Мысли вслух на Рим 4:16-25

Размышления об универсализме Торы и о едином для всех пути праведности приводят Павла и к пересмотру традиционных представлений о границах народа Божия. На этот счёт между всеми раввинистическими школами эпохи существовал консенсус: граница народа Божия проходила строго по границе, отделявшей еврейство от остального мира. Конечно, границы еврейства определялись не столько этнически, сколько религиозно, так что всякий, принимавший иудаизм, становился, независимо от своего этнического происхождения, частью еврейского народа. На всех остальных смотрели, как на чужих, которым не место среди народа Божия, даже если они верили в Бога Авраама. Таких верующих, конечно, уважали, их называли иногда «боящимися Бога», но этого было мало: чтобы войти в народ Божий, нужно было принять иудаизм во всей его полноте. А Павел смотрит на дело несколько иначе. Он исходит из того, что путь праведности уравнивает перед Богом обрезанных и необрезанных, так что и тех, и других можно в этом случае считать, в духовном смысле, детьми Авраама (ст. 16 – 17). Говоря «нам», апостол, как видно, не делает различия между христианами-евреями, к которым принадлежит сам, и обратившимися ко Христу недавними язычниками. Для него потомками Авраама оказываются все, кто доверился Иисусу и разделил с Ним Царство, которое Он принёс в мир (ст. 23 – 25).

Конечно, Павел был очень далёк от того, чтобы уравнять всех в некоем естественном, природном единстве перед Богом. Он говорит о другом. Если праведность возможна лишь как дар Божий, если она не зависит ни от каких границ, в том числе и от границ религиозных, то и границы народа Божия не могут быть чисто формальными, этническими или религиозными. В нашем, ещё не преображённом мире граница между евреями и язычниками, обрезанными и необрезанными вечна и непреодолима. Но на пути праведности, ведущем в Царство, она шаг за шагом стирается, а в Царстве исчезает вовсе. Разница между евреями и язычниками не исчезает, исчезает разделение, которое здесь теряет всякий смысл. Царство — это новый, преображённый мир в котором живёт новый, преображённый народ Божий. Народ, знающий различия, но не знающий разделений.

Вера Авраама была рискованной, ведь он, сверх надежды, поверил с надеждою тогда, когда всё вокруг говорило против надежды. Не следует смотреть на веру как на легкомысленную доверчивость, готовую пойти за любым обещанием, или же как на глупость, принимающую всё, что ей ни скажут. Нет, вера не отрицает ни трезвости, ни уроков горького опыта, и потому требует риска и мужества.

Вера Авраама — ориентир для его потомков, и не только для потомков по плоти, но она не может заменить веры следующих за ним поколений. Не стоит кивать на веру предков, сделавших когда-то выбор за нас, следом за Авраамом каждому из нас приходится самому идти на риск веры в обстоятельствах, чаще всего неблагоприятствующих стойкости в вере. Дело даже не в гонениях, прямые гонения за веру бывают не каждый день. Но постоянно существует опасность отвернуться от Бога, погрязнув в повседневной «трезвости» и «практичности» согласно нравам «века сего». Иной раз топит не море, а лужа...

Павел говорит о том, что прямо вытекает из той иерархии уровней существования, которую он описывает во всем послании к Римлянам. На первом месте для апостола оказываются те отношения, которые связывают нас с Богом и людьми, на втором — Тора как инструмент установления и осознанного выстраивания этих отношений, а на третьем — религиозность, внутренняя и внешняя, которая может быть (а может и не быть) следствием и внешним выражением таких отношений.

Причём, если первые два уровня человеку совершенно необходимы потому, что иначе нормальной духовной жизни у него не будет, то третий можно считать опциональным: без него в принципе можно и обойтись. Но если так, то в отношениях человека с Богом становится возможным невозможное. Если бы Тора была тем высшим, что ставит человеку предел его духовных возможностей, то на спасение никому бы не приходилось рассчитывать.

