8 Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. 9 Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; 10 когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. 11 Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. 12 Теперь мы видим как бы сквозь
тусклое
стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. 13 А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше. |
Очень трудно говорить о таких «отвлеченных» понятиях, да еще и сравнивать их. С некоторой долей условности можно попробовать так: в обычном словоупотреблении вера и надежда описывают наше отношение к фактам, причем вера — к таким фактам, которые «уже есть» (я верю, что Бог есть, что Он благ, что Он сотворил мир, что мир Им устроен так-то, что Он отдал Сына Своего единородного...), а надежда — к тем фактам, которые «еще впереди» (я надеюсь на спасение, воскресение из мертвых, жизнь вечную...). Но иногда эти слова используются, чтобы выразить наше отношение к другой личности: вера как доверие Богу, надежда как упование на Него. Из этого же ряда и слово «любовь» — оно о наших отношениях с кем-то другим. Но это слово и впрямь «больше», чем вера и надежда, потому что любовь означает полноту отношений и, конечно, включает в себя и доверие, и упование.
8 Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. 9 Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; 10 когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. 11 Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. 12 Теперь мы видим как бы сквозь
тусклое
стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. 13 А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше. |
Любовь для Павла является, несомненно, основой всех отношений, связывающих людей, живущих в Царстве, с Богом и друг с другом. Потому-то она и остаётся актуальной даже тогда, когда всё остальное таковым быть перестаёт (ст. 8). Но апостол говорит не просто о жизни в Царстве. Он явно имеет в виду некую полноту самого Царства, так сказать, полноту полноты. Все духовные дары, которые Павел описывал так ярко ещё совсем недавно, теперь исчезают, растворяясь в любви. Апостол даёт этому вполне однозначное объяснение: все дары, которые мы можем иметь сегодня, ещё далеки от полноты той любви, которой пронизано Царство, и потому временны (ст. 9 – 10). Неполнота же связана с нашим собственным духовным состоянием: с точки зрения той полноты жизни, которая станет возможной в Царстве, раскрывшемся до конца, мы ещё дети, имеющие о жизни Царства лишь самые общие представления и сделавшие в ней только первые шаги (ст. 11).
Как видно, для Павла духовный путь отдельных людей, живущих в Царстве, неотделим от истории самого Царства. Духовное взросление христиан для него неотделимо от становления Царства и его развития в нашем, преображающемся, но ещё не до конца преображённом мире. Реалии Царства воспринимаются сегодня с трудом не только потому, что наши глаза ещё не развились достаточно, чтобы видеть объекты духовного мира отчётливо, но и потому, что сами эти реалии ещё не вполне оформились и не до конца раскрылись (ст. 12). Но полное раскрытие Царства произойдёт лишь в конце времён с возвращением Спасителя. А пока любовь Царства, которую мы можем пережить лишь отчасти, соединяется с верой в то, что настанет день, когда она будет явлена миру во всей полноте, и надеждой на то, что и мы сами тоже станем частью этой полноты (ст. 13).
8 Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. |
Павел говорит о любви как о чём-то таком, что только одно и существует вечно и в вечности, превосходя в этом отношении всё остальное. Слова Павла здесь очень напоминают другие — слова Самого Иисуса о любви как о новой заповеди.
Казалось бы, ничего нового в любви нет: ведь ещё до прихода Мессии знатокам Торы было известно, что вся суть Торы сводится к двум заповедям: заповеди о любви к Богу и заповеди о любви к ближнему. Однако наличие любви не отменяло всего остального, что могло присутствовать в жизни человека и в его отношениях с Богом и с другими людьми. А Иисус между тем называет любовь новой заповедью, и Павел, как бы продолжая мысль Учителя, говорит о любви как о чём-то превосходящем всё мыслимое, что может быть связано с человеческим существованием в Царстве.
Как видно, со Христом в мир вошло что-то новое, связанное с любовью. В самом деле: прежде, до прихода Мессии, любовь была в первую очередь отношением, связывающим человека с Богом и с другими людьми. Она была той интенцией, на которой такие отношения держались. Само же пространство отношений оставалось природным, психическим. В Царстве всё иначе: там любовь становится пространством отношений. Средой, внутри которой существуют все отношения: с Богом, со Христом, с другими людьми.
Дыхание Царства, охватывающее человека, становится для него средой любви. А ведь в конце времён, когда Царством вновь, как в первый день творения, станет весь мир, это дыхание охватит всё, окажется единственно возможной средой, в которой будет существовать обновлённая природа. Вот тогда и любовь станет единственной реальностью всех человеческих поступков, всех отношений и вообще всей жизни. О чём, собственно, и напоминает апостол, говоря, что без любви всё остальное теряет смысл. Ведь тогда оно останется вне Царства, а значит, вне Божьего мира.
12 Теперь мы видим как бы сквозь
тусклое
стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. |
Слова Павла о том, что реалии духовного мира в нашем нынешнем состоянии мы видим, подобно тусклому отражению в запылённом зеркале, перекликаются с мыслями некоторых философов языческого мира. И в первую очередь вспоминается, конечно же, Платон с его образом пещеры и теней на её стенах.
Но ведь апостол говорит не о непреображённом мире, откуда духовная реальность после грехопадения действительно если и различима, то с трудом, а о Царстве и его жизни, в которой подобного рода неясности, вроде бы, места быть не может и не должно: ведь Царство по самой своей природе «не от мира сего», оно целиком принадлежит духовному миру, или, точнее, оно само и есть духовный мир, по крайней мере, в том его измерении, которым он соприкасается с человеком.
И всё же жители Царства на нынешнем этапе его истории ещё не преображены полностью, ещё не обладают в полноте той новой природой, без которой стать жителем Царства невозможно. Это неудивительно: ведь и Царство ещё не раскрылось миру до конца, во всей своей полноте. Мы живём в переходную эпоху, в эпоху наступающего Царства. И если мы христиане, духовная судьба каждого из нас связана с историей Царства.
Павел прекрасно это понимает: он знает, что его собственный духовный путь завершится не в день его смерти, а в день возвращения Спасителя, в день полного и окончательного торжества того Царства, свидетельству о котором он посвятил всю жизнь. А до этого дня каждый христианин, подобно апостолу, живёт на границе двух миров, которая искажает восприятие реалий духовного мира. Конечно, здесь не то, что у Платона, ведь в Платоновой пещере, кроме теней, вообще ничего не увидишь. С той границы миров, где приходится сегодня жить каждому христианину, Царство видно так же, как виден оттуда непреображённый мир.
Вот только до полного преображения собственной физической природы каждый из живущих на земле видит Царство таким же искажённым, каким видит человек без специальных очков или маски подводный мир: как наше физическое зрение не приспособлено для адекватного восприятия подводного мира, так же наше духовное зрение не приспособлено (и до полного нашего преображения не может быть приспособлено) для адекватного восприятия Царства. Но это не так страшно: ведь Бог ведёт каждого с учётом такого рода особенностей восприятия. Главное — слушать Его, не полагаясь полностью на собственное духовное зрение, склонное к аберрациям.
12 Теперь мы видим как бы сквозь
тусклое
стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. |
Признать за собой «знание отчасти», «видение через тусклое стекло» - упражнение на каждый день. Какими бы ясными ни виделись нам очевидные вещи, мы не можем сказать себе, что достигли совершенного знания, поняли замысел в его полноте, осознали, в чем смысл. Время, как одна из составляющих частей нашего существования, во все вносит свои коррективы. То, что вчера казалось нам точкой, сегодня станет прямой, но уже завтра окажется плоской фигурой. Еще через некоторое время окажется, что это всего лишь тень, потом мы увидим объем, форму и цвет, затем осознаем, что предмет движется и изменяется. Так мы познаем мир и живущее в нем. Так же постепенно Господь открывает нам и Себя. Как бы сегодня нам ни казалось законченным и полным открытое нам знание, это всего лишь бледная тень того, что мы познаем даже не тогда, когда стекло станет чистым - когда окно распахнется и мы увидим Того, Кто призвал нас в чудный Свой Свет, Того, Кто выше любого знания, потому что Он есть Истина.
13 А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше. |
Вера, надежда, любовь — традиционная триада так называемых в Средние века «богословских» добродетелей, которые, как считалось, свойственны только христианам, в отличие от добродетелей «языческих», которые, согласно тем же средневековым представлениям, свойственны всем людям, включая добродетельных язычников.
Павел, как видно, из трёх выделяет любовь, не отрицая, впрочем, того, что вера и надежда нераздельно с ней связаны. Так что же имеет в виду апостол? Можно, конечно, было бы объяснить всё одними особенностями духовного устройства человеческой личности. В самом деле, и доверие, и надежда всегда так или иначе связаны с теми отношениями, которые соединяют человека с Богом и с ближними.
Любовь, понимаемая так, как понимают это слово авторы библейских книг, и есть само отношение, вокруг которого строится всё остальное. Именно на любви основано всякое доверие, и только любовь позволяет надеяться на что бы то ни было, будь оно связано с Богом или с человеком. Но дело, наверное, всё же не только в этом. Все надежды христиан связаны так или иначе с Царством, с тем, что наступит день его полного и окончательного торжества, день последнего Суда и возвращения Спасителя. И вера всякого христианина тоже связана с Царством и с Тем, Кто принёс Царство в мир.
Когда наступит ожидаемый всеми христианами день завершения нынешнего этапа истории Царства, любовь перестанет быть только отношением, став той духовной средой, в которой будут отныне существовать все жители Царства. Ведь в Царстве любовь — духовная среда, внутри которой строятся все отношения, образующие его основу: отношения его жителей между собой, их отношения с Богом и с Иисусом, отношения Иисуса с Его небесным Отцом. И если вера и надежда в нынешней их форме принадлежат ещё отчасти непреображённому миру, до известной степени определяющему их форму, то любовь, явленная Самим Спасителем, та любовь, которую Он оставил Своим ученикам, уже теперь принадлежит Царству. Целиком и полностью.
Благодаря регистрации Вы можете подписаться на рассылку текстов любого из планов чтения Библии Мы планируем постепенно развивать возможности самостоятельной настройки сайта и другие дополнительные сервисы для зарегистрированных пользователей, так что советуем регистрироваться уже сейчас (разумеется, бесплатно). | ||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||