Мысли вслух на 1 Тим 5:1-16

Говоря об отношениях внутри церковной общины, Павел, разумеется, не случайно, уподобляет их отношениям семейным, напоминая Тимофею о том, что ко всем, кого ему приходится наставлять, нужно относиться так же, как к членам своей семьи (ст. 1 – 2). Конечно, речь здесь идёт, прежде всего, о той любви к ближнему, без которой невозможно исполнить Тору. Но было в наставлении апостола и нечто иное. Не случайно яхвистская традиция уже со времён Осии уподобляла отношения между Богом и Его народом отношениям семейным. Конечно, далеко не всегда отношения внутри семьи предполагают духовное основание, иначе не прозвучали бы известные слова Спасителя о домашних, оказывающихся человеку врагами. И всё же в нашем, ещё не преображённом мире именно естественные связи, соединяющие мужа с женой или детей с родителями, являются наиболее близким, хотя и природным, аналогом тех отношений, которые связывают людей в Царстве.

Конечно, это всего лишь подобие, но оно позволяет увидеть то основное свойство, которое отличает отношения Царства: их самоочевидность и безусловность. Домашних любят (если любят), как правило, не за какие-то их природные или духовные качества, а просто потому, что они «свои», здесь факт отношения, «свойственности» определяет всё и всё перевешивает. В нашем, ещё не преображённом мире такая природная любовь может побудить человека не только отбросить все социальные нормы, но даже нарушить заповедь, данную Богом. В Царстве, разумеется, такое невозможно, ведь у жителей Царства Тора написана в сердце; но безусловность отношения остаётся, оказываясь связанной уже не с ветхой, непреображённой человеческой природой, а с тем дыханием Божией любви, которым пронизано Царство.

Такими, по мысли Павла, должны быть и отношения внутри церковной общины, ведь Церковь для апостола — Царство, входящее в мир. Именно поэтому он так жёстко относится ко всякой возможности профанации этих отношений, в частности, когда дело касается церковных вдов («вдовиц»). Речь в данном случае, конечно, идёт не просто о вдовах – членах той или иной церковной общины. Речь идёт о вдовах, которые после смерти своих мужей добровольно отказывались от второго брака, который Церковь отнюдь не запрещала, и посвящали себя церковным служениям. Тут-то и таилась опасность профанации: вместо того, чтобы делать дело Божие, вдовы, особенно молодые, занимались чем угодно, но только не церковными служениями (ст. 11 – 13).

В таком случае, по словам апостола, честнее перед Богом и правильнее было бы вступить во второй брак, не играя в «духовность» и живя обычной семейной жизнью (ст. 14 – 15). Любую же попытку уклониться от семейных забот и обязанностей под «духовными» предлогами Павел, как видно, считает для вдовы неуместной (ст. 4 – 8). И дело тут не только в той ответственности, которую берёт на себя женщина, вступая в брак, и которая отнюдь не снимается с неё со смертью мужа. Дело, прежде всего, в том, что игра в «духовность» не имеет ничего общего с настоящей духовной жизнью, лишь отдаляя от Царства тех, кто его ищет.

Отношение к вдовам в Церкви в первохристианский период было совершенно особым. Конечно, вдова пользовалась особым покровительством и в Синагоге тоже, и Тора обращает особое внимание на защиту прав именно вдов и сирот. Оно и понятно: вдовы и сироты, зачастую лишённые поддержки своей семьи и своего рода, во всех отношениях оказывались наиболее уязвимы.

Но в Церкви, где отношение к браку было особым, и отношение к вдовам было тоже особым, хотя кое в чём оно напоминало традиционное синагогальное. Вдовы в Церкви пользовались особым вниманием и покровительством. Но для Церкви ещё к тому же вставал вопрос второго брака вдов, его целесообразности или, наоборот, нецелесообразности. Каждому верующему еврею было ясно, что, если вдова после смерти мужа имеет возможность выйти замуж снова, она должна это сделать: речь ведь идёт об исполнении заповеди, данной ещё первым людям: плодитесь и размножайтесь.

Семья поэтому для верующих евреев всегда была очень важна, семейная жизнь фактически считалась религиозной обязанностью, и добровольно от неё отказываться считалось странным и невозможным. И если вдова после смерти мужа получала возможность выйти замуж вторично, она, конечно, должна была ею воспользоваться. Но в Церкви на брак смотрели несколько иначе. С одной стороны, Церковь всегда видела в супружестве такую меру духовной полноты, которую можно было сравнить с духовной полнотой Церкви как тела Христова. Собственно, супружество и рассматривалось как привнесение церковной полноты в дом, в семейные отношения.

С другой стороны, именно поэтому Церковь прямо запрещала развод, кроме тех случаев, когда один из супругов оказывался виновен в прелюбодеянии — но в таком случае он автоматически отпадал и от Церкви, где развратникам не могло быть места по определению. А восприятие каждого супружества как абсолютно уникального ставило под вопрос не только развод, но и повторный брак в случае смерти одного из супругов. И многие вдовы поэтому находили себя в церковных служениях, уже не выходя замуж повторно, не стремясь ко второму браку. Но тут Павел советует Тимофею быть осторожным.

Церковь ведь всё же не запрещала второго брака для вдов, и, если вдова была молодой, она вполне могла использовать своё пребывание в церковных или околоцерковных кругах для поисков жениха, а не для служения. Или, того хуже, удовлетворяться своего рода эрзацем семейной жизни, находя его в общении с теми людьми, с которыми сводило её то служение, которое, казалось бы, она на себя приняла. От таких «служений» церковной общине не приходилось ждать ничего, кроме не слишком приятных недоразумений, чреватых возможным нарушением седьмой заповеди, о чём и предупреждает Павел Тимофея.