В самом деле: будучи однажды нарушенной, а точнее, разрушенной (ведь нарушить внутреннюю Тору и означает её разрушить, лишившись духовного стержня, на котором держатся все отношения с Богом), Тора уже не может быть восстановлена вновь никакими человеческими усилиями. Тут даже не гора, а своего рода пропасть: скатившись с горы, ещё можно надеяться вскарабкаться на неё снова, но сорвавшись в пропасть с отвесными стенами, рассчитывать подняться назад не приходится, даже если каким-то чудом остался жив.

Но живые отношения с Богом больше Торы, имея их, можно надеяться на то, что есть шанс начать сначала даже тогда, когда всё разрушено. Собственно, ведь и Авраам, по мысли Павла, начинает вот так же, сначала, не имея ничего, кроме тех отношений с Богом, из которых потом выросло всё остальное, вся история народа Божьего. Такое начало даёт надежду и нам, но в нашем случае речь идёт о начале жизни со Христом в Царстве Божьем. Масштабы событий несопоставимы, но логика та же самая: вначале отношения с Богом, со Христом как с Царём Божьего Царства, а уже потом всё остальное, все возможности, которые открываются тому, кто к этим отношениям готов.

Довольно часто нам хочется спокойной и тихой жизни. Чтобы все текло привычным чередом — по-заведенному. Чтобы каждый следующий ход был понятен заранее. И чтобы на ровной линии жизни встречалось поменьше ухабов и рытвин. Наверное, у Авраaма тоже были какие-то мечты о тихой и мирной старости — с положенными невзгодами и радостями. И он даже и помыслить не мог, что через некоторое время станет носить другое имя и что у них с Сарой — будущей Саррой — появится сын. Нет, в его голове таких мыслей не было. Но была в его сердце такая вера, по которой произошло то, о чем он даже не думал. Бог, Которому все возможно (см. Мк. 10:27), способен и даже «склонен» ради человека и по Своей любви к нему опровергнуть все устоявшиеся в мире представления о том, как дОлжно быть. У Бога может родить пара пожилых и бесплодных людей, что трудно себе представить, учитывая их 100-летний возраст. Сам Бог отдает Своего Сына в жертву за наши грехи, хотя нормально считать, что каждый в ответе только сам за себя. И Сын воскресает, что уже само по себе является вызовом «успокоенности» людей. Причем Христос не просто воскресает, но, как говорит Павел, «для оправдания нашего», хотя после Его смерти ради нас по человеческим меркам никаких «оправданий» уже не может быть. Бог делает вещи безумные (см. 1 Кор. 1:23). И это давно пора бы понять, но не переставать удивляться и воздавать славу Богу (см. Рим. 4:20). Ведь вера — это, в конечном итоге, и есть радостная «уверенность в невидимом» и нереальном с точки зрения мира.

Апостол Павел раскрывает значение евангельских слов Христа на примере Авраама. Обетование спасения дано Аврааму не за его добрые дела, а по милости Божией и получено им не по закону (дескать, взял что ему положено), а через потрясающую веру в благость и всемогущество Бога. Такая вера (доверие) вводит в особые отношения с Богом, тогда меняется внутренняя система ценностей человека, зло становится ему внутренне противным, и это и есть «праведность веры». Насколько нам проще, чем Аврааму, принять такую веру, потому что благость и всемогущество Божии нам были явлены Отцом, отдавшим Сына на смерть и воскресившего Его для оправдания нашего!

Если бы обетование – быть наследником мира, было бы людям "положено по закону", в этом не было бы отношений, не было бы нашей личности, в этом не участвовал бы ни человек, ни Бог. Если бы в нашей жизни действовал не любящий Бог и сотворенный им человек, свободный, выбирающий отношения с Богом, то в ней действовал бы некий страшный всемирный кодекс. За нарушение закона – изгнание навсегда из народа Божьего, за соблюдение – автоматическое наследование, по закону, без личных отношений, без Встречи.

Но Господь дарует нам обетование – наследие мира, не за соблюдение ряда правил и послушание закону, а за веру, т.е. выбор отношений, признание того, что Он – Бог, сверх надежды, как Авраам. А Бог отвечает не выполнением договора, за подписью и печатью, а милостью и любовью.