Мысли вслух на Рим 1:18-27

Как много наших личных и общественных проблем проистекает именно из того, что мы ставим себя в центр жизни и мироздания. В этом-то, в общем, кроется причина и самого первого греха, и каждого нашего греха. Сегодняшнее чтение описывает такой «эгоцентризм» словами: «Служили твари вместо Творца» (Рим. 1:25). В результате такого преклонения перед человеком прославляются и превозносятся все его желания и потребности — ведь, если человек — «венец творения», то значит, природа человека — вещь, по крайней мере, самоценная, если не сказать: совершенная во всех отношениях. И тогда все начинает постепенно вставать с ног на голову. Бог, «Высшее Начало» сводится до нашего уровня, слишком сильно очеловечивается, Ему приписывают то, что Ему не свойственно (см. Рим. 1:23). И то, что в глазах Божиих ненормально, для нас становится постепенно вполне даже правильным; люди, как говорит Павел, заменяют «естественное употребление противоестественным» (Рим. 1:26). И Богу приходится «уступить» людям, отвергающим Его Самого и Его порядок, — «И предал их Бог в похотях сердец их нечистоте» (Рим. 1:24). Бог отступает, Он не может нас насильно ничему научить. Его педагогические методы иные — зачастую Он дает нам почувствовать на себе последствия совершаемого нами выбора. Поэтому, во многом, причина наших страданий и изувеченности — мы сами.

Апостол уверен, что, если речь идёт о язычниках (а среди римских христиан было немало недавних язычников), Бога можно познать и через созерцание сотворённого Им мира, и если человек ничего такого не видит, то лишь потому, что видеть не хочет. Но возможность увидеть — ещё не всё, важно принять Его и «прославить», сделав Его присутствие центром собственной жизни. Апостол, подобно мудрецам древности, противопоставляет подлинное знание, знание как богопознание, тому, что он называет «умствованиями». Павел обыгрывает традиционное для письменности мудрых противопоставление мудрости как богопознания и праведности многословию глупцов, которое к Богу отнюдь не приближает и даже, наоборот, отдаляет от Него любителей многословия.

Иисус призывает учеников к высшей мере праведности, которая должна превосходить благодетельность даже самих книжников и фарисеев, которые отличались большой набожностью. И Он прямо говорит о том, что без этого невозможно войти в Царство Небесное. Читая пояснения, которые следуют ниже, нельзя не поразиться тому, какой же трудный и бескомпромиссный путь предлагает нам Господь. Гнев приравнивается к убийству, ругань равносильна смертному греху; наконец, утрата мира с ближним – к потере связи с Богом. Принимая эту систему координат, сразу понимаешь, насколько велика милость Божья, которая покрывает наши ежедневные «убийства», «предательства», «отвержение Господа». Понимаешь, что не наши заслуги, а лишь Он один может привести нас в свое Царство.

Тора, данные Богом заповеди всегда воспринимались, как путеводитель по пути праведности. Неудивительно, что Иисус обращается к Торе, а точнее, к Декалогу, интерпретируя его заповеди с точки зрения того Царства, которое Он принёс в мир. А с точки зрения Царства на первый план выходит не действие как таковое, а стоящее за ним намерение, интенция, вложенная человеком в совершаемое им действие. И если интенция имеет место, сам факт совершения или несовершения действия ничего принципиально не меняет. Если, к примеру, человек настолько ненавидит своего ближнего, что готов убить его, такую ненависть Иисус, как видно, приравнивает к убийству. На первый взгляд, такой подход может показаться слишком строгим. Но надо иметь в виду, что внутренняя Тора, о которой говорили в те времена многие учёные раввины и учителя Торы, именно намерение, интенцию и выдвигала на первый план. Избавление от дурных намерений считалось важнейшим шагом на пути к обретению внутренней Торы. Но дело не в одной внутренней Торе, как таковой. Дело ещё и в том, что для Царства интенции имеют особое значение. Ведь субстанцией Царства является дыхание Божие, а его ткань образуют отношения, связывающие человека как с Богом и со Христом, так и с ближними. От качества отношений зависит не только качество жизни человека в Царстве, но и сама возможность пребывания в нём. Потому-то и уделяет Иисус намерению столь много внимания: ведь каждое наше намерение, если мы являемся жителями Царства, касается не только нас и тех людей, на которых оно направлено, но и всего Царства в целом во всей его полноте.

Грех не в поступках, а в помыслах, — показывает Иисус в Нагорной проповеди. Рабство греху — это не закабаление извне, а наше внутреннее духовное свойство. Наши добрые поступки (примирение с братом) не избавляют от этого, но свидетельствуют о нашем желании принять освобождение, и Дух Господень приносит свободу и очищение от греха, «озаряя наши сердца». То, что при этом происходит, замечательно описано в Пс. 84(85):11-14.

Почему, если я живу не в мире, я недостоин предстать пред Господом? Разве мир достижим в этом суетном и страстном мире? Разве нет молитв за врагов, а, значит, есть и враги? Разве не исполнена вся Псалтирь проклятиями нечестивых («да приидет же смерть на ня», «Ты же, Боже, низведеши я в студенец истления», «блажен иже имет и разбиет младенцы твоя» и другие)? И ведь Сам Спаситель говорит: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч» (Мф 10:34). Как соотнести все это, мир и меч? В современном нам православном каждодневии, во многом не избежавшем, да и не могшем избежать, влияния советского мировосприятия, которое как в самом главном нуждалось в образе врага, которое просто рушилось без этого образа, очень многие хватаются за этот дуализм с удобного им конца. Но всякий истинный дуализм неслиянно неразделен. Впрочем, что советское время? Это старо как мир. А охота на ведьм и в целом такое явление как инквизиция? А преследование евреев во все времена? Сергей Сергеевич Аверинцев так написал:

От всего моего смертного сердца
согласного на истление прощаю обидевших
Только кто же меня обидел

Эта женщина которой мнилось будто ей мнится
Что её трясет от звука моего голоса

…………
Этот мужчина которому мнилось будто ему мнится
что он топчет мое лицо

…………
Боже утешь лаской тех, кто меня обидел
Я не знаю Ты знаешь кто же они
(«Духовные стихи/ Недоумение»)

Только так и возможно понять, только так и возможно избежать этого самого страшного, что противостоит Богу – ненависти, пусть и прикрывающейся праведным гневом. «Ты знаешь», а «я не знаю».

Господь постоянно говорит Своим ученикам о примирении, потому что это одно из сущностно важных условий жизни. Вот и сегодня мы читаем в Нагорной проповеди одно из таких мест. Господь говорит нам о том, что всякий гнев людей друг на друга и всякая ссора, не находящая прощения, ведут к духовной смерти, подтачивают самую суть человека. Обращают на себя внимание два характерных и важных момента.

Во-первых, поздневизантийская вставка в 22 стихе, где в слова Христа «всякий, гневающийся на брата своего, подлежит суду», было вставлено слово «напрасно». В древних рукописях этого слова нет ни на греческом, ни в других переводах. Значит, никакой гнев невозможен для человека, если он пытается быть христианином. Никакой, ни напрасный, ни обоснованный! Значит, нам надо расставаться с этим переживанием, с этим чувством и этим состоянием духа насовсем, безусловно и бесповоротно.

И второй важный момент. В 23-26 стихах Господь продолжает проповедь ветхозаветных пророков о неугодности Богу наших молитв и приношений, если мы не в мире друг с другом. Дальше Он будет не раз возвращаться к этому и говорить, что Отец Небесный будет прощать нас так, как мы прощаем других. Но вот что важно: было бы вполне понятно (и вполне в русле Ветхого завета), если бы Христос сказал: «если ты принесешь дар твой к жертвеннику, и там вспомнишь... что ты не простил что-то брату твоему...». Если я не прощаю, то состояние моего сердца недостойно лица Всемогущего. Это, в сущности, понятно. Но Христос говорит: «и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя»! Мало ли какую чушь может думать о тебе другой человек, мало ли на что он может обижаться! Тем более, что обида его может быть неправедной... И тем не менее, она является препятствием для моего общения с Богом.

Вот ужас-то! Не только прощать требуется от нас, но эти слова лишают нас возможности ожидать, что другие будут по заповеди Божьей прощать нам наши вины. Ответственность за прощение нас другими людьми возлагается, оказывается, не на них, обидевшихся, а тоже на нас. Значит, если меня обидели, я должен простить. И если на меня обиделись, то искать примирения и прощения должен опять я. Это уже, конечно, похоже на Крест.

Стих начинается со слова «ибо», т.е. он – прямое продолжение предыдущих стихов. Иисус говорит о том, что Он пришёл исполнить закон, а не нарушить. Но далее (19 ст.) оказывается, что и творящий заповедь, и нарушающий(!) её окажутся в Царствии Небесном, правда, в различном положении. И вот, на этом фоне 20-й стих выглядет довольно странно. Оказывается, праведности строжайших ревнителей закона совершенно недостаточно, чтобы войти в Небесное Царство. Как же так, если из 19-го стиха следует, что и нарушитель заповеди – хоть и малейший, но в Царстве Небесном? Обличая фарисеев и книжников, Иисус никогда не упрекал их за строгое соблюдение заповедей. Он указывал на то, заповедь исполнялась по букве, а не по духу закона. Формальность вытесняла любовь к людям, а значит и к Богу, т.к. одно без другого невозможно.

Царство Небесное – это Царство любящего Бога, Царство Любви. Мы знаем, что без веры угодить Богу невозможно (Евр. 11:6), но если любовь больше веры (1 Кор. 13:13), то можно ли угодить Богу без любви?

Павел впервые провозглашает, что правда Божия открывается от веры в веру, а не через выполнение правил и даже не через соблюдение заповедей. Эта мысль будет им развита далее, пока же он упоминает об этом почти мимоходом. Впрочем, важные вещи очень часто говорятся мимоходом.

Сила Божия благовествуется сперва иудею, а потом и эллину, то есть всякому человеку языческого происхождения, не обязательно урождённому греку. (Здесь также намечается одна из тем послания, которая будет чуть позже развита подробнее). Пока же Павел говорит о проблемах бывших язычников, оставивших прежний образ жизни, но не забывших его и живущих в окружении тех, кто продолжает его вести.

Выведение извращений из идолопоклонства многим в наше время может показаться сомнительным преувеличением, тем более, что извращения не исчезли вместе с идолами. Тем не менее, Павел указывает на реальность взаимосвязи между отпадением от Бога и отходом от нравственных норм, соответствующих человеческой природе. Отход от Бога означал обращение к рукотворным идолам, соответственно, отказ от закономерностей сотворённого Им природного мира приводил к попыткам создания сомнительных моделей поведения. Да, человек волен творить новые формы поведения. Беда только в том, что во многих случаях подобные эксперименты означают отход в сторону от единственной тропинки, по которой можно пройти через болото.

Для Павла жизнь в Царстве неотделима от следования Торе, и потому в своих посланиях он, подобно ветхозаветным авторам, нередко противопоставляет два пути: путь праведности и путь нечестия (ст. 16 – 18). Конечно, свидетельство Павла было обращено не только к евреям, но и к тем, кто ещё недавно был язычником, оно предполагало известный универсализм, и потому апостол должен был ответить самому себе и другим на вопрос о том, в какой мере Тора распространяется на тех, кто, вполне возможно, мог ничего о ней не знать. Разумеется, для первого поколения христиан, представители которого все были в той или иной степени связаны с Синагогой, знание Торы предполагалось само собой, но ведь апостол обращался к каждому, кто был готов услышать его свидетельство, а в таком случае вопрос о тех, кто ничего не знал о Торе и о заповедях, переставал быть вопросом чисто умозрительным.

В самом деле, если без знания Торы невозможно идти за Христом и войти в Царство, как же быть тем, кто по объективным причинам мог, подобно многим язычникам, ничего не знать о Торе и даже не слышать о ней? Отвечая на этот вопрос, Павел обращается к образу внутренней Торы, интерпретируя её применительно к язычникам как то, что, по аналогии с естественным богопознанием, можно было бы назвать «естественной Торой». Он говорит о том, что не знающим откровения Бог открывался через Своё творение, так, что им не приходится оправдываться незнанием (ст. 19 – 20). Казалось бы, в таком утверждении апостола нет ничего, что выходило бы за рамки представления о естественном богопознании. Но Павел рассматривает его отнюдь не с чисто природной, психологической точки зрения. Говоря о пределах естественного богопознания, апостол связывает его отнюдь не с ограничениями, свойственными человеческому разуму. Он отмечает прежде всего тот выбор, которые делали познающие в момент, когда за красотой и величием творения им открывалось присутствие Творца. Вместо священного трепета и благодарности ответом на такое естественное откровение нередко оказывались теории и концепции, порождённые не столько стремлением познать истину, сколько жаждой самоутверждения (ст. 21 – 22).

Именно этим и объясняет Павел появление язычества как религии и как мироощущения, которое неотделимо для него от нарушения Торы, в данном случае — второй заповеди (ст. 23 – 25). Тора — объективная реальность, она существует столько же, сколько существуют отношения Бога с человеком, а значит, столько же, сколько существует и сам человек. И нарушение Торы — не просто преступление данного Богом нравственного закона, но и разрушение самих отношений, связывающих Бога с человеком. Неудивительно, что следствием такого разрушения становится духовная и моральная деградация, о которой говорит апостол (ст. 26 – 32).

Апостол Павел всегда поражает концентрированностью текста и очень жесткими формулировками. Так и сегодняшний текст очень часто вызывает протест, потому что описываемая ситуация кажется несправедливой, если не сказать жестокой. Вера порой кажется нам геройством, чем-то инородным и привнесенным. Все первые реакции на происходящее, все человеческие чувства в нас, даже доброе и жалостливое в нас очень часто противоречит тяжелым и неудобным словам Христа. Поэтому вера и представляется нам часто делом рассудка, некоторым насилием над своей человеческой природой и, следовательно, тяжелой работой. Поэтому мы, будучи добренькими и жалостливыми, сочувственно, легко и с пониманием относимся к людям, которые в Бога не верят. Или верят во что-то такое абстрактное, что где-то есть, но в жизнь не вмешивается. Жалость наша в чем-то замешана на убеждении, что раз вера тяжелый умственный труд, значит те, кто не верят, просто умом не вышли. Но, по Павлу, каждый человек поставлен перед фактом бытия Божия, Его присутствия в мире. Всем дано свидетельство о Боге, и через яблоко, море, пустыню, виноград, лес, лягушку и зерно нам все о Нем рассказано. Рассказ о Творце не прекращается ни на минуту. День и ночь весь тварный мир, баланс, тончайшие законы и взаимосвязи мироздания свидетельствуют нам о Том, Кто все это создал. Так что человек, каждый раз выходя на улицу, где идет дождь, дует ветер, уже мороз перехватывает дыхание, может понимать, что это и есть та обещанная Христом «легкость ига». Когда знамением и доказательством бытия Божия становятся не наши попытки подравнять происходящее под ограниченность человеческих возможностей, а то, что каждый наш шаг сопровождают бессловесные, но осязаемые и реальные чудеса. Многие из них можно попробовать на вкус.

«Ваша праведность должна быть выше, чем праведность фарисеев», — наверное эти слова воспринимались так же, как предложение выпить море или прыгнуть выше головы. Ведь книжники и фарисеи как раз и уделяли особое внимание праведности — старались исполнять все религиозные предписания, чтобы угодить своей жизнью и поведением Богу, давшему людям закон. А эти слова были обращены к ученикам Иисуса, среди которых были люди недалекие, слабые, с сомнительной репутацией, словом — грешники. И они должны были жить более праведно, чем «специалисты» по правильной жизни! Может быть, этот явный нравственный тупик должен был принципиально изменить само миропонимание Его слушателей? Богу нельзя угодить своей жалкой праведностью, в Его глазах раздражение или страстный взгляд на чужую жену — такое же преступление, как убийство или измена. Он не подсчитывает наши грехи и добрые дела — это бесполезно, потому что отношения с Ним — не торговля. Ясно, что ученики Христа должны жить по-другому, по-новому, как соль земли, как свет мира. Они должны стать местом присутствия Бога на земле.

В беседах с учениками и в проповедях Иисус нередко говорит о Торе и о правильном её понимании. В Синодальном тексте Тора называется обычно «Законом», но, при формальной правильности такого перевода, он всё же не полностью передаёт значение соответствующего еврейского слова. Тора — больше, чем просто закон в том смысле, в каком мы обычно употребляем это слово, больше, чем только законодательство или определяемый им правопорядок. Тора предполагает ещё и соответствующий закону образ жизни, включая и внутреннее, духовное состояние человека, такому образу жизни соответствующее. В евангельские времена в раввинистической среде и в Синагоге вообще довольно широко распространилось понятие «живой Торы», которой в идеале должен был стать каждый верующий иудей. Имелось в виду такое духовное состояние человека, при котором Тора становится чем-то ему внутренне присущим, определяя всю жизнь человека во всех её проявлениях. Иисусу такое понимание было очень близко, не случайно Он Сам говорит о том, что Он пришёл вовсе не для того, чтобы разрушать или изменять Тору, а для того, чтобы довести её до полноты (ст. 17; в Синодальном переводе эта мысль передана словом «исполнить»). И первое, на что Он обращает внимание Своих слушателей, — их намерения, или, как говорят сегодня психологи, их интенции. Если ненавидишь, считай, что ты убийца (ст. 21 – 22); если вожделеешь, считай, что ты развратник (ст. 27 – 28). Иначе, по слову Иисуса, наша праведность не выходит за рамки обычной религиозности, «не превосходит праведности книжников и фарисеев» (ст. 20), которые, будучи людьми глубоко религиозными, внешне, на поведенческом уровне, все заповеди Декалога, разумеется, исполняли. Но, оказывается, для Царства этого мало. И речь идёт не о требованиях, специально завышенных для того, чтобы быть «святее всех». Просто в этом мире наше духовное качество и состояние определяют наши поступки, а в Царстве — наши намерения. Можно было бы сказать, что в нашем падшем мире мы являемся тем, что мы делаем, а в Царстве станем тем, чего желаем. И если, ненавидя кого-то, мы воздерживаемся от убийства ради Бога, для нашего падшего мира это серьёзное духовное достижение. Но для Царства это провал. А столь высоко поднятая Иисусом духовная планка нужна для того, чтобы уберечь нас от такого провала.

Иисус учит, «как власть имеющий», определенно выводя грех из сферы поступков в сферу помыслов. А для нас это совсем круто: мы еще можем как-то проконтролировать свом поступки, но мысли... Это все равно что «не думать о белой обезьяне» (помните старую сказку о том, что в некоторой ситуации можно было получить исполнение всех желаний, если только в самый ответственный момент не думать о белой обезьяне?) Но ведь мы можем не думать о белой обезьяне — если только думать о ком-то другом! Можно не грешить помыслами, если думать о Ком-то Безгрешном, Кто праведен и истинен. А когда мы думаем о ком-то постоянно? — Когда любим его, вот и весь секрет.

Первое же приходящее на ум свойство соли, с которой Христос сравнил Своих учеников, — способность хранить любое вещество от гниения, спутника смерти. Мы также знаем, что для изменения вкуса большой порции пищи нужно совсем небольшое количество соли, и значит, даже оставаясь в меньшинстве, христиане могут положительно воздействовать на весь мир. Но дело не только в этих качествах соли, не изменившихся за века: слушатели нагорной проповеди знали и соблюдали связанные с солью древние обычаи. Ведь соль была символом верности, совместное вкушение соли скрепляло союз крепче клятвы и было знаком нерасторжимой дружбы. Значит, и ученики Христа призваны быть такими же носителями правды и примирения в раздираемом враждой мире.

Он также назвал учеников светом миру, и это поразительно, ведь в другой раз Он назвал так Самого Себя ( Ин. 8:12, 9:5). Здесь одно из первых указаний, на какую высоту Он хочет поднять тех, кто доверился и пошёл за Ним! Да, Он пришёл не для того, чтобы втоптать нас в грязь Своим величием, но чтобы вытащить и очистить от грязи.

И закономерно, но для многих до сих пор неожиданно, Он начинает подчёркивать соответствие Своих действий закону. Ведь сегодня многим трудно соединить то, что принёс в мир Христос, с положениями ветхозаветного законодательства. Но то, что кому-то показалось новшеством, раскрывало именно то, что уже было заложено издревле.

Говоря о необходимости превзойти праведность книжников и фарисеев, Иисус раскрывает, что мотивация действий и диктующее их состояние души не менее важны, чем сами действия. Ведь если к убийству ведёт ненависть, значит ненависть — это уже начало убийства. И как ни важно срубить под корень разросшееся ядовитое дерево, ещё важнее не допустить его произрастания.