий.

10:12 Болтливость глупого распространяется и на такие предметы, которых человек не может знать, и о которых ему никто не скажет.

10:15 Незнание дела, незнание самых простых вещей, напр., дороги в город, неумение найти защиту своих интересов у городского судьи, делает труд глупого утомительным и бесплодным.

10:16 Особенно велико несчастье от глупых людей, когда они оказываются царями и правителями. Царь твой — отрок, т. е. с детским умом, глупый. У Исаии (Ис 3:4,12) дурные правители названы детьми и женщинами. Князья твои едят рано, т. е. ведут невоздержную и беспечную жизнь (ср. Ис 5:11 и сл.).

10:18-19 Как от лености хозяина приходит в упадок дом, так разрушается и государство от ленивых и невоздержных правителей, обирающих свой народ.

10:20 Сказав, что глупые и ленивые правители — несчастье для страны, Екклезиаст спешит дать практический совет не осуждать и таких правителей, так как неодобрительные ответы о них какими-то неведомыми путями обыкновенно доходят до их ушей.

11 В главах 11:1-12:8 дается как бы резюме предшествующих размышлений Екклезиаста об условиях счастливой жизни. Таких условий три: доброе делание, невинные наслаждения и полная преданность Божественному провидению. Первое условие раскрыто в 11:1-6, второе — в 11:7-10, третье — в 12:1-7.

11:1 В образных выражениях Екклезиаст призывает к самой широкой благотворительности, чуждой всякого расчета наличную выгоду («по водам»). Всякая жертва со временем принесет свой плод жертвователю. Некоторые толкователи думают, что Екклезиаст побуждает здесь своих современников к торговой предприимчивости, к смелым коммерческим операциям на море. Но, как видно из других мест книги, Екклезиаст старался скорее сдержать излишнюю предприимчивость богатых людей, всю жизнь проводивших в заботах о приумножении богатства. Из следующего стиха ясно, что речь здесь о благотворительности.

11:2 Семь и даже восемь указывают на возможно более полное число людей, с которыми следует делиться своим имуществом.

11:3 Когда облака будут полны, то они прольют на землю дождь. Всякая жертва вновь возвращается к жертвователю подобно тому, как испарившаяся на земле вода, наполнив собой облака, снова падает на землю. Образ дождевых облаков обычно в Библии символизирует милость, благотворительность (Прем 25:14; Сир 35:23). И если упадет дерево на юг или на север, то оно там и останется, где упадет. В мире нравственном, как и в физическом, определенные причины всегда вызывают определенные действия, и вообще, говоря, человек жнет только там и только то, где и что он сеет, с такою же необходимостью, с какой упавшее дерево остается на том именно месте, куда упало.

11:4 Делая добро, человек не должен проявлять излишней расчетливости, осторожности и мнительности, чтобы не остаться без всякой жатвы, подобно слишком усердно наблюдающему за ветром и облаками.

11:5-6 Не зная путей Божиих, не будучи в состоянии предвидеть, где его деятельность будет плодотворна, человек должен пользоваться каждым моментом для доброй деятельности.

11:7-10 В этих стихах Екклезиаст призывает к веселию и радости, пока не наступили темные дни. Человек должен наслаждаться всем, что есть приятного и красивого в мире, помня, однако, о праведном суде Божием. Пусть помнит о днях темных. Дни темные, в противоположность всем годам прожитой жизни, означают дни пребывания в шеоле. Ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих, т. е. следуй внушениям сердца и очей, пока это не противно правде Божией. LXX увидели в этих словах противоречие с Чис 15:39, где запрещается «ходить вслед сердца вашего и очей ваших», и потому перед словами: «по видению очей твоих», прибавили отрицание μὴ (слав.: «не»). Это отрицание, однако, совершенно излишне, так как из контекста ясно, что Екклезиаст говорит лишь о таких влечениях сердца, которые непротивны Божественным заповедям.

12 Два главнейших условия человеческого счастья — делание добра и здоровое наслаждение жизнью возможны лишь тогда, когда соединяются с религиозным настроением, с чувством полной преданности Богу. Вне религиозного настроения наслаждение жизнью неизбежно принимает извращенный вид и приводит в конце концов к тяжелому разочарованию; точно так же и нравственная деятельность человека теряет свою разумность, свою цель, как скоро в явлениях мира и жизни человек ничего не видит, кроме действия слепого случая. Вот почему Екклезиаст в своем последнем увещании призывает читателя к постоянному памятованию о Боге, как Творце мира, как Первопричине всего существующего, к памятованию в течение всей жизни, а не в пору лишь старости, когда и душа и тело ощущают уже быстрое наступление вечной ночи — смерти.

12:1 Доколе не пришли тяжелые дни, буквально: «дни зла», не дни загробного существования, как в 11:8, а дни старости, дни физического и психического упадка.

12:2 Наступление мрака и туч, т. е. зимы, — образ не самой смерти, а ее предвестницы — старости.

Книга Екклезиаста, как видно из ее начала, содержит в себе слова Екклезиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме. Так как лишь один сын Давида был царем, именно Соломон, то очевидно, что этот последний и назван здесь Екклезиастом. Соломон во все времена еврейской истории считался величайшим мудрецом и, как творец многих назидательных притчей, учителем народа. С таким характером он выступает и в нашей книге. Он «сам был мудр и учил народ познанию», замечает писатель книги в Екк 12:9. Соответственно этой черте Соломону дано еврейское название Когелет. Оно происходит от корня kahal, который в глагольной форме значит: созывать, собирать (= греч. ἐκκαλέω) ср. Лев 8:3; Числ 1:18; Втор 4:10 и др., в форме существительного имени (как греч. ἐκκλησία ¹ ); собрание вообще, религиозное собрание в частности, напр., Числ 10:7; Пс 21:23; Пс 34:18; Неем 5:7 и др. Отсюда евр. koheleth, как и греч. ἐκκλησαιστής, значит: созывающий собрание, говорящий в собрании, церковный оратор, проповедник. К такому наименованию Соломона мог дать частный повод в высшей степени знаменательный факт, описанный в 3 Цар 8 (ср. 2 Пар 5-6), когда Соломон при освящении своего храма, созвав (jakhel) израильтян, произнес свою замечательнейшую молитву о ниспослании милости Божией всем приходящим во храм, как народу еврейскому, так и иноплеменникам, затем, благословив собрание (kehal), обратился к нему с речью, в которой молил Бога о том, чтобы Он направил сердце народа на сохранение уставов и соблюдение заповедей. Здесь таким образом в наглядной, осязательной форме Соломон явился тем, чем он был для своего народа и во все последующие времена, т. е. когелетом, проповедником. Женская форма евр. имени указывает или на подразумеваемое существительное chokma (мудрость) или, вероятнее, на официальную миссию Соломона, как народного учителя, так как имена, означающие должность, часто принимали у евреев форму женского рода. Вероятно, таким путем образовавшееся символическое имя Соломона — Когелет — (Екклезиаст) дало название и самой книге.

Все содержание книги Екклезиаста служит как бы ответом на вопрос: в чем счастье на земле, возможно ли для человека полное, совершенное счастье (Екк 1:3; Екк 3:9; Екк 5:15; Екк 6:11)? На этот вопрос Екклезиаст самым решительным образом дает отрицательный ответ. Ithron — так называет он совершенное счастье — в отличие от временных и скоропреходящих радостей — невозможно для человека. Ничто в мире и в жизни человека не может дать такого счастья. Отсюда все суетно, все ничтожно, все бесполезно. Суета сует, все суета. Вот вывод, к которому пришел Екклезиаст путем долгих и тяжелых исканий и который он одинаково решительно высказывает как в начале, так и в конце книги (Екк 1:2; Екк 12:8). Но почему недостижимо абсолютное счастье, почему все оказывается в этом смысле бесполезным и суетным? Причина этого в том, что все в мире подчинено неизменным и в то же время однообразным законам и вследствие этого находится в постоянном круговращении, не дающем ничего нового, ничего такого, что могло бы хотя в будущем обеспечить достижение Ithron (Екк 1:4-11). Движение не вперед, а вокруг, беспрогрессивное круговращение наблюдается не только во внешней природе, но и в жизни человеческой, где психические явления чередуются с тою же последовательностью, как и явления природы, столь же мало зависят от воли человека, где также есть всему свое время (Екк 3:1-8). Эта неотвратимость естественного хода вещей, бессилие человеческой воли изменить его направление, подчинить себе, делают счастье, доступное человеку, непрочным, непостоянным, случайным, скоропреходящим. Человек ни за одну минуту не может поручиться, что счастье не изменит ему. Конечно, такое счастье не есть Ithron. Исследуя затем частные случаи из собственной жизни и жизни людей, Екклезиаст еще более убеждается в том, что ничто не может дать человеку истинного счастья. Мудрость? Но она приносит людям мучение, обнажая и в мире и в человеке безобразие и ничтожество, прикрывающееся видимой красотой и целесообразностью, рождая в человеке тяжелое сознание ограниченности его ума и непостижимости всего существующего (Екк 1:13-18). Беспечное веселье, пользование всякими удовольствиями и развлечениями? Но оно оставляет в душе человека мучительное ощущение пустоты и бессодержательности (Екк 2:1-2). Радости труда, разнообразной деятельности? Но они меркнут от сознания ничтожности и случайности результатов труда (Екк 2:3-11). Последние зависят не столько от самого человека, его талантов и энергии, сколько от времени и случая (Екк 9:11). Не зависит от человека и то благо, чтобы есть и пить (Екк 2:24). Богатство? Но оно принадлежит, собственно, не человеку, а жизни. При смерти обладателя оно переходит к наследнику, который может оказаться глупым и злоупотребить наследством (Екк 2:18-19). Да и при жизни богатые часто чувствуют себя одинокими, мучатся завистью, раздорами, жадностью (Екк 4:4-8; Екк 6:1-6) или внезапно теряют богатство (Екк 5:10-16). Но над всеми этими человеческими скорбями и превратностями царит величайшее зло — смерть, которая одинаково поражает и мудрых и глупых (Екк 2:14-16), и праведных и нечестивых (Екк 9:1-3), уничтожая таким образом всякое различие между людьми и делая счастье их призрачным. А то, что следует за смертью, состояние в шеоле, есть жизнь без знания, размышления, без любви, надежды и ненависти, жизнь, по сравнению с которой даже печальное земное существование есть благо, так как и псу живому лучше, чем мертвому льву (Екк 9:4-6.10). Где царствует смерть, там не может быть прочного счастья. Но что же отсюда следует? Должен ли человек прийти к мрачному унынию, к сознательному отвращению к жизни, столь безжалостно разбивающей все мечты о счастье? Нет. Там, где, по-видимому, беспросветным туманом должен был нависнуть крайний пессимизм, для Екклезиаста заблестела живая надежда на возможность некоторого счастья, вера в некоторую ценность жизни. Ithron — совершенное счастье для Екклезиаста по-прежнему оставалось недостижимым, но он нашел в жизни сравнительное благо, относительное счастье, то, о чем с уверенностью можно сказать, что это нечто лучшее. На место недостижимого Ithron является возможное для человека Tob. Что такое это Tob? Чтобы понять и суметь достичь это Tob, для этого необходимо взглянуть на мир и жизнь человека с совершенно новой точки зрения, с точки зрения религиозной, надо на место миросознания поставить богосознание, живое сознание действующей в мире Божественной силы. Все в мире подчинено известным неизменным законам, но эти законы суть не что иное, как выражение Божественной воли. Человек зависит не от слепого рока, а от Божественного провидения. Все от руки Божией. Без него человек не может даже есть и пить (Екк 2:24-26). Человек не в состоянии препираться с Богом (Екк 6:10), изменить то, что делает Бог (Екк 3:14; ср. Екк 7:13). Он не знает путей Божиих (Екк 3:16-17), не знает ни будущего, ни целей настоящего (Екк 3:11; Екк 11:5; Екк 7:14). Но если пути Божии и непостижимы, то они, во всяком случае, не могут быть несправедливы. Бог воздаст каждому по заслугам, наградит боящихся Его и накажет нечестивых (Екк 8:12-13). Как только человек начинает взирать на мир с религиозной точки зрения, коренным образом изменяется его настроение. Убедившись в том, что судьба человека в руках Божиих (Екк 9:1), он оставляет все беспокойные заботы и боязливые ожидания будущего, всякое раздражение огорчение и досаду (Екк 5:16), которые, ни к чему не приводя, портят настоящее, отравляют всякие радости, и наиболее верное средство к обеспечению будущего видит в приобретении милости Божией сердечной молитвой, благоговейным исполнением обрядов, соблюдением заповедей и обетов (Екк 4:17-5:4). Спокойный за будущее, он безмятежно наслаждается теми радостями, какие посылает ему Бог (Екк 7:14). Он ест с веселием хлеб свой, пьет в радости вино свое, считая то и другое за дар Божий (Екк 9:7; Екк 3:13). Он наслаждается жизнью с женою своею, которую дал ему Бог на все суетные дни под солнцем (Екк 9:9). Во всякое время одежды его светлы, и елей не оскудевает на голове его (Екк 9:8). Сладок ему свет и приятно ему солнце (Екк 11:7). Если Бог посылает ему несчастье, он размышляет (Екк 7:14) и примиряется с ним, вполне убежденный в целесообразности и справедливости Божественного промысла, в воспитывающей и очищающей силе страданий. Зная, что при печали лица сердце ублажается (Екк 7:3), он намеренно ищет того, что возбуждает печаль. Он предпочитает день смерти дню рождения, дом плача дому пира, сетование смеху, обличения мудрых песням глупых (Екк 7:1-6). В отношении к людям он проникается чувством незлобия, снисходительности, доброжелательства. Он ищет нравственного единения с людьми, зная, что двоим лучше, чем одному (Екк 4:9-10). Уверенный, что от судьбы других людей зависит и его судьба, он всячески содействует их благополучию, щедро раздавая свое имущество (Екк 11:1-2).

Таковое состояние духа, когда человек, всецело вручив себя Божественному провидению, безмятежно наслаждается жизнью, спокойно и благополучно перенося все посылаемые ему испытания, и есть единственно возможное для него счастье, его Tob. Но это счастье не полное, оно не может вполне удовлетворить вложенному в человека стремлению к вечному счастью (Екк 3:10-11). Ithron недостижимо. Все суета и томление духа. Вот результат, к которому пришел Екклезиаст. С его учением о шеоле, с его неопределенным представлением о суде Божием, с его полным незнанием воскресения мертвых Екклезиаст не мог придти к иному выводу. Он искал совершенного счастья «под солнцем», т. е. в пределах земного бытия, но там его не могло быть.

Книга Екклезиаста в надписании своем (Екк 1:1) усвояется Соломону. Но само по себе надписание книги не решает окончательно и безусловно вопроса о ее писателе. В древности было в обычае воспроизводить мысли и чувства замечательных исторических лиц в разговорной или поэтической форме. Это было своего рода литературным приемом, особой литературной формой, в которой автор, заботясь о тожестве духа, а не о тожестве буквы, брал из истории лишь общую мысль, подвергая ее самостоятельной разработке. Пример такого своеобразного изложения речей пророческих можно находить в книгах Царств и Паралипоменон. Некоторые особенности книги Екклезиаста убеждают в том, что и в ней мы имеем дело с подобным литературным приемом. Прежде всего язык книги с несомненностью показывает, что она явилась уже после плена вавилонского, когда еврейский язык потерял свою чистоту и получил сильную арамейскую окраску. Книга Екклезиаста переполнена арамеизмами даже в большей степени, чем книги Ездры и Неемии и другие послепленные произведения, заключает в себе множество отвлеченных и философских выражений и даже имеет кое-что общее с талмудическим словоупотреблением (см. особенности языка у Кейля, Bibl. comment ьb. d. poet. В. А. Т. IV В; р. 197-206 и М. Олесницкий. Книга Екклезиаста. С. 156-157. Прав один исследователь, сказавший, что если бы Соломон написал книгу Екклезиаста, то не было бы никакой истории еврейского языка. Во всяком случае, тогда нельзя было бы усвоять Соломону книгу Притчей. И в самом содержании книги мы найдем немало признаков ее позднейшего происхождения. Екклезиаст говорит о себе: Я был царем над Израилем в Иерусалиме (Екк 1:12). Сам Соломон не мог употребить здесь прошедшего времени, так как он оставался царем до конца своей жизни. Таким образом мог сказать о нем человек, живший после него. То же следует сказать о выражении: Я возвеличился и приобрел мудрости больше всех бывших прежде меня над Иерусалимом (Екк 1:16). До Соломона лишь один Давид был царем в Иерусалиме, следовательно, при жизни Соломона нельзя было говорить о всех бывших царях в Иерусалиме. По Екк 2:3.9 представляется, что Соломон предавался чувственным наслаждениям ради философских экспериментов, по идеальным мотивам. Этого не мог сказать о себе исторический Соломон. Говоря о религиозных недостатках современного общества, наша книга совершенно умалчивает об идолопоклонстве, столь широко распространенном во времена царей, а отмечает фарисейское, бездушное исполнение обрядов (Екк 4:17; Екк 5:1-19), о котором часто говорит пророк Малахия. Непонятно для времени Соломона и предостережение от составления и чтения многих книг (Екк 12:12). Самое содержание книги, жалобы на суетность всего, общее чувство неудовлетворенности, увещание не поддаваться мрачному унынию, довольствоваться немногим в жизни — мало подходит к славной и блестящей эпохе Соломона, когда еврейский народ переживал пору своей юности, полный сил и надежд, гордый своими успехами, не знавший еще разочарования. Здесь сказались скорее общее недовольство послепленного времени, общее утомление в постоянной борьбе с тяжелыми политическими и социально-экономическими условиями жизни. Не говори, отчего это прежние дни были лучше нынешних, наставляет Екклезиаст. Ни в одну эпоху это так часто не говорилось, как после плена. Все это побуждает признать, что книга Екклезиаста написана не Соломоном, а лицом, жившим в послепленное время. Уже м. Филарет допускал некоторое сомнение в принадлежности ее Соломону. «К сожалению, — писал он, — обращение Соломона не столь достоверно, как его заблуждение. Книга Екклезиаста, по-видимому, есть памятник его покаяния» (Начерт. церковно-библ. истории. Изд. 9. С. 230, 231).

Как видно из содержания книги и из исторических обстоятельств ее появления, цель, какую ставил себе ее писатель, состояла в том, чтобы утешить впадавших в уныние современников, с одной стороны выяснив суетность и тленность всего земного, с другой стороны указав средство и при существовавших тяжелых условиях создать более или менее сносное существование. Это средство заключалось в том, чтобы жить, трудиться, наслаждаться всякими доступными радостями, ежеминутно, так сказать, ощущая свою зависимость от Божественного провидения и в нем почерпая для себя источник нравственного мужества и душевного спокойствия. Такая задача книги, как и все ее содержание, вполне согласное с богооткровенным ветхозаветным учением, не дают никаких оснований сомневаться в каноническом достоинстве книги. Если некоторые древние раввины, а за ними и христианские писатели (напр., Иустин, Ириней, Климент Александрийский, Ориген) совершенно умалчивают о книге Екклезиаста и сомневаются в каноническом достоинстве книги, то это объясняется тем, что они брали и толковали некоторые соблазнявшие их места отрывочно, без связи с общим содержанием книги, и вследствие этого находили в них признаки эпикуреизма, фатализма и пессимизма. Ничего подобного не оказывается в книге при правильном ее понимании.

См. «Понятие о Библии».

Третий отдел ветхозаветных священных книг составляют в греко-славянской Библии книги «учительные», из которых пять — Иова, Псалтирь, Притчи, Екклезиаст и Песнь Песней признаются каноническими, а две — Премудрость Соломона и Премудрость Иисуса сына Сирахова¹ неканоническими. В противоположность этому в еврейской Библии двух последних, как и всех вообще неканонических, совсем не имеется, первые же пять не носят названия «учительных», не образуют и особого отдела, а вместе с книгами: Руфь, Плач Иеремии, Есфирь, Даниил, Ездра, Неемия, первая и вторая Паралипоменон, причисляются к так называемым «кетубим», «агиографам», — «священным писаниям». Сделавшееся у раввинов-талмудистов техническим обозначением третьей части Писания название «кетубим» заменялось в древности другими, указывающими на учительный характер входящих в ее состав произведений. Так, у Иосифа Флавия современные учительные книги, кроме Иова, известны под именем «прочих книг, содержащих гимны Богу и правила жизни для людей» (Против Аппиона I, 4); Филон называет их «гимнами и другими книгами, которыми устрояется и совершенствуется знание и благочестие» (О созерцательной жизни), а автор 2-ой маккавейской книги — «τὰ του̃ Δαυιδ καὶ ἐπιστολὰς βασιλέων περὶ ἀναθεμάτων» — «книги Давида и письма царей о приношениях» (2:13). Наименование «τὰ του̃ Δαυιδ» тожественно с евангельским названием учительных книг псалмами» («подобает скончатися всем написанным в законе Моисееве и пророцех и псалмех о мне»; Лк 24:44), а это последнее, по свидетельству Геферника, имело место и у раввинов. У отцов и учителей церкви, выделяющих, согласно переводу LXX, учительные книги в особый отдел, они также не носят современного названия, а известны под именем «поэтических». Так называют их Кирилл Иерусалимский (4-е огласительное слово), Григорий Богослов (Σύταγμα. Ράκκη, IV, с. 363), Амфилохий Иконийский (Ibid. С. 365), Епифаний Кипрский и Иоанн Дамаскин (Точное изложение православной веры. IV, 17). Впрочем, уже Леонтий Византийский (VI в.) именует их «учительными», — «παραινετικά» (De Sectis, actio II. Migne. Т. 86, с. 1204).

При дидактическом характере всего Священного Писания усвоение только некоторым книгам названия «учительных» указывает на то, что они написаны с специальной целью научить, вразумить, показать, как должно мыслить об известном предмете, как его следует понимать. Данную цель в применении к религиозно-нравственным истинам и преследуют, действительно, учительные книги. Их взгляд, основная точка зрения на учение веры и благочестия — та же, что и в законе; особенность ее заключается в стремлении приблизить богооткровенную истину к пониманию человека, довести его при помощи различных соображений до сознания, что ее должно представлять именно так, а не иначе, Благодаря этому, предложенная в законе в форме заповеди и запрещения, она является в учительных книгах живым убеждением того, кому дана, кто о ней думал и размышлял, выражается как истина не потому только, что открыта в законе, как истина, но и потому, что вполне согласна с думой человека, стала уже как бы собственным его достоянием, собственной его мыслью. Приближая богооткровенные истины к человеческому пониманию, учительные книги, действительно, «совершенствуют сознание и благочестие». И что касается примеров такого освещения их, то они прежде всего наблюдаются в кн. Иова. Ее главное положение, вопрос об отношении правды Божией к правде человеческой, трактуется автором с точки зрения его приемлемости для человеческого сознания. Первоначально сомневавшийся в божественном правосудии, Иов оказывается в результате разговоров уверовавшим в непреклонность божественной правды. Объективное положение: «Бог правосуден» возводится на степень личного субъективного убеждения. Подобным же характером отличается и кн. Екклезиаст. Ее цель заключается в том, чтобы внушить человеку страх Божий (Иов 12:13), побудить соблюдать заповеди Божии. Средством к этому является, с одной стороны, разъяснение того положения, что все отвлекающее человека от Бога, приводящее к Его забвению, — различные житейские блага не составляют для человека истинного счастья, и потому предаваться им не следует, и с другой — раскрытие той истины, что хранение заповедей дает ему настоящее благо, так как приводит к даруемому за добрую жизнь блаженству по смерти, — этому вечно пребывающему благу. Равным образом и кн. Притчей содержит размышления о началах откровенной религии, законе и теократии и влиянии их на образование умственной, нравственной и гражданской жизни Израиля. Результатом этого размышления является положение, что только страх Господень и познание Святейшего составляют истинную, успокаивающую ум и сердце, мудрость. И так как выражением подобного рода мудрости служат разнообразные правила религиозно-нравственной деятельности, то в основе их лежит убеждение в согласии откровенной истины с требованиями человеческого духа.

Раскрывая богооткровенную истину со стороны ее согласия с пониманием человека, учительные книги являются показателями духовного развития народа еврейского под водительством закона. В лице лучших своих представителей он не был лишь страдательным существом по отношению к открываемым истинам, но более или менее вдумывался в них, усваивал их, т. е. приводил в согласие со своими внутренними убеждениями и верованиями. Погружаясь сердцем и мыслию в область откровения, он или представлял предметы своего созерцания в научение, для развития религиозного ведения и споспешествования требуемой законом чистоте нравственности, как это видим в кн. Иова, Екклезиаст, Притчей и некоторых псалмах (78, 104, 105 и т. п.), или же отмечал, выражал то впечатление, которое производило это созерцание на его сердце, в лирической форме религиозных чувствований и сердечных размышлений (Псалтирь). Плод богопросвещенной рефлексии о божественном откровении, данном еврейскому народу в закон, учительные книги носят по преимуществу субъективный характер в отличие от объективного изложения истин веры и благочестия в законе и объективного же описания жизни еврейского народа в книгах исторических. Другое отличие учительных книг — это их поэтическая форма с ее характерною особенностью — параллелизмом, определяемым исследователями еврейской поэзии как соотношение одного стиха с другим. Это — род рифмы мысли, симметрия идеи, выражаемой обыкновенно два или иногда три раза в различных терминах, то синонимических, то противоположных. Сообразно различному взаимоотношению стихов параллелизм бывает синонимический, антитический, синтетический и рифмический. Первый вид параллелизма бывает тогда, когда параллельные члены соответствуют друг другу, выражая равнозначащими терминами один и тот же смысл. Примеры подобного параллелизма представляет Пс 113 — «когда Израиль вышел из Египта, дом Иакова (из среды) народа иноплеменного, Иуда сделался святынею Его, Израиль владением Его. Море это увидело и побежало, Иордан возвратился назад, горы прыгали, как овцы, и холмы, как агнцы». Параллелизм антитический состоит в соответствии двух членов друг другу через противоположность выражений или чувств. «Искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего. Сытая душа попирает и сот, а голодной душе все горькое сладко» (Притч 27:6-7). «Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся. Они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо» (Пс 19:8-9). Параллелизм бывает синтетическим, когда он состоит лишь в сходстве конструкции или меры: слова не соответствуют словам и члены фразы членам фразы, как равнозначащие или противоположные по смыслу, но оборот и форма тожественны; подлежащее соответствует подлежащему, глагол — глаголу, прилагательное — прилагательному, и размер один и тот же. «Закон Господа совершен, укрепляет душу; откровение Господа верно, умудряет простых; повеления Господа праведны, веселят сердце; страх Господа чист, просвещает очи» (Пс 18). Параллелизм бывает, наконец, иногда просто кажущимся и состоит лишь в известной аналогии конструкции или в развитии мысли в двух стихах. В этих случаях он является чисто рифмическим и поддается бесконечным комбинациям. Каждый член параллелизма составляет в еврейской поэзии стих, состоящий из соединения ямбов и трохеев, причем самый употребительный стих евреев — гептасиллабический, или из семи слогов. Стихами этого типа написаны кн. Иова (Иов 3:1-42:6), вся книга Притчей и большинство псалмов. Встречаются также стихи из четырех, пяти, шести и девяти слогов, чередуясь иногда с стихами различного размера. Каждый стих является, в свою очередь, частью строфы, существенным свойством которой служит то, что она заключает в себе единую, или главную, мысль, полное раскрытие которой дается в совокупности составляющих ее стихов. Впрочем, в некоторых случаях то две различные мысли соединены в одной строфе, то одна и та же мысль развивается и продолжается далее этого предела.

Комментарий к переводу Кулакова

Комментарий к текущему отрывку

Комментарий к книге

Комментарий к разделу

1:8 Или: все слова истерлись; или: все дела утомляют.

1:13 а) Или: решил я разум свой направить. Сердце в евр. - это орган мышления и познания, а не только чувств, как в русском; ср. ст. 16, 17.

1:13 б) Друг. возм. пер.: на мученье; или: для смиренья; ср. 3:10.

1:14 а) Букв.: увидел я.

1:14 б) Или: поиски / стремление; подобное в ст. 17.

1:15 Так по друг. чтению; букв.: не исчислить.

1:16 а) Букв.: сердцу моему.

1:16 б) Букв.: и мое сердце видело много мудрости и знания.

1:17 Друг. возм. пер. (здесь и далее): безумные (удовольствия).

2:1 Букв.: в сердце моем; то же в ст. 15; 3:17, 18.

2:2 Букв.: что она делает / дает?

2:3 Друг. чтение:и не хватаясь за глупость.

2:4 Букв.: дома.

2:8 а) Возможно, речь идет о гареме; или: и сундук за сундуком; или: музыкальные орудия. LXX: виночерпия и наливающих вино женщин; масоретский текст неясен.

2:8 б) Или: людей / сынов человеческих.

2:12 Или: наследник царя более него, то ведь уже делали раньше; ср. 1:9, 10.

2:14 Букв.: глаза мудрого - в голове его.

2:18 Или: на свете; букв.: под солнцем; то же в ст. 19 и 22.

2:20 Или: я отчаялся.

2:24 Букв.: от Божьей руки.

2:25 LXX и Пешитта: как не ему?

3:1 Или: всякой вещи; или: всякому желанию.

3:2 Букв.: рождать.

3:5 Землю перед распахиванием освобождали от камней, и, напротив, заваливали камнями плодородные земли врагов; ср. 4 Цар 3:19. Существуют и другие толкования.

3:6 Букв.: отбрасывать.

3:10 Друг. возм. пер.: на мученье; или: для смиренья; ср. 1:13.

3:11 Евр. яфе - прекрасный, красивый, приятный - в данном случае употреблено в значении: уместный, правильный, хороший. Ср. 5:17.

3:12 Или: да делать доброе в жизни своей.

3:15 Или: Бог ушедшее отыщет; ср. LXX: Бог отыщет преследуемого.

3:16 а) Или: закона; или: суда.

3:16 б) Или: нечестие.

3:17 а) Или: нечестивца.

3:17 б) Пер. по друг. чтению; букв.: ибо там есть время для каждого дела и каждого поступка.

3:18 Один из возм. переводов трудного места.

3:20 Букв.: все идут в одно место.

3:21 Или: дыхание; здесь то же слово, что в ст. 19.

4:2 Или: и воздал я славу уже умершим.

4:3 Букв.: но (в сравнении) с обоими лучше / благо тем.

4:4 а) Друг. возм. пер.: успехи.

4:4 б) Или: поиски / стремление; подобное в ст. 6.

4:6 Здесь явная перекличка с традиционной мудростью, дополнение к ней и даже спор с ней, см. Притч 6:9-11.

4:7 Букв.: тщете, евр. хевель.

4:8 а) Букв.: не насыщается, ср. 1:8.

4:8 б) Букв.: лишаю душу блага.

4:8 в) Или: не к добру / несчастное дело. Ср. 1:13; 3:10.

4:10 LXX: но беда, когда упадет один…

4:14 а) См. Быт 41:37-43.

4:14 б) Один из возможных переводов трудного места.

4:15 Букв.: увидел.

4:16 Или: нет числа народу - тем, кто шел впереди него, но не порадуются ему те, кто будут после.

4:17 а) Букв.: наблюдай за ногою твоей, идя в Божий Дом.

4:17 б) Друг. возм. пер.: даже зла сотворить они не умеют; или: зло творят, не понимая этого.

5:2 Или: где много забот, там (дурные) сны; или: где много трудов, там (крепок) сон.

5:3 Ср. Втор 23:21.

5:5 а) Или: перед посланником (из Храма); LXX: перед Богом.

5:5 б) Букв.: дела рук твоих.

5:6 Или: много снов, как и много слов - тщета; или: где много снов, там и много бесполезных слов.

5:7 Или: области / провинции.

5:8 Точный смысл масоретского текста неясен. Наиболее вероятный смысл этого стиха таков: от успешного ведения земледелия зависит экономика страны и стабильность власти. Друг. возм. пер.: но благо земле, когда ей занимается сам царь; или: но любая прибыль - от земли, и царь - для того, чтобы было вспахано поле.

5:9 Букв.: не насыщается деньгами (букв.: серебром), ср. 1:8; 4:8.

5:13 Или: в тяжких обстоятельствах.

5:17 Или: есть и пить, и видеть счастье в труде.

6:1 Друг. возм. пер.: обычно оно среди людей; или: много его среди людей.

6:3 Букв.: и погребения не было у него.

6:4 Букв.: он в тщете вошел.

6:7 Или (ближе к букв.): никак не насытится душа; ср. Притч 16:26 и примеч. к этому стиху.

6:8 Пер. по друг. чтению. Масоретский текст труден для понимания.

6:9 Или: что увлекает ненасытное воображение.

6:10 Букв.: судиться с тем, кто сильней его.

6:11 Или (ближе к букв.): много слов (лишь добавляют) больше тщеты.

6:12 Или: тщетной, евр. хевель.

7:1 Букв.: елея в знач. благовония, душистого масла; в оригинале игра слов и звукопись, не передаваемая при переводе: тов шем мишшемен тов.

7:2 а) Букв.: в дом плача… в дом пированья; подобное в ст. 4.

7:2 б) Букв.: ибо таков конец всякого человека.

7:2 в) Букв.: и живой положит (это) на сердце свое.

7:5 Букв.: песнь.

7:8 Или: конец речи лучше ее начала.

7:12 а) Друг. возм. пер.: под тенью мудрости - как под тенью серебра. Или: под защитой денег.

7:12 б) Один из возможных смыслов этого речения: мудрость и богатства преходящи, подобно тени. Они могут обеспечить лишь временное благополучие.

7:14 Или (ближе к букв.): чтобы не мог человек постигнуть ничего из того, (что будет) после него.

7:17 Или: зачем тебе умирать до срока?

7:19 Букв.: (чем) от десяти правителей, которые в городе.

7:26 а) Друг. возм. пер.: (потому что) она западня.

7:26 б) Ср. Притч 5 и 7.

7:28 Это высказывание напоминает речение Диогена Синопского (V- IV вв. до Р.Х.): «Ищу человека!»

8:1 Или: бесстыдство лица; ср. Притч 7:13.

8:5 Или: правосудие / справедливость; то же в след. стихе.

8:8 Или: духом.

8:9 Или: во зло / к ущербу.

8:10 Букв.: от места святого; перевод всего стиха предположителен.

8:16 Или (ближе к букв.): и ни днем, ни ночью не видят их очи сна.

9:2 а) LXX: всё (лишь) тщета.

9:2 б) Друг. чтение (с опорой на LXX): что доброму, то и злому, что чистому, то и нечистому.

9:9 а) Букв.: смотри на жизнь.

9:9 б) Или: тщетной, евр. хевлеха; то же ниже в этом стихе.

9:10 Шеол - место пребывания мертвых.

9:11 Букв.: время и случай. Друг. возм. пер.: каждому свой срок и своя судьба.

9:15 Или: спас.

10:2 Букв.: сердце / разум мудрого на правой его (стороне), сердце глупца - на левой.

10:4 Или: спокойному / кроткому.

10:10 Букв.: пользу приносит мудрость / мастерство. Или: тот, кто правильно использует мудрость будет успешен.

10:14 Или: хоть и не знает, что из этого выйдет.

10:16 Или: дитя.

10:17 В знач. принадлежащий к правящей аристократии. Или: из людей свободных.

10:19 Или: но деньги решают всё. Друг. возм. пер.: а деньги всем дают занятие / работу.

10:20 Здесь это общее название птиц и летучих насекомых.

11:1 Встречаются различные трактовки этого многозначного речения: маловероятно, что это одобрение морской торговли, скорее всего, как свидетельствовали средневековые толкователи, - это указание на ценность милостыни и щедрости к ближним. Делай добро другим, ибо ты не знаешь, в каких обстоятельствах окажешься сам в будущем.

11:3 Речь о непредсказуемости и о необратимом действии сил природы.

11:6 Букв.: или оба одинаково хороши.

11:7 Букв.: и хорошо.

11:9 Букв.: иди путями сердца твоего.

11:10 Букв.: тщета.

«Всё тщета, - сказал Экклезиаст, - напрасная тщета, всё понапрасну»; «радуйся, юноша, покуда молод, и веселись во дни юности твоей, как и велит сердце… Только знай: за всё за это Бог приведет тебя на суд»; «…помни Создателя своего с юности своей, покуда не настали худые дни и годы, о которых ты скажешь: „Радости они не приносят“» (1:2; 11:9; 12:1).

Эти отрезвляющие, горькие и в то же время оптимистические слова Книги Экклезиаста памятны и дороги не одному поколению верующих людей, которые черпали вдохновение и смысл на ее живых, беспредельно смелых и парадоксальных страницах. Как справедливо заметил один из наших современников, «„Экклезиаст“ глубок и страшен как море. Если бы автор жил теперь и знал нашу философию с ее натужной бодростью, самолюбованием, высокомерием, он согласился бы, что лучше увидеть себя в отчаянии, чем вообще не увидеть».

В древнеиудейском предании и в христианской традиции считалось, что автором книги был царь Соломон, согласно надписанию (1:1) и ряду других свидетельств, содержащихся в книге (1:12, 16; 2:4-9; 7:26-29; 12:9). Большинство исследователей считают, что Книга Экклезиаста создавалась в период между второй половиной V в. и первой половиной IV в. до Р.Х. и она признана «памятником древнееврейской афористической литературы». Сам автор говорит о себе как о человеке, неизменно ищущем знание и обладающем высшей мудростью: «Вот преумножил я мудрость и всех превзошел, кто царствовал до меня в Иерусалиме, теперь много мудрости и знаний в сердце моем» (1:16).

Основная тема Книги Экклезиаста - поиск смысла жизни: «И повелел я сердцу своему, - признается любознательный царь, - мудростью исследовать и узнать всё, что делается под небесами… И убедился я, что всё, происходящее под солнцем, - напрасная тщета, за ветром погоня» (1:13, 14). Между тем, не вполне доверяя своему первому впечатлению, автор продолжает свой философский поиск: он хочет знать, не только какова польза от «мудрости и познанья», но что такое «безумие и глупость», какова природа смеха и радости, в чем смысл труда, власти, богатства, долголетия (1:17; 4:13-16; 5:8-6:12). Вскоре, однако, знания сами по себе оказываются недостаточными, и Экклезиаст посвящает себя «великим делам: возводит дворцы, насаждает виноградники, разбивает сады и парки... Чего бы ни жаждал взор мой, - вспоминает он, - ни в чем я себе не отказывал... Но вот взглянул я на это всё, что своими руками делал, на все труды и свершения свои, и увидел, что и это всё тщета и погоня за ветром - нет в этом проку под солнцем» (2:4-11).

Как видим, вывод, к которому пришел Экклезиаст, неутешителен, на первый взгляд, пессимистичен, настроение автора исполнено меланхолии и печали. В этой связи не удивительно, что слово «суета» (в настоящем переводе «тщета») встречается около сорока раз в его книге и некоторые читатели склонны считать, что Экклезиаст оказался в плену гибельного отчаяния. Однако буквально с третьей главы тональность книги меняется: «И узнал я, что нет для людей ничего лучшего, кроме как радовать да тешить себя, покуда живы. Стало быть, если человек ест и пьет и видит добрые плоды трудов - это от Бога дар. Узнал я, что созданное Богом пребудет вовек - не прибавить к тому, не отнять. Так Бог поступает, чтобы благоговели перед Ним» (3:12-14).

Нельзя не заметить, что ноты пессимизма вдруг сменяются робкой надеждой, даже оптимизмом, что побудило некоторых исследователей говорить о том, что книга и сам автор непоследовательны. Но дело тут не в непоследовательности, а в диалектике, и в этом сила и «мрачное величие» Экклезиаста. Парадоксы учителя мудрости, необычный, свободный образ его мыслей - это своеобразный способ поэтического мышления ближневосточного автора, для которого скепсис и разочарование законны и отнюдь не исключают оптимистической перспективы: развенчивая устремления человека к богатству, труду, удовольствиям, мудрости, он реабилитирует эти понятия как явления, призванные не только скрасить жизнь, но и сделать ее в меру возможного счастливой.

Иными словами, читаем мы сегодня между строк Экклезиаста, если смысл жизни неясен и ускользает от нас, это не значит, что смысла как такового нет. Это лишь подтверждает мысль: смертному человеку недоступно, не дано полное знание о происходящем «под небом»: «И видел я все дела Божьи, только вот не постичь человеку всего того, что творится под солнцем, сколько б ни старался он. И как ни хвались мудрый всеми познаниями своими - всего не постичь!» (8:17) Потому автор Экклезиаста внушает своим читателям важные уроки: жизнь, какой бы она ни была суетной, несравненно лучше смерти, и этот вывод он обосновывает, прибегая к иронии: «А покуда человек среди живых, есть надежда, ведь живой собаке лучше, чем мертвому льву» (9:4). Нужно трудиться и не угнетать себя мыслью о бесполезности труда: «Что под силу - то и делай руками своими, - и снова звучит ирония, которая только усиливается от строки к строке, - ибо в Шеоле, куда ты сойдешь, не будет уже ни трудов, ни разумения, ни познания, ни мудрости» (9:10). То же самое говорит мудрец и о веселье, которое ранее осудил и обозначил как «безумие сущее»: «И воспел я хвалу веселью: ибо нет ничего лучшего для человека под солнцем, как есть, пить да веселиться… Пусть сопровождает это труды человека во все отпущенные ему Богом дни под солнцем» (8:15).

Вот так необычно и в то же время просто снимает кажущееся противоречие Экклезиаст. Но в этой простоте нет упрощения, в ней намечен выход к иным ценностям в жизни, иной перспективе. Мы видим, например, что веселье теперь не осуждается им, но не в нем цель жизни, смысл ее: личность не равна преходящему веселью или бренным плотским удовольствиям. Все дарованные человеку дни отпущены ему Богом. Когда веселье и погоня за чувственными удовольствиями становятся самоценными для человека, они неизбежно приводят его к печали, тщете и даже к бессмыслице. Но «не будет печалиться человек о краткости дней своих, - приходит к заключению Экклезиаст, - если Бог радует сердце его» (5:19); «кто пред Богом благоговеет - избежит крайностей» (7:18); «благо будет тем, кто благоговеет пред Богом, в благоговенье пред Ним пребывает. И не будет блага злодею, и недолговечен он, словно тень, потому что нет в нем благоговенья перед Богом» (8:12, 13).

Подчеркивая различие между Творцом и творением и указывая на пределы рационального познания, Экклезиаст продолжает традицию всей библейской литературы Премудрости (ср. Притч 1:7). Хотя и трудится и силится человек - всё от Бога, Он «главное действующее лицо», Бог вершит всё. И «время» и «вечность» дарованы Богом. «Всё, что сделал Бог, - хорошо в свое время; вложил Он и вечность в сердце человеческое, но невдомек человеку всё, что вершит Бог, не постичь ему этого от начала и до конца» (3:11). Парадокс земной жизни человека в мимолетности его бренного существования и во внутреннем стремлении выйти за пределы настоящего, объять необъятное. А потому «выслушай суть всего, - итожит свои размышления Учитель мудрости Экклезиаст, - благоговей пред Богом и заповеди Его соблюдай, ибо в этом - весь человек. Ибо всякое дело приведет Бог на суд - будь оно даже тайным, доброе или злое» (12:13, 14).

Мысли вслух: ежедневные размышления о Библии

Начиная с 7-й главы Экклезиаст говорит о том, что он видит как прообразы, бледные подобия того высшего блага, которое...

Начиная с 7-й главы Экклезиаст говорит о том, что он видит как прообразы, бледные подобия того высшего блага, которое, как он обнаружил, недостижимо для человека. Все, о чем идет речь во второй половине книги, обозначается как טוב tov: мудрость и умеренность, благочестие и справедливость. В этом нет подлинного счастья (יתרון, ithron), но все же, по мнению Экклезиаста, человек находит в нем нечто, подобное ему. В относительном и кратковременном житейском благе чувствуется прообраз евангельского блаженства, и это придает призрачному и несовершенному временному благу хотя бы какую-то ценность.

Седьмая глава по содержанию и литературной форме очень близка к другим произведениям «мудрых Израиля». Она содержит ряд афористичных сентенций, не слишком связанных между собой. Основная отличительная черта всех составляющих седьмую главу мыслей – относительность хорошего. В предыдущих главах Экклезиаст делает вывод о суетности всего в мире и о том, что ничто земное не может насытить душу человека. Но, тем не менее, в этом земном и суетном он тщательно различает хорошее и плохое, пусть даже это можно назвать только «более хорошим» и «более плохим». «Доброе имя лучше дорогой масти» – первая строка главы дает яркий пример этого.

Но кроме этого, седьмая глава содержит несколько высказываний, открывающих читателю то, что Экклезиаст знает и думает о Боге. Наиболее загадочное из них – Еккл. 7:14: «Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй: то и другое соделал Бог для того, чтобы человек ничего не мог сказать против Него», как передает его Синодальный перевод. Другие варианты перевода последних слов фразы таковы: «то и другое сотворил Бог, чтобы не мог человек постичь Его дела», «чтобы человек ничего не мог сказать после себя». Славянский перевод, слепо копируя Септуагинту, говорит здесь «сие сотвори Бог, о глаголании, да не обрящет человек за Ним ничтоже»; сама же Септуагинта в словах «peri lalias, ina me euri ho antropos opiso autou meden» имеет в виду «так все сотворил Бог, чтобы ничего сказать не смог человек после Него». Вульгата предлагает здесь чтение «sic et illam fecit Deus ut non inveniat homo contra eum iustas querimonias»: «то и другое сотворил Бог так, чтобы не нашел человек против Него справедливого сетования». Европейские переводы предпочитают вариант «чтобы человек не знал о том, что будет после». Таким образом, возможны два варианта понимания этих слов: а) Бог сотворил благо и несчастье, чтобы человек не мог знать своего будущего и б) Бог сотворил благо и несчастье, чтобы человек не мог роптать. Так или иначе, Экклезиаст говорит о смирении человека перед волей Творца, посылающего ему благо и несчастье. Эта точка зрения характерна для «мудрых Израиля», да и для всего Ветхого завета в целом. Лишь пророки смотрят на это несколько иначе, полагая, что несчастье – плод собственных помыслов человека в мире, устроенном по благому Закону Творца (ср. Иер. 6:19). Важно, что именно эта пессимистическая позиция формирует среду, в которой прозвучит важнейшее откровение Христа: «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк. 12:32).

Далее, в 20-м стихе Экклезиаст в контексте своего исследования напоминает читателю важную мысль о том, что «нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы». Для автора она обосновывает призыв, с одной стороны, не зависеть от человеческих мнений и суждений, и, с другой стороны, воздерживаться от осуждения, которое будет запрещено Христом Спасителем. Но и само по себе это утверждение весьма важно; забвение его ведет человека к фарисейскому самодовольству.

Исключительно важна для библейской антропологии заключительная фраза 7-й главы. Экклезиаст, как и многие другие библейские авторы, говорит о том, что Бог сотворил человека праведным (букв. правым, прямым). Таким образом, ответственность за грех лежит на самом человеке: он сам разрушает изначальную праведность (прямоту). Обращает на себя внимание сходство этой фразы с последней фразой первой, стихотворной части главы: «кто может выпрямит то, что Он сделал кривым?» (Еккл. 7:13). Этим контрастом Экклезиаст еще раз подчеркивает, что Бог не сотворял греха, но сам человек повинен в нем. Смысл последней фразы, которую Синодальный перевод, как и славянский текст, копирует из Септуагинты, можно передать так: «человек ищет слишком многих выдумок», то есть, говоря привычными словами Экклезиаста, гоняется за ветром.

Как видно, в поисках мудрости Екклесиаст не раз обращался к традиции, отражённой в писаниях мудрецов древности. Именно...

Как видно, в поисках мудрости Екклесиаст не раз обращался к традиции, отражённой в писаниях мудрецов древности. Именно у них он нашёл упоминания о том, например, что день смерти лучше дня рождения (ст. 1), о том, что печаль лучше радости (ст. 3 – 4), или о пребывании в доме умершего (ст. 2). Немало говорили древние мудрецы и о пользе терпения, о вреде гнева (ст. 8 – 9), о пользе мудрости (ст. 11 – 12) и наставлений, получаемых от мудрого человека (ст. 5 – 6).

Но все эти безусловно верные и глубокие афоризмы не отвечали на главный вопрос: какой смысл в мудрости, если она, даже сделав человека праведным, не позволяет праведности восторжествовать над тем злом, в котором лежит мир (ст. 15)? Ведь при всей своей мудрости человек не может исправить то, что Бог, по слову Екклесиаста, «сделал кривым» (ст. 13). А если так, то реальность остаётся лишь принимать такой, какая она есть, ведь она никогда не переменится и не станет ни лучше, ни хуже. Если кому-то и покажется иногда, что «раньше было лучше», то это ошибка (ст. 10). И человеку остаётся лишь радоваться тем благам, которые выпадают на его долю от Бога, а в дни бедствий предаваться размышлениям о превратностях судьбы и непостоянстве человеческого счастья (ст. 14).

Неудивительно, что Екклесиаст не ожидает от мудреца слишком большой требовательности ни к себе самому, ни к окружающим: ведь человек всё равно не в силах изменить ни себя самого, ни других, максимализм в таком случае может лишь повредить, и повредить прежде всего своему обладателю (ст. 16). В самом деле, нетрудно представить себе реакцию на завышенные требования людей, знающих заранее, что требования эти неисполнимы. Будет, по словам Екклесиаста, вполне достаточно, если мудрость человека сумеет уберечь его от греховной жизни, ведущей к гибели (ст. 17).

Такой средний путь, как видно, и представлялся Екклесиасту оптимальным (ст. 18). Он, как и многие до него, прекрасно понимает, что человеческая природа испорчена, человек рождается таким, что не грешить ему невозможно (ст. 20). И потому Екклесиаст предлагает относиться терпимо к чужим грехам и ошибкам: ведь так или иначе грешить приходится каждому, а потому и не стоит привлекать чрезмерного внимания к чужим грехам, иначе непременно найдётся кто-нибудь, кто со злорадством укажет на грехи самого обличителя (ст. 21 – 22). Но, как видно, провозгласить принципы оказалось куда проще, чем следовать им (ст. 23). Источник зла сокрыт в испорченности человеческой природы: Бог задумал и создал человека, по слову Екклесиаста, «прямым» («правым»), внутренне цельным и способным к праведности, а человек по собственной воле, пренебрегая этим даром, избирает свои пути («помыслы») (ст. 29).

В последних стихах первой главы и во второй главе Экклезиаст говорит о мудрости и жизненных удовольствиях, которые...

В последних стихах первой главы и во второй главе Экклезиаст говорит о мудрости и жизненных удовольствиях, которые он испробовал в течение своей жизни. Все это он оценивает как тщетное; сердце его радовалось от трудов, но с точки зрения Экклезиаста плод этих удовольствий ничтожен: «И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, все — суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем!»

Ниже он скажет о том, что смерть – великий уравнитель – стирает разницу между нищетой и богатством, удовольствиями и страданием, потому что ничего из этого человек не возьмет с собой в могилу. Быть может, следующее поколение, наследующее человеку, придаст смысл его трудам? Нет, говорит Экклезиаст: глупый наследник лишь расточит то, над чем трудился человек во все дни жизни своей. Будущее неподвластно смертному человеку, поэтому труды его – тоже погоня за ветром. Довольствоваться необходимым и получать насущное – вот, что могло бы стать утешением человеку; но это – в руке Божьей, и не зависит напрямую от человеческих трудов.

Эти размышления Экклезиаста перекликаются с притчей Господа Иисуса Христа о безумном богаче (Лк. 12:13–21). В ней Господь говорит: «Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» Евангелист Лука непосредственно после этой притчи приводит слова Христа о полевых лилиях: «говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них». Упоминание Соломона предполагает не только содержательную, но, возможно, и генетическую связь притчи Христа с размышлениями Экклезиаста. И здесь же Господь дает Свой ответ на разочарование, постигшее Экклезиаста на пути мудрости, богатства и удовольствий: «наипаче ищите Царствия Божия, и это все приложится вам». Однако это ответ Самого Христа; для Экклезиаста он остается недоступным. Можно сказать, что слова его проводят грань между человеческим опытом Ветхого завета и новозаветным Откровением.

Вопрос-ответ

В чём заключаются 2 варианта жизнепонимания (что общего, что различного) в книге Екклесиаста и в Нагорной проповеди (Евангелие от Матфея 5-7 главы)? В чём состоит цель, смысл и ценность жизни?

Оба этих библейских текста, столь различные на первый взгляд, отражают единое жизнепонимание. Основа жизнепонимания Екклесиаста, пожалуй, в том, что в рамках земной жизни все, что кажется человеку ценным и значимым, на самом деле — суета и погоня за ветром. Екклесиаст ищет и не находит на земле ничего, к чему стоило бы...

Оба этих библейских текста, столь различные на первый взгляд, отражают единое жизнепонимание.

Основа жизнепонимания Екклесиаста, пожалуй, в том, что в рамках земной жизни все, что кажется человеку ценным и значимым, на самом деле — суета и погоня за ветром. Екклесиаст ищет и не находит на земле ничего, к чему стоило бы привязаться сердцем, что могло бы стать для человека источником счастья, источником жизни. Даже мудрость и умеренность, столь ценимые древними, не дают нам ничего, кроме лишений, пусть даже и добровольных. Только в Боге надеется Екклесиаст найти смысл; но Бог остается для него непостижимым и далеким. Приблизиться к Нему едва ли возможно для человека.

Жизнепонимание Екклесиаста окрашено неизбывной печалью, потому что в этой жизни он за всем прозревает страдание и пустоту. Книга заканчивается невысказанной надеждой на «день тот», когда померкнут солнце и звезды, и этот земной мир придет к своему финалу. «День Господень», «День суда», как называли его великие пророки Ветхого завета, может быть, даст человеку какое-то понимание смысла бытия. Но свет этой надежды сокрыт от Екклесиаста; написанная в период между возвращением из вавилонского плена и приходом Христа, эта книга подводит своеобразный итог безнадежному, безрадостному и бессмысленному существованию человека до Христа. Печаль Екклесиаста такова, что ничто земное не в силах утолить ее, и в этом величайший реализм этой книги.

Основной смысл жизнепонимания, стоящий за словами Господа Иисуса Христа в Нагорной проповеди, в том, что только Сам Бог может быть ответом на все наши вопросы. Единственное, что может быть целью и смыслом человеческой жизни — Сам Бог. Не что-то исходящее от Него, не земная жизнь сама по себе, ни даже вечность не могут утолить жажду, звучащую в словах Екклесиаста. Только Бог… И самое главное, что возвестил людям Господь Иисус — то, что Бог пришел к нам, чтобы дать нам смысл, радость и жизнь. Даже страдание становится для нас не просто симптомом смертности, но местом встречи с Непостижимым. Дела милосердия и исполнение закона, кротость и отказ от насилия, сама любовь к людям — все обретает смысл только потому, что здесь мы находим Бога. «Приблизилось к вам Царство Небесное», — не раз повторяет Господь в Евангелии. То Царство, где жизнь обретает смысл, то, ради чего стоило бы жить, недоступно для нас — но это Царство само приблизилось к нам по великой любви Божьей.

Во Христе человек обретает то, что искал и не находил Екклесиаст. Но ни в чем, кроме Него, этого найти нельзя — в этом сходятся и книга Екклесиаста, и Нагорная проповедь. Конечно, этот ответ вынужденно краток и, скорее всего, неполон. Если так же кратко ответить на второй Ваш вопрос, получится примерно следующее: Цель нашей жизни — Сам Бог, Личность, Кого можно любить, искать, постигать и Кому можно доверять. Одновременно цель нашей жизни — исполнить замысел Бога о нас: нести в тварный мир Его любовь, служить созидательным началом в мире. Это возможно для нас только вместе с Богом, сами по себе мы ничего кроме хаоса создать не можем. Два эти аспекта цели нашей жизни соединяются в возможности быть в этом мире присутствием Бога, Храмом Святого Духа, как выражается апостол Павел.

Смысл жизни, таким образом, сокрыт в Самом Всемогущем. Как говорил, обращаясь к Богу, блаженный Августин, великий христианский мыслитель конца 4 — начала 5 в., «Ты создал нас для Себя, и мятется сердце наше, доколе не успокоится в Тебе». Сам Господь Иисус Христос выразил эту тайну словами обращенной к Отцу молитвы: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино». Любовь, соединяющая нас с Богом до самых глубин нашего и Его естества — вот, пожалуй, смысл нашей жизни. Ценность же человеческой жизни я бы измерил любовью Бога к каждому из нас. Мы немощны, пусты и бесплодны; жизнь наша часто кажется нам самим никчемной. Но Бог любит нас не потому, что мы хороши, а потому, что Он — Бог. И мы ценны не потому, что мы хороши, а потому, что любимы Им.

Вряд ли этот ответ может претендовать на полноту и объективность. Но, надеюсь, он достаточно прям. Практика показывает, что в нем таится удивительная сила жизни; кроме того, важно иметь в виду, что когда мы встречаем Бога, вопросы исчезают. Не то, чтобы мы получали ответы, — но наступает момент, когда забываешь о вопросах и начинаешь жить, потому что Бог Сам — ответ на все.

Библиотека

Свящ. Антоний Лакирев. В поисках смысла (Книга Экклезиаста). Пролог 1:2-11. Задачи Экклезиаста

Свящ. Антоний Лакирев. В поисках смысла (Книга Экклезиаста). Книга Экклезиаста в библейском и историческом контексте

Свящ. Александр Мень. Исагогика. §2. Библия и история


	Благодаря регистрации Вы можете подписаться на рассылку текстов любого из планов чтения Библии Мы планируем постепенно развивать возможности самостоятельной настройки сайта и другие дополнительные сервисы для зарегистрированных пользователей, так что советуем регистрироваться уже сейчас (разумеется, бесплатно